Витая ниточка рассказов о былом. Лилась. Соединилась в троезвучье. Существующей реальности. Неблагозвучно. Слишком высоко и резко извлекались ноты. Цеплялась крючьями мелодия. За сердце. Рвалась стремительнее дальше. За ней, украденные, волочились кровоточащие куски. Переход в небесно-синие мечты полуденной Звезды. Дразнящие. Коснись рукой. Возьми благословенье, что жалует Создатель. Лишь тебе...
Огонь по жилам вместо крови. Ломка. Жар. На подлокотниках устроенные руки. Сжаты. В кулаки с белесыми костяшками. Удерживают готовое сорваться с место тело. Делать! Бежать! Душе неймется. Не сидится. Да! Да! Три миллиона раз "да"! Он знает. Теперь он понял...
— Хватит! — строгий голос. Грохот отодвинутого кресла. Внимание приковано к Правителю, вступившему в единственное светлое пятно. Смущенный музыкант нелепо нервно теребит лацканы жемчужно-серого каи.
— Вы... вы недовольны исполнением? — дрожащий в воздухе вопрос. Мерцает сизым ощутимым дымом.
— Нет... — горячие объятия. — Спасибо! — порывисто. — Свет! — маги исполнили приказ.
— Вам всем... — Алиэртавель развел и схлопнул руки, — я докажу! Чего стою! Вы сожрете собственные языки на обед! Я отправляюсь на охоту. За Стихийником!
— Правитель?! — дотошный маг. "Излишне..."
— Что? Пойдешь со мной? — эльф схвачен за грудки. Приближен и небрежно стряхнут. — Червь... — Алиэртавель разглядел испуг в глазах невольного пленника. — Кто со мной? — он по очереди расстреливал приближенных взглядом из прищуренных глаз. И каждый отступал. — Храбрецы! А языками вы молоть горазды!
— Правитель, вы что, намерены выехать немедленно?! — и снова этот маг! — Одумайтесь!
— А когда? — эльф подошел к мужчине. — Ты смеешь возражать?! — неровно приподнятая бровь.
— Ннет... — маг юркнул за спасительные юбки.
— Так кто? — вопрос остался без ответа.
— Я подойду? — все расступились, открывая смельчака. Темноволосый альв. Расслабленно подпирающий колонну. Посланник. Неплохо... — И мой отряд, — он поклонился.
— В дорогу! — Аллиэртавель приблизился к линии полуобморочных сотворенных.
"Кто меня окружает... Те, кого ты сам возвысил... Вернусь с победой — вздерну всех!"
Аллиэртавель с садистским удовольствием растолкал приближенных в стороны. С размаху пнул массивные двери залы, приветливо распахнувшиеся в коридор. Главное, не слушать рвущееся вслед "сумасшедший" взамен напутствия и пожелания удачи...
"Неужели получилось?! Завистливый узурпатор власти низложен?! Растоптан?!" Сэллариона с недоверием уставилась на свое отражение. Так элементарно? Никто не заподозрил? Хотя, все настолько привыкли к выходкам супруга, что многие посчитают — завтра он вернется, переночевав в гостевом доме на окраине столицы, а они будут делать невинный вид. Слепых глухонемых.
Веселье. Выплеснулось звонким смехом. Летящим танцем. Под аккомпанемент сумбурных мыслей. Столкновений образов. Различной яркости. Важности и степени приоритета. Свободна! Одинока! Счастлива!
Такой нашел ее Кристейсен. Мужчина спешил отчитаться по проделанной работе, но опоздал — не требовалось. Женщина все знала, иначе бы не впала в розовое детство.
— Сэллариона! — он поймал пушинку, вихрем ленточного платья перемещающуюся по зале. Женщина задорно чмокнула любовника в нос и высвободилась:
— Тебе нравится белый цвет?
— Да... — немного опешил эльф.
— Отлично! — она увлекла его свой танец. — Его понадобится много...
— Ты о чем? — никак не разобраться беспомощному, преданному, словно пес, каро-ари.
— Пошить тебе церемониальную одежду. Ты — консорт! — женщина запрыгнула на эльфа. Так быстро, что он едва успел ее подхватить под бедра.
— Ты безумна... — прошептал Кристейсен. Удовлетворенно...
Малаиэрсан нагнал отряд альвов далеко за селиумом, под утро. Заботливо укутанный в два одеяла Правитель беспробудно спал. Пожелав ему сладких снов, эльф распорядился двигаться к побережью.
Острова морров. То же время.
Великая Мать сидела с низко опущенной головой на плоту, купая ноги в спокойном темном море. Длинные распущенные волосы облаком змеились по воде, привлекая снующих меж прядями мелких сверкающих рыбешек, приманенных моррами для освещения.
До островов осталось совсем чуть-чуть, как говорил провожатые. Или конвоиры... Чуточку быстрее бы, но тягловые рыбы не способны развивать большую скорость. Без привычной твердой почвы под босыми ногами дриаде было неуютно, а мертвые срубленные деревья привносили уныние и тоску по вечнозеленому лесу.
— Крусстишь? — из моря вынырнула голова Владыки Вод. Мужчина ухватился за поручни плота и рывком вытащил на поверхность мокрое блестящее тело. — Ты поссволишь коворить мысленно? — Инали кивнула. Она не будет ставить собеседника в неудобное положение. Тем более Амниса.
— Да... — запоздало ответила женщина на вопрос.
— Хочешь, чтобы вода смыла твое горе? Забрала с собой и растворила? — искривленная щель рта. Морр близко. Намек на эмоции, скрытые магией ментального общения, или же... выражение презрения! Намеренная или случайная демонстрация?
— Да...
— Она не поможет... — мужчина протянул руку и коснулся щеки хранительницы. — Перестань. Сколько можно проливать слезы? Вода и без того соленая. Я хотел бы помочь тебе, Инали... но не знаю, как... Что мне сделать для тебя? Могу раскрасить море тысячью огней... Могу заставить танцевать подводных жителей... Или... можно покататься на огромных волнах... Выбирай...
— Не знаешь, как? Предлагаешь развлечения?! Ты издеваешься?! — в голосе мелькнула искра гнева. — Ты не понимаешь! Не на твоих глазах ее убили! Не ты знаешь, что заслуженно, но не можешь смириться, как ни пытаешься! — пощечина вцепилась в лицо Владыки.
— Ты права. Не я... Не на моих... Но я бы не изменил своим принципам, вдруг оказавшись на твоем месте. Я бы забыл. Уже. Поступи так же. Перестань мучить себя, — Амнис не ответил на удар. Инали невменяема. Задача — привести ее в чувство, а не покалечить окончательно.
Женщина вскочила и, заломив руки на груди, отступила на шаг:
— Забыть? Смерть дочери? Да ты просто бездушен!!! — крикнула она в лицо морру. — Бездушен... — задрожала нижняя губа, выдавая намерение вновь залиться слезами.
Владыка сменил ипостась и ступил на плот:
— Если тебе будет угодно, Инали... — морр безразлично пожал плечами. К чему отрицать очевидное? Не ей ли знать его без чешуи*...
Он видел состояние Инали. Он поднимал свои воспоминания, до того, как выбрал равнодушие, но не почувствовал ничего. Лишний раз не дернулось сердце. Не образовалось шрама на душе. Маоры нет. Ну и что?! Отрезать плавники и удалиться отшельником во впадину на дне?!
— Как ты можешь так говорить? Ведь она была и твоей дочерью тоже! — дриада позабыла свой статус. Оставила на суше величавость. Плавность речи и движений. Перед лицом любимого мужчины. Просто женщина, нуждающаяся в сочувствии. Толике утешения ласковыми руками.
— Я не знал ее, а даже если бы и знал, то вряд ли что-то изменилось, — Амнис вытерпел град ударов маленькими кулачками после этих слов. Ввинчивающийся в чувствительные уши женский визг, пока Инали тряпкой обессилено не распласталась по дереву.
— А Маора всегда хотела знать, кто ее отец... В конце концов, это ее и погубило... — излом. Надрыв. В невзрачном шепоте колючих слов.
— Не смей перекладывать на мои плечи твою ответственность. Не ты ли так же взвыла от безысходности в Долине? Не ты ли в юном возрасте сбежала, куда глаза глядят, на берег моря? А кто просил тебя показать, представить, познакомить? Кто отказал?!— события далеких восходов, словно живые, предстали перед внутренним взглядом. — Ваши дочери — полные копии матерей! Жесткое традиционное воспитание вашей расы. Прямое наследование обязанностей и никаких свобод! Маора первая птичка... Помяни мое слово, Инали: вы или добровольно измените образ жизни, или вас заставят это сделать!
Дриада промолчала в ответ. Еще раз вздрогнули и опустились худенькие плечики. Ее лицо защищено от хлесткой истины — заперто ладонями. Плотно сжатыми. Вдавленными в кожу.
— Плачь... — Владыка обнял женщину, прижал к себе. — Давай по капле выдавливай боль из души, если считаешь, что для тебя это единственный путь к спасению. Бесись. Бей меня, Инали. Выплесни, что накипело. Вскрой гнойники, чтоб кожа поросла новой, здоровой чешуей...
Хранительница вскинула лицо с заплаканными щелочками глаз и с ненормальной решимостью дерзко объявила:
— Нет! Ты вернешь мне то, что я потеряла, — и женщина впилась в губы Владыки долгим поцелуем.
"А почему бы и нет..." — вихрем пронеслось в голове морра. Какое-никакое, а все же развлечение...
Примечания:
Знать без чешуи — одинаково нашему выражению "увидеть голым".
Глава 26 Двойная игра
Территория эльфов. Примерно то же время.
Ночь окутала селиум. Глухие окна гасили завывания ветра. Отчаянный скулеж дворовых псов, дергающихся на привязи. Они чувствовали. Они знали, в отличие от увлеченных вечерними заботами эльфов, что скоро останутся... Одни... И тосковали собаки. И горевали заранее. О загубленных жизнях. Псы выли в полную силу. Предупреждали об опасности, прилетевшей в город вместе с вьюгой, но лишь изредка раздраженный голос хозяев приказывал им. Заткнуться. Сворачивалось животное клубком, от обиды и злости, но не смело перечить разумным — тихо скулило в лапы...
А в домах остроухие делились впечатлениями о бродячих артистах. Кто посетил их представление. Кто не попал — слушал и завидовал. Чему? Восторженно отбитым ладоням. Шелушащимся от подбадривающего свиста губам. Облегченным на несколько монет кошелькам. Впечатлений. Масса. Рассказываемых с возбужденным подпрыгиванием. В лицах. С выплеском эмоций. Заново переживаемых. До последнего напитка за ужином. Материнского поцелуя на ночь. Сонно закрытых глаз и довольной улыбки на устах. Потухшего света в большинстве зал...
Она. Пришла. Позднее... Ступая узкими босыми ступнями по запорошенной снегом мостовой. Привлеченные, вились драгоценной россыпью вокруг Нее снежинки, среди покрывала абсолютной тьмы, стелющегося вслед за Девушкой. Вползающего в тонкие щели. Чуть-чуть приоткрытые окна. И присваивающего себе припозднившихся сотворенных среди каменных исполинов селиума. Обреченным незнакомцам никогда не добраться до дома, а их близким недолго осталось переживать и волноваться. Она заберет и их жизни тоже... Всех. Без разбора. Без оправданий. Скопом. Потому что она ищет. Среди тысяч мыслей, ярких звезд воспоминаний. Ответ. Зачем? Они все здесь...
Какая цель? Каждый восход совершать одни и те же действия. Погрязать в рутине. Оборачиваться в прошлое, провожая взглядом стремительно убегающее детство. Юность. Зрелость. Зачем?
Быстрым потоком проносятся картины поглощаемых жизней: счастливое супружество, предательство, вкус яда в чашке, пожар, щенок с отрубленным хвостом, разорение, крик младенца, цветы жасмина в детских ручках...
Она стояла с ослепшими глазами. Вот-вот, и среди частиц высосанных до дна душ мелькнет. Камень преткновения, о который рано или поздно все спотыкаются, но нет... Сплошной однообразный быт и суета сотворенных.
Оброненные спокойным тоном слова брата прочертили борозды в душе или что там у Нее вместо эфемерной, не поддающейся конкретному описанию субстанции... Девушка осмелилась засомневаться, а так ли Она права, как кажется? Незыблемо. Его незатухающие фразы молотом колотили по сознанию, нанося раны. Немного спустя поросшие коростой надуманностей, истекающие сукровицей недоверия. К себе. К прежним устоям, поддерживающим существование Разрушающей.
Нельзя было позволять себе расслабляться. Гонять по сотне кругов в голове одну и ту же мысль. Обсасывая ее, словно обглоданную мозговую косточку. "Ты ничем не отличаешься от них..." Девушка ожесточенно искала разницу. Глубинный смысл. Для чего они, и для чего Она? И не находила ничего, ибо сотворенные искали также: свою Нить, себя, богатство, власть, любовь... Им было мало, как и ей.
"Найти отличие от живых... страшно необходимо, иначе... Придется признать чужую правоту и согласиться. Уступить..."
Она ушла, оставив за спиной опустошенный селиум и завораживающую красоту ледяного царства. Не получив ответа на вопрос.
— В чем смысл жизни, Рогата? — спросила маленькая гномка пожилую кухарку бродячих артистов, отодвинув пустую тарелку.
— Что же, ты, деточка, — опешила женщина, — такие вопросы задаешь! Рано тебе еще о таком задумываться! Это старики пусть беззубые десна чешут, а ты просто поживи для начала. Супругом обзаведись, да детишек пяток нарожай. Глядишь, и поймешь, для чего жить надобно. Бабам, по крайней мере, — ухмыльнулась Рогата.
— Только в этом? Менять грязные пеленки? Просыпаться по ночам, вскакивать заполошно из-под бока храпящего мужа и нестись успокаивать голодного ребенка? Неужели этим можно быть довольной? — Касилла подперла пухленькие щеки руками.
— Ох, и дурная, ты. Глупая еще! — Рогата всплеснула руками в муке. — Посмотри туда, — она показала на соседний стол, где остались, в основном, мужчины, — Яков, Седрик, Ринар, Лионир и Ялт. Вот, для чего. Ради них стоит жить. Смотришь, какими ладными да пригожими они выросли — на душе теплеет. Хороших сыновей я воспитала для мира и тебе того же желаю, — женщина оттерла внезапно выступившую слезу.
— Но они же чужие тебе. Совершенно. Вас ничего не связывает. Вы разные люди... — девушка обняла колени и положила на них тонкий подбородок.
— Что же ты такое говоришь, девонька?! — кухарка ошеломленно присела на скамью. — Как так, чужие? Я их выносила, грудью выкормила, вырастила. Роднее них у меня никого нет. Душу свою на пять кусков разделила и все им отдала. Чужие...
— И? Что ты получила взамен для себя? — Касилла словно испытывала женщину. "Накричать хочется на малолетку неразумную, а жалко... Повзрослеет — поймет..."
— Взамен? — удивилась Рогата. — Когда отдаешь что-либо родным и близким или просто хорошим существам, то не нужно ждать, а хуже — требовать платы. Мир сам откликнется на искренность!
— Получается, ты живешь для других? В этом смысл твоего существования? — задала очередной вопрос гномка.
— Получается, так, — вздохнула кухарка.
В ее неприхотливой жизни такой разговор случился впервые. Застал врасплох. Она многое могла объяснить. Подсказать. Показать, как правильно делать. На пальцах рассказать деткам, что плохо, а чему стоит поучиться у старших. Каким советам внять, а где держать ушки на макушке и состроить хитрую мордочку. Касилла же обманчиво детским личиком, кажущейся невинностью смущала ее, задавая вопросы, присущие другому возрасту и другим людям. Более богатым. Не духовно, не опытом, но временем. Свободным от изнуряющей работы. Посвященным праздным размышлениям.
— А в чем смысл жизни твоих сыновей? — гномка продолжала гнуть свою линию в странной беседе.
