С самого начала войны Кайзер Вильгельм II запретил наносить какие-либо бомбовые удары или обстреливать Англию. Так как состоял в кровном родстве с британской королевской фамилией. Война, в которой солдаты убивали солдат противника, считалась делом вполне пристойным и даже благородным. Но стать изгоем в собственной семье из-за того, что снарядами и бомбами будут убиты английские женщины и дети... Пойти на это Кайзер отказывался. Но, в конце концов, под давлением высшего командования рейхсхеера, Вильгельм был вынужден разрешить бомбардировки и обстрелы Британских островов. Однако в телеграмме, которая поступила в главный штаб ВМФ под новый 1915 год, говорилось: Экипажам боевых кораблей, которые будут участвовать в набегах на английское побережье, а также цеппелинов, категорически запрещалось обстреливать и бомбить что-то кроме военных баз и объектов военного значения, судоверфей, доков, промышленных объектов, и заводов выпускающих военную продукцию.
19 января 1915 года можно считать днем рождения стратегической авиации. В этот день впервые в практике боевых действий немецкие цеппелины атаковали военные объекты в глубоком тылу врага, и не просто в тылу, а на территории Британских островов, ранее считавшихся абсолютно недоступными для нападения с моря или воздуха.
Лондон по-прежнему был исключен из разрешенного списка целей, и здесь на руку немцам сыграли французы. 20 июля французы произвели бомбардировочный налет на Карлсруэ. В этот день набожные немцы отмечали праздник тела Христова, и на улицах было много народу. Во время бомбардировки погибло сто десять и ранено сто двадцать три человека. Одна бомба угодила прямо на площадь, где погибло много детей. Реакция общественности была ужасной. По стране прокатилась волна ненависти к французам и, естественно, ко всем странам Антанты. Даже французские газеты отметили, что этот бесчеловечный акт "станет прелюдией к будущим кровавым кошмарам". Кайзер Вильгельм II умыл руки, и разрешение на любые бомбардировки было получено без всяких ограничений. Секретный меморандум Главного штаба недвусмысленно указывал: "Мы не должны отвергать ни один из способов поставить Англию на колени, каким бы фантастическим он не выглядел". Петер Штрассер, когда узнал эту новость, воскликнул. "Наконец-то наступил звездный час боевых дирижаблей!" То, чего не могли добиться закованные в броню эскадры линейных кораблей, сделает его дивизион "летающих сарделек". Он, лейтенант Штрассер, как древний галл, принесет войну на берега надменной Англии и заставит противника капитулировать в своем собственном логове. В отместку за бомбардировку Карлсруэ, Штрассер начал готовить дирижабли из своего дивизиона "летающих сарделек" к налету на Лондон. И когда всё было готово, налёт отменили. Хотя погода для проведения этого, как тогда говорилось "Налета возмездия", очень даже благоприятствовала своим восточным ветром. Вместо того чтобы лететь на Лондон, был получен приказ нанести удар по Гельсингфорсу. И этот налёт, как объявили, должен осуществиться в отместку за обстрел Мемеля. Но на самом деле он задумывался как превентивный бомбовый удар по русским кораблям в их главной базе. Немцы надеялись, если повезёт, таким вот способом на некоторое время вывести из строя какое-то количество тяжелых кораблей русского флота, желательно дредноутов. Так как в это время германский флот начал операцию по прорыву в Рижский залив, и появления их там или где-то у берегов самой Германии, как это было совсем недавно, было бы крайне нежелательно.
В этом налёте на русских решил поучаствовать и сам командир воздушной эскадры корветте-капитан Петер Штрассер, по прозвищу "сумасшедший лейтенант". Прозвище "сумасшедший лейтенант" укрепилось за Штрассером с легкой руки адмирала Тирпица. Однажды, доведенный до белого каления настойчивыми требованиями командира Дивизиона воздушных кораблей о постройке все новых и новых цеппелинов, адмирал Тирпиц обозвал неуемного аэронавта — "маньяком, возомнившим, что дирижабли лучше дредноутов". Раздражение адмирала понять было нетрудно — английский флот с успехом блокировал немецкий флот в гаванях. А Штрассер при каждом удобном случае, а если этому ещё и сопутствовал успешный рейд дирижаблей к английским берегам, напоминал флотскому начальству — "дирижабль способен преодолеть любую стену блокады, какой бы высокой она не была". Следует заметить, что хотя Штрассер и вызывал раздражение адмирала, но в словах командира дивизиона была изрядная доля истины. В начале войны флот Германии действительно переживал не лучшие времена, он был заперт в своих базах и не мог без опаски выйти в море. И поэтому главный штаб ВМФ настойчиво искал любые способы нанесения врагу как можно более чувствительных ударов. Поскольку традиционные методы ведения войны на море себя не оправдывали, в ход пошли довольно экзотические для того времени новинки техники, такие как подводные лодки, авиация и дирижабли которых раньше не было. И уже кое-какие положительные результаты их применения были.
Четыре цепеллина вылетели ещё засветло. Первоначально их курс пролегал на север, вдоль шведского побережья до Аландских островов. Полёт происходил на таком расстоянии, чтобы не было видно с берега невооружённым глазом. Штрассер рассчитывал появиться в районе островов в вечерних сумерках или темноте, а уж оттуда повернуть на восток, к северной точке входа в Финский залив. До островов долетели без происшествий, никто не отстал. Хотя несколько часов им приходилось бороться с противным боковым ветром, который норовил увести их с курса. Из-за этого курс приходилось корректировать посредством двигателей. Однако механизмы на всех четырёх цепеллинах работали без серьёзных поломок. И всё же ветер разбросал дирижабли относительно друг друга на несколько километров. Как только с командирского цеппелина увидели у самого горизонта россыпи островов, тут же последовал поворот на восток. Было известно, что на этих островах расположены русские наблюдательные посты и нужно пройти мимо них незамеченными. Хотя было маловероятно, что в опускающейся на море ночи, да на таком большом расстоянии их оттуда могли заметить. За своим флагманом повернули и остальные. Теперь оставалось пройти ещё около ста пятидесяти километров до первой линии русских дозоров. Сразу же после поворота Штрассер отдал приказ, так как в ночное время он оперативно командовать отрядом не сможет, так как визуальной видимости между воздушными кораблями не будет, а световыми ратьерными фонарями ночью пользоваться запрещено, то каждый командир цепеллина должен действовать самостоятельно. Дирижабли тут же стали увеличивать дистанцию между собой, чтобы ночью ненароком не протаранить друг друга.
С поворотом на восток, цепеллины попали в попутное течение ветра, так что у немцев появилась возможность для небольшой экономии топлива и сбережения моторесурса. Поэтому два мотора были выключены, а другая пара работала на малых оборотах для коррекции курса. За две-три мили до линии дозора русских кораблей и эту пару двигателей отключили. Так что дальше непрошеные гости летели, отдавшись воле ветра.
Примерно, в первом часу ночи первый из цепеллинов как тать незамеченным пересёк невидимую в темноте линию дозорных русских кораблей. Хотя с дирижабля был замечен какой-то отблеск света внизу, он продержался пару секунд и исчез. Возможно кто-то открыл иллюминатор или кто-то закурил на верхней палубе. За первым через какое-то время ещё два дирижабля благополучно проникли в Финский залив, в том числе и тот где находился командующий группой.
Ветер пока был ещё попутным, и это было на руку командиру отряда. Он намеревался незаметно подойти к главной базе русского флота и выполнить приказ Кайзера, отомстить этим варварам за их обстрел мирного города Мемель. После выполнения этого задания, можно будет нанести сокрушительный удар по Лондону. А сейчас у них другое задание, для выполнения которого каждый цепеллин нёс более тонны бомб. Из них, десять двадцатикилограммовых удушающих, по одной трехсоткилограммовой бомбе, специально предназначенных для удара по русским линейным кораблям. Остальной арсенал составлял из фугасных и зажигательных малокалиберных бомб, от трёх кило и до пятидесяти. Когда по расчётам штурмана до Гельсингфорса оставалось восемьдесят километров, пришлось задействовать все четыре двигателя, чтобы компенсировать снос с курса из-за перемены ветра.
Через час в утренней мгле на северо-востоке, показалось светлое пятно — это был город Гельсингфорс.
"Если бы не противный северо-западный ветер, который задул после полуночи, сейчас мы были бы над базой. Но нам предстоит не менее получаса туда лететь, а потом среди этих многочисленных островков разыскать линейные корабли. Это может отнять немало времени, и до рассвета уже недалеко", — рассуждал Штрассер. Через пятнадцать минут полёта, впереди стали появляться яркие вспышки и доносились раскаты грома. Кто-то из его подчиненных добрался сюда раньше его и теперь производит бомбардировку. Кто бы это ни был, он вышел точно на русскую базу.
II
Гельсингфорская побудка. Борт линкора "Полтава"
-Ваше Превосходительство проснитесь, да проснитесь же — услышал я взволнованный голос Качалова. Германские деряжабли прилетели, на корабли бомбы сбрасывают.
-Что?— и тут же вскакиваю с дивана, — какие такие держабли?
-Германский дирижабль над рейдом, Ваше Превосходительство — прозвучал возбужденный голос моего адъютанта.
Окончательно я проснулся от донесшегося до меня из раскрытого иллюминатора разрыва то ли бомбы, то ли снаряда. Потом ещё пара разрывов и довольно сильных. Непроизвольно глянул на иллюминатор, и отмечаю что за ним ещё темно, потом смотрю на хронометр. 4.16. Скоро рассвет. Про себя отметил, что поспать удалось три с половиной часа. Различаю трели боцманских свистков, — на линкоре объявили боевую тревогу. А потом до меня донесся топот сотен ботинок по трапам и палубам проснувшегося линкора.
Крепко же я заснул, даже не услышал первые разрывы бомб. Коря себя за глухоту, я быстро надел обувь, схватил мундир и выскочил из каюты. Надо быстрей на мостик и сниматься с якоря, по неподвижному кораблю очень удобно отбомбиться. Иначе эта сигара зависнет точно над палубой и вывалит весь груз на неё.
Выскакиваю на верхнюю палубу, задираю голову вверх, оглядываюсь — над нами никого. Ну, и где дирижабль, кого бомбят? — вопрос в пустоту.
И тут раздался мощный взрыв по правому борту. Резко оборачиваюсь на звук взрыва. В той стороне, примерно в шести кабельтов от нас расположена стоянка линкора "Гангут". На корме линкора что-то горит, можно сказать тлеет. У носовой надстройки, из под палубы вырываются клубы дыма и огонь. В районе второй дымовой трубы по палубе какой-то странный дым стелется, хотя по идее должен подниматься вверх. Неужели взрывом трубу повредило? Хотя не похоже. Из трубы же нормальный дым клубиться. Или у меня со зрением что-то, но мне кажется, что этот дым как бы стекает с палубы к воде. Ну, а в остальном с линкором, похоже, всё в порядке, чего не скажешь о стоящем под его бортом напротив носовой башни угольщике. Первой моей мыслью было — "Интересно, чем его так шандарахнули, или бомба попала в котёл. И двойной взрыв бомбы и котла вывернул кораблик наизнанку".
Угольщик оседал в воду носом, а над ним в воздух поднималось огромное облако угольной пыли выброшенной взрывом из его потрохов.
"Судя по последствиям и то, с какой скоростью тонет судно, бомбочка явно нехилая была. Кило под двести, как минимум, а то и более будет. Ага, а вот и гад! Ишь, завис паразит над линкором. Хотя нет, не висит".
Хорошо видно, что после сброса тяжелого груза дирижабль набирает высоту и это происходит явно против пожелания экипажа.
"А колбаса-то по размеру не уступает самому линкору. Однако, а эти-то фрицы не побоялись разлета осколков от бомб и перед атакой опустились довольно низко. Таким вот манёвром надеялись точно сбросить ту дуру, да промахнулись. Попади бомба в линкор и мог бы повторится тот самый случай, что случилось с "Маратом" в 1941 или того хуже... "Марат" из моего мира при рождении носил на борту имя "Гангут". А что тут сказать... Кедрову невероятно повезло — все эти мысли пронеслись у меня в голове.
Наблюдая за дирижаблем и линкором, увидел как на палубе и рядом с бортом "Гангута" серией разорвалось ещё несколько бомб, но значительно меньшего калибра. А также замечаю, что некоторые из них явно были фугасного действия, некоторые взорвались с яркой вспышкой, и потом в том месте начинало что-то гореть. А вот некоторые давали облако серо-желтого дыма без громкого взрыва. На палубе мечутся люди, некоторые прыгают за борт.
-Мать их, да они суки бомбят какой-то гадостью — вырвалось у меня. Так вот отчего мне этот дым не понравился. Те, что дают яркие вспышки это зажигательные бомбы, а вот вторые — точно с отравой. Вот из-за них-то и запаниковали матросики. Отчего Кедров сопли жует, не может остановить этот бедлам на линкоре. Да он своим бездействием корабль загубит. Сейчас эта сосиска назад сдаст и ещё чем-нибудь попотчует линкор, если там Кедров не наведет порядок и не организует какой-то отпор воздушному противнику. А у этой сосиски задний-то ход имеется — проскочила у меня мысль — или она может двигаться только носом вперёд? Если так, то чтобы развернуться этому исполину надо по большой дуге пройти. Тогда он и на нас выйти сможет. А если сосиска тут не одна.
Оглядываюсь в поисках угрозы сверху, не может быть, что только один к нам пожаловал. Где-то в пяти милях к югу от рейда замечаю в небе светлое пятно летящего в нашу сторону дирижабля.
"Ага, так и есть. Вон ещё одна сосиска сюда летит. Надо срочно сматываться отсюда, пока на голову фрицы большую бяку не скинули".
Бегу на мостик. Поднявшись туда — вижу, что Вяземский уже там.
-Срочно сниматься с якоря — в возбуждении кричу Вяземскому. Там ещё один незваный гость летит. Так что не будем дожидаться пока он прилетит сюда, да скинет нам на голову нечто наподобие того что отправило на дно угольщик. Сколько у нас котлов под парами?
-Второе котельное в рабочем состоянии, шесть котлов под парами, можем через пятнадцать минут и первое котельное запустить.
-Времени нет. На ходу будем разводить. Срочно оповестить все корабли отряда — Незамедлительно всем сниматься с якоря и выходить в море.
Вяземский быстро отдавал приказы. Через пять минут заработали шпили, вытягивая якоря, а в машинном отделении ожидали приказа с мостика, чтоб дать ход.
Вновь обращаюсь к Вяземскому — Сергей Сергеевич, ты обратил внимание на то, какие бомбы применяют германцы против наших кораблей.
-Видел! Это просто ужас какой-то. Угольщик за пять минут ушел на дно. С него мало кто спасся. Да упокоятся их души. — И Вяземский троекратно перекрестился. По-моему та бомба, что его утопила, была весом не менее пятнадцати пудов, а взрыв был как от фугасного двенадцатидюймового снаряда. И попади такая в "Гангут", я даже не берусь предположить, какие последствия после этого ожидали линкор.
