Но самым сложным вопросом стало отсутствие в Севастополе достаточно больших запасов свинца. Казалось бы, мелочь, притом, что стреляют тысячи ружей именно пулями из свинца, зачастую отливаемыми солдатами самостоятельно. Таки нет! Еще до прибытия в город Сибирской бригады солдаты ходили 'по ягоду', подбирали выпущенные союзниками пули, потому что нечем было стрелять.
Продолжалось это до тех пор, пока Нахимов категорически не запретил это занятие из-за больших потерь. Сначала французы аплодировали отважным сборщикам, потом начали стрелять. А стреляли они хорошо, много людей было убито и ранено. Сданные по три рубля за пуд собранные пули позволили, тем не менее, нормализовать на некоторое время положение.
Для каждой мины в качестве груза, удерживающего щеколду вьюшки, требовалось тридцать фунтов свинца. Задача стояла в изготовлении не менее дюжины мин, а ведь при литье грузов свинца потребуется больше тридцати фунтов, свинец при плавлении выгорает, и естественно в тигель надо закладывать большее количество металла, чем будет в готовом изделии.
Оставив на потом решение этого сложного вопроса, Колмогоров занялся вместе со своими помощниками разработкой конструкции 'адской машины'. Если 'парашюты' для замедления спуска якоря мины быстро решили делать из медных листов, то вот с конструкцией самого якоря пришлось повозиться. Инженер производил расчеты подъемной силы корпуса мины прапорщик Трегубов, сидел рядом с ним и тщательно вычерчивал конструкцию якоря, пришедший капитан Коростылев высчитывал, сколько потребуется пироксилиновых шашек, чтобы заменить пуд и двадцать четыре фунта пороха, для надежного проделывания дыры в борту вражеского корабля.
Прикомандированный распоряжением Нахимова к 'конструкторскому бюро' лейтенант девятого флотского экипажа Оскар Карлович фон Кремер, прозванный 'флагманским минером', отвечал на вопросы, периодически задаваемые то Колмогоровым, то Коростылевым.
— Какова может быть осадка французского линейного корабля? И какова глубина Камышевой бухты? — Интересовался инженер, которому необходимо было высчитать длину минрепа.
— Я думаю, что осадка у "французов" ничуть не меньше, чем у 'Константина' или 'Апостолов'.
— Но сколько это?
— Ах да! Вы же береговые, осадка в полном грузу — три с половиной сажени. А глубина бухты от десяти до двадцати саженей.
— Хорошо! А скажите, Оскар Карлович, найдется в Севастополе хорошо просмоленный канат? Ведь металлических тросов нет?
— Тросов нет, а канат — отчего же не найтись, найдется.
— Хорошо просмоленный?
— Если на ваш взгляд, Павел Матвеевич, он будет недостаточно просмолен, то, я думаю, найдется способ довести его до нужного Вам состояния, — улыбаясь, сказал лейтенант и тут же обратился к Коростылеву: — Простите, господин капитан, что Вы хотели узнать?
— Какова толщина борта и днища у парусного линкора?
— От шестнадцати дюймов. Может доходить и до двадцати.
— Спасибо, — поблагодарил капитан и углубился в расчеты.
Фон Кремер в свою очередь решил задать вопрос саперу.
— Господин капитан, а почему Вы сказали именно парусный линкор?
Ответ капитана, с его скромными познаниями о конструкции и устройстве военных кораблей конца девятнадцатого — начала двадцатого веков, вызвал шквал вопросов со стороны морского офицера.
Постепенно в разговор вступили и другие члены команды Колмогорова и он сам. Обсуждению подвергались конструкции различных типов военных кораблей. Упоминания об эсминцах, их предшественниках миноносцах и контрминоносцах произвели на фон Кремера, убежденного артиллериста, гнетущее впечатление. Восторженный поклонник артиллерийского огня, был самым настоящим образом расстроен.
— Куда идет мир? Вместо честного боя, одним выстрелом вашей самодвижущейся мины можно утопить сильнейший корабль. Вместо честного противостояния, победы за счет лучшей выучки артиллеристов, подлый удар под водой!
После этой тирады, Борис Трегубов вспомнил об английских крейсерах, которые утопила одна германская подводная лодка.
— 'Абукир', 'Кресси' и ... черт, забыл!
— 'Хог'! — Подсказал кто-то.
— Точно, 'Хог'!
Рассказ о подводных лодках и их возможностях перешел в описание морских сражений, случившихся после Синопа. Хотя Колмогоров и распорядился о продолжении работы, то один, то другой офицер украдкой описывал фон Кремеру печальную судьбу 'Ретвизана', 'Владимра Мономаха', 'Рюрика'. Лейтенант только горестно вздыхал.
* * *
После оглушительно громкой победы у Черной речки, когда в Севастополь пришел обоз с трофейным оружием и боеприпасами, притом, что Севский пехотный полк был полностью перевооружен трофейными штуцерами и снабжен запасом пуль Минье из запасов союзников, вопрос о недостатке свинца был мгновенно решен. Свинца в слитках и в готовых пулях было столько, что затруднения с материалом для изготовлением грузов для мин были устранены. Как сказал Саша Трегубов, 'союзники сами себе роют яму'.
* * *
Михаил Ряполов и кузнец Лазаревского адмиралтейства Макар Смагин на двух наковальнях выделывали части минного якоря. Произвести отливку из чугуна возможности не было, поэтому инженер Колмогоров решил остановиться на сборной конструкции, использовав в качестве утяжеляющих элементов французские и английские ядра, не подходящие по калибру к русским орудиям. Вес мины предполагался достаточно большой, и сейчас инженер вместе с лейтенантом фон Кремером обсуждал способ постановки минного заграждения.
Предложение капитана Степанова об установке мотора, снятого с автомобиля, на ялик, с помощью которого предполагалось отбуксировать плоты с минами поближе к Камышевой бухте, Оскар Карлович забраковал.
— Только на веслах, тихо подойдем в новолуние и с божьей помощью запрем супостата в бухте. И не надо никаких лебедок, подберем матросов посильнее, есть, знаете ли, Павел Матвеевич, такие богатыри, что руками мину столкнут и не нашумят.
— Так ведь наверняка у них какая-никакая брандвахта имеется! Надо все быстро сделать! — Пытался возражать инженер.
— Ничего, в новолуние темно, а прожекторов, про которые Вы рассказывали, у союзников еще нет. Управимся!
— Ваши слова да богу в уши!
— Все будет хорошо! Пойдемте к Павлу Степановичу, он со мной согласится и даст команду подобрать "минный экипаж".
— Идемте, "флагманский минер". — Не удержался от шпильки Колмогоров.
Глава 31. На приморском фланге II.
Капитан Степанов убедился, что не зря взял с собой двух унтер-офицеров из Заамурского пограничного округа. Старший унтер-офицер, Коротких, из сибиряков, пришел на службу в ОКЖ после того, как успел побывать в японском плену. В несчастном бою на Путиловской сопке, его раненого утащили к себе японцы.
После его подвигов со штыком и прикладом, старавшиеся показать свою цивилизованность японцы, за поведение в бою признали его истинным самураем. Обращались с пленным очень хорошо. Прооперировали еще на материке и переправили тогда еще младшего унтер-офицера в числе других пленных к себе на острова.
Поместили Коротких в лагерь военнопленных близ Нагасаки, в барак с ранеными и больными. Впрочем, долго он там не задержался. Режим содержания был довольно мягким, если пленный хотел иметь деньги, добро пожаловать в помощь крестьянам.
Петр Афиногенович быстро сошелся с местным населением, он охотно работал на рисовых полях и столярничал, стал вызывать уважение у крестьян своим отношением к работе. Природная любознательность и умение впитывать знания, позволили ему в минимальной степени освоить язык и культуру японского народа. Через некоторое время, заметив как крестьяне, с которыми он работал бок обок, делают некоторые упражнения, он поинтересовался и стал полноправным участником сначала занятий на открытом воздухе, потом, его стали посвящать и в возможность противостояния открытой руки, руке вооруженной.
Больших высот в освоении японской борьбы Петр Афиногенович не достиг, но и то, что он затвердил в своей памяти, позволило ему, уже служа на КВЖД, выйти несколько раз из достаточно сложных положений с честью.
Капитан Степанов, которого он очень уважал за его попытки сначала прекратить воровство, а затем и увидев его в деле, попросил составить, как он выразился , 'ему компанию' в командировке на германский фронт. Сейчас, выполняя задание командира, Коротких, натаскивал отобранных Степановым людей из Севастопольского гарнизона.
Задача была простая, утащить из лагеря союзников офицера. Тут пригодилось и то, что старший унтер-офицер проделывал это иной раз на КВЖД с хунхузами. Во всяком случае, захват и допрос в 'полевых условиях', как говаривал Степанов, с целью добычи сведений были очень похожи. В качестве переводчика к группе был прикомандирован мичман Рокотов, как и практически все дворяне знавший французский язык, вызвавшийся добровольцем. Его наскоро обучили перемещаться по местности бесшумно, переобув в войлочные туфли с мягкими кожаными подметками и переодев в бесформенную 'хламиду'.
Сейчас, под покровом ночи, группа просочилась во французский лагерь на берегу Камышевой бухты и высматривала офицера. Но не простого офицера, пришедшего в театр, который построили в городке Камьеш, а знающего, информированного офицера.
Ожидание увенчалось успехом, и капитан Жером Корне, служивший в штабе командующего французским контингентом был благополучно схвачен, коротко допрошен прямо на месте и уволочен в тыл русских позиций.
Результаты допросов капитана Корне, того, что происходил прямо в глубине французских позиций, и того, что уже более обстоятельно провел капитан Степанов в глубине русских, недвусмысленно говорили о том, что на днях придут к Севастополю французские плавучие бронированные батареи. Борта, покрытые кованными железными плитами, позволят им не бояться русских ядер. Якобы проведенные в Марселе испытания, дают полную уверенность в неуязвимости.
Сведениями, полученными от француза, Леонид Михайлович, поделился с подполковником Марковым, который вместе со своими шестидюймовками, разместился согласно приказу на десятой батарее.
Лихорадочная работа расчетов и приданных артиллеристам солдат и матросов из состава гарнизона, последовавшая за сообщением капитана Степанова о прибытии броненосцев к Севастополю, позволила отрыть глубокие артиллерийские окопы с аппарелями для размещения орудий согласно уставных требований для ведения огня с закрытых позиций.
Наблюдательный пункт, был именно там, где его и планировал прапорщик Руденко, на самом обрыве. Сейчас, связисты прокладывали совсем недлинный провод для связи с огневой.
Адмирал Нахимов, извещенный о планах союзников обстрелять и подавить Александровскую и Михайловскую батареи, был очень встревожен. Помня рассказ потомков о том, как расправились интервенты с крепостью Кинбурн, он сам прибыл на десятую батарею. Работа кипела полным ходом, расчеты закатывали стасемедистипудовые гаубицы в окопы. Кроме огневой позиции, оборудовались окопы стрелковой роты. Для двух 'максимов', которые выделил подполковник Ремезов, оставшийся в Севастополе старшим начальником над 'сибирскими' стрелками, рыли основные и запасные позиции на флангах. Атака десятой батареи со стороны французов была маловероятна, но Ремезов, хотел исключить любые поползновения врага в этом направлении.
Работали все, рядом с солдатами шестнадцатого года были их предки, солдаты, матросы, были и офицеры, снявшие свои мундиры с эполетами и галунными погонами. Быстрее, быстрее! Надо приготовиться. Многие, конечно в большинстве офицеры, удивлялись такому оборонительному строительству, которое было не над поверхностью, а наоборот вгрызалось вниз, но железная воля командира первого батальона 'сибиряков' оставляла мало выбора.
Нахимов, убедившись, что все возможные меры уже приняты, вместе с адъютантом уехал осматривать другие участки.
* * *
Прапорщик Петя Руденко не хотел оставаться в стороне, но его рвение было остановлено командиром. Так, как капитан Субботин, был откомандирован под Инкерман, его обязанности, старшего на батарее, подполковник Марков возложил на Петю.
— Рытье окопов для орудий совсем не входит в обязанности офицеров, и не надо поддаваться чувству причастности к общему делу, — нравоучительно говорил подполковник, — давайте лучше повторим, ваши обязанности как старшего офицера на батарее.
— Обязанности я знаю, а оставаться в стороне как-то совесть не позволяет.
— Юноша, я еще под Инкерманом заметил, что вы очень привержены к труду землекопа, а зря!
— Но ведь ...
— Вы офицер, неужели Вас в училище не просветили, что копать и выполнять другую неквалифицированную работу, должны солдаты? Или с началом войны так изменились воззрения в нашем родном Михайловском артиллерийском?
— Нет, конечно, но я думал, что если даже наводчики ...
— Пусть все остальные вгрызаются в землю, а мы давайте подумаем о том, что предстоит завтра, то есть, о бое с французскими бронированными батареями. В этом наша обязанность, и наша забота. Значит, обязанности помните?
— Так точно, господин подполковник!
— Очень хорошо! Доложите в таком случае кто таков старший офицер на батарее? — с ехидцей задал вопрос Алексей Филиппович.
— Старший офицер батареи является заместителем командира батареи и управляет орудиями батареи. Он отвечает за состояние и боевую готовность орудий батареи, подготовку, организацию их стрельбы и успешное выполнение ими боевых задач.
— Неплохо! Неплохо! А в каком состоянии наши 'носороги'?
— Виноват! Я еще ...
— Так, дальше, что он обязан при подготовке к бою?
— Уяснить полученную задачу и оценить обстановку; поставить задачи подчиненным; выбрать огневые позиции и провести их топографическую привязку; подготовить орудия и передки, огниеприпасы, средства связи и управления, лошадей к выполнению задач.
— Вы все это выполнили, прапорщик?
— Я думал заняться этим после того как будут отрыты окопы.
— Нет, все это надо делать вместо того, чтобы махать заступом. Но Вы не закончили, продолжайте.
— Пополнить запасы , развернуть батарею на огневой позиции; организовать непосредственное охранение; руководить инженерным оборудованием огневых позиций...
— Вот! Руководить! А, Вы?
— Виноват, господин подполковник! — отчаянно покраснев от полученной выволочки, смутился прапорщик.
— Без чинов, юноша. Беда с Вами! То, Вы, собираетесь дуэлировать, то вместо солдата копать, но ничего, я из Вас сделаю офицера-артиллериста. Последние пункты?
— Проверить готовность орудий к выполнению огневых задач и доложить
командиру батареи о готовности к открытию огня.
— Вот именно! Идите и займитесь делом, обязанности в бою, спрошу позже.
Слушаюсь, Алексей Филиппович.
* * *
Шум, раздавшийся поблизости, разбудил Петю. Открыв глаза, он увидел правящего бритву подполковника Маркова, с которым он обитал в одном блиндаже.
— Проснулись, юноша?
— Да, Алексей Филиппович.
— Вставайте да не забудьте чистое одеть.
— Почему?
— А Вы посмотрите в дальномер, который нам выделил фон Шведе, меньше вопросов будете задавать...
