Адвокат мёртвых

— Почему? — уловил звериной интуиций Кирилл, что это — самое главное, это и есть то, что заставило Алису вернуться.

— Проклятье. На тебе проклятье, Кир. То, что я была рядом, разделила его с тобой, дало тебе возможность выиграть время. Но ... не стерло это проклятье, не уничтожило его. И ты умрешь, как умирали все призрачные медиумы. Ты умрешь через несколько лет, вместе со всей своей семьей. На этом ваш род прервется. А я ничего... совсем ничего не смогу сделать, как бы ты ни был для меня важен и близок. Прости меня... прости меня... Прости меня, Кирилл!

Глава 26. Призрачный медиум.

Как же беспечны люди. Как безоговорочно и легко они верят сказанному, как наивно и беспечно они заигрывают с Гранью и тем, что обитает по её сторону, даже не догадываясь, по какой опасной черте ходят. Не задумываются вообще ни о чём и раз за разом наступают на одни и те же грабли.

В восхитительной и отвратительной вере люди открывают в мир дорогу тому, что лучше бы оставалось спящим, а лучше и вообще никогда бы не существовало. Официальная наука десятки раз на всех религиозных монументах поклянётся, что ни-ни, ничего подобного нет и быть не может, а люди приоткрывают окошечки и щелочки и впускают нечто в свою жизнь.

Сглазы, заговоры, проклятья.

Магия вуду и чёрная магия.

Отвороты, привороты.

И ледяной ад, бездна для тех, кто знает. Вышедшее из-за грани, так легко обратно не возвращается. Оно собирает свою жатву, столько — сколько нужно, столько, сколько потребуется для того, чтобы его насытить.

В серых коробках бездушных городов люди теряют огни своей яркой души, теряют свою индивидуальность, растворяются в пустоте. И для того, чтобы загнать нечто туда, откуда оно пришло — нужно всё больше и больше силы. Всё больше жертв!

Среди всего того, что не стоит вспоминать и призывать по ночам есть отдельная категория — проклятья. Жуткие и не очень, спонтанные и подготовленные. Проклятья — часть исконно людской магии, той, что ещё бродит в жилах некоторых, той, которая ещё иногда вырывается в словах, напитанной силой.

Той магии, в которую сами люди перестали верить, предпочтя заигрывать с потусторонней Гранью и её обитателями.

Алиску трясло, колотило, и Кирилл, преодолевая её сопротивление, обнял, прижал свою призрачную девочку к себе. Своё зазеркальное, нереальное, несуществующее счастье.

— Лисёнок... Лиска-Алиска, успокойся. Не понимаю ни слова!

Но говорить Алиса не могла, как заведенная повторяла только одно "прости".

Среди всего того, чему она его уже учила, было и то, как вернуть спокойствие и адекватность призрачной братии. Кирилл думал, что забыл — но слова легли на язык, как будто и не забывались, не уходили, не пропадали.

Она успокоилась, не то взяла себя в руки, не то помог простенький нашептанный на ухо заговор, но Алиса посмотрела твёрдо.

— А теперь, пояснение, — попросил мужчина, отстраняясь.

— Хорошо.

— И начни с того, что ты мне никогда не рассказывала. Начни со своего проклятья.

— Мне следовало понять, что ты догадаешься, — после небольшой заминки пробормотала девочка. — В конце концов, ты всегда был слишком понимающим. Да, — вскинула она гордо голову. — Я проклята. Правда, не таким проклятьем как ты. У тебя...

— Не про меня, Лиска-Алиска.

— Я должна была попробовать. Ты знаешь, что такое материнское проклятье?

— Ты объясняла. Исключительно неприятное и разрушительное воздействие на человека.

— Я была... нежелательным ребёнком портовой проститутки. Она... воспитывала меня. Недолго, правда. Била. Била. Не кормила. Одним словом, я была скорее брошенным котёнком... Долго. Она не знала, как меня использовать. Не видела во мне никакого прока. Пока кто-то очень умный не подсказал ей, что меня можно будет продать. Чистенькую куколку. Сделать из меня игрушку, и продать какому-нибудь богачу. Восемнадцатый век, тогда подобные развлечения были в ходу. И она, стареющая, решила, что да. Её тело, её красота увядали, а я была живым капиталом. Её взносом на бездетное будущее. Она, наконец, меня рассмотрела, увидела! Мелкая, я тогда не понимала, что происходит. Я считала, что мама меня любит. Мамочка... меня, наконец, любит... Я ничего не знала о её планах. Я верила в красивую сказку. Я хотела в неё верить. А потом мне исполнилось тринадцать лет, и в белом платье с кружевами, в белых туфельках и с завитыми в букли волосами меня доставили покупателю. Он... — голос девочки снова задрожал, но Кирилл положил руки на её плечи и сжал.

— Всё хорошо. Слышишь?

— Да... Я...

— Ты убила его.

— Да, — схватилась девочка за подсказку. — Да. Убила. А потом вернулась и убила её. Её предсмертное проклятье не имело конкретных слов. Она просто кричала "проклинаю", и этого было достаточно. Меня поймали спустя несколько часов в порту. Девочку в белом платье, с ног до головы покрытую кровью. Я тащила за собой мясницкий тесак. Меня даже убивать то не хотели. Стояли, смотрели и не знали, что со мной делать.

— Ты...

— Умерла сама. Дождь. Нервная горячка. Двухстороннее воспаление, как могли бы сказать сегодня. У меня не было особых вариантов, что делать. Да и... что я могла? Малышка... тринадцати лет и уже убийца... Я не знала только одного — что я не смогу уйти дальше, что я останусь привидением. Пройдёт несколько лет, и я пойму, что начинаю становиться мстительным духом. Тем, кто убивает людей. Тем, кому никогда не обрести спокойствия. Я не хотела идти по этому пути, поэтому искала способ избежать этого. И нашла. Мне нужен был призрачный медиум. Тот, кто согласится меня убить.

Кирилл промолчал, не желая ничего спрашивать, пока не получит полное пояснение и объяснение. А Алиса... замялась. Потом отвела стыдливо взгляд:

— Я познакомилась с человеком из твоего рода. Рода призрачных медиумов. Я никому не доверяла, но он смог ... сделать так, чтобы я поверила в то, что люди бывают разными. И среди них есть хорошие... Я ему поверила. А потом он меня предал. Он поймал меня в клетку, сказал, что привидений много, а ему нужен карманный мстительный дух...

Пояснения Кириллу были не нужны, он легко сложил "А" и "Б" воедино, но уточнить было нужно всё равно:

— И уже ты наложила проклятье на род призрачных медиумов?

— Да.

— И что именно ты сказала?

— Что мужчины рода будут умирать в самом расцвете сил. Что на тринадцатом потомке род окончательно прервется. Но все закончится куда раньше или не начнется вообще, если меня убить.

— Так... И? Снять это как-то можно?

— Убив меня, — подсказала Алиса. — Ну, точнее не меня. Мстительного духа, который из меня получится. Это будет уже совсем-совсем не я. И... Просто...

— Ты не всё сказала.

— Есть кое-что ещё. То, что мы с тобой уже разбирали. Помнишь, дюжину? В проклятьях она значит очень, очень много. Совсем не нужно, чтобы ты умирал. Ты тринадцатый сын рода. Но у тебя есть сестра... и она тринадцатая дочь в роду.

— Женька здесь причём?! У неё же нет никаких сил!

— Нет, — девочка свела брови, вся съежилась, — но она тринадцатая.

Кирилл задумался. О том, что у него завтра занятия, что сейчас совсем не время заниматься подобным, он уже совершенно забыл. Пролистывая в памяти то, что он узнал уже от своей призрачной маленькой наставницы, он пытался вспомнить что-то, связанное с числом тринадцать. Знания словно потерялись между другими. Целые заклинания и экзорцизмы приходили в голову. Он даже легко вспомнил сложнейшую цепочку экзорцизмов по изгнанию эктоплазмы из одержимого, что никак ему не давалось. А банальный кусочек информации в голову не приходил.

Кирилл был слишком упёртым человеком, чтобы вот так сдаться на полпути. Он погружался в памяти все глубже и глубже, пока искомое не нашлось. Немного, небольшой кусочек информации, содержащий тем не менее, в себе все ответы.

Это был не раздел проклятий. Раздел нумерологии. Цифры для всех ведьм, магов, колдунов несли в себе сами по себе определённую информационную структуру. Так, исстари все знали, что седьмой сын седьмого сына — будет ведьмаком, а седьмая дочь седьмой дочери — ведьмой. Об этом знали, слышали, читали, видели в фильмах даже современные люди.

Но в нумерологии чисел было куда больше. Так, например, тринадцатый сын в роду — тринадцатый ребёнок в роду мужского пола, названный так же, как и тот, кто получил проклятье, мог его снять — смыв своей кровью и своей смертью. Но род при этом прерывался окончательно. Все, кто был связан с ним близкими кровными узами, умирали в течение нескольких лет. А вот тринадцатая дочь, при отсчете от последней ведьмы, была искупительным ребёнком. Она могла умереть, снимая проклятье со всех членов рода.

— Нет.

— Это уже происходит. Проклятье уже тянет к ней руки.

— Нет.

— Тогда убей меня? — предложила Алиса. — И всё закончится. Совсем всё. Сразу же.

— Я не могу, — Кирилл покачал головой укоризненно. — Даже не предлагай мне этого. Я знаю, что мстительный дух это будешь уже не ты. Но сейчас ты — это ты. Я не могу тебя убить просто так. Я вообще не могу тебя убить!

— Но что-то же нужно делать!

— Нужно. Ты защитишь мою сестру.

— Что?!

— Ты сильнейшее привидение этого столетия. А кто как не привидение может справиться с порождениями проклятья?

Алиса задумалась. Опустила взгляд вниз. Тесак и зайчик напоминали о том, кто она такая. Не человек, уже давно не человек. Но у неё были силы, много сил. В том числе и те, что нужны были Кириллу. Такие, которые могут защитить Женю.

Но...

— Как же я?

— Я возьму на себя всю ответственность.

— И убьёшь меня, когда придёт время?

— Убью мстительного духа. Но не тебя.

— Ты цепляешься за то, чего нет! Других способов разрешить эту ситуацию просто нет!

— Я понимаю, не переживай, лисёнок, я всё понимаю. Но некоторые вопросы все же предоставь решать мне.

Алиса молча смотрела на него и удивлялась. Как же так, не так уж много времени ее не было, а призрачный медиум, которого она привыкла считать только своим — уже изменился.

— Кирилл?

— Кирилл.

Мужской голос над головой звучал в сердитой тональности, и Кирилл открыл глаза.

Голова болела, ныла вся черепная коробка разом. От огромного камня на столе ничего не осталось, память вернулась к своему хозяину, а теперь ворочала пласты информации, раскладывая все правильно. По своим местам.

— Кирилл.

Адвокат был совсем рядом, но из-за рези в глазах Кириллу никак не удавалось сфокусировать на нем взгляд. У Каина терпение закончилось раньше.

— Да что с тобой такое, человек?

Холодная рука легла Кириллу на лоб, звякнули бубенцы — рука пропала.

— Ага...

— Вмешиваться нельзя?

— Верно. От вмешательства тебе станет только хуже.

— Не умеешь ты утешать.

— Не учился, — сообщил Каин, и в его голосе совершенно явственно прозвучала нотка насмешки.

Кирилл хмыкнул, глаза закрыл.

Под веками плавали разноцветные яркие пятна. Было что-то психоделическое в том, чтобы наблюдать за тем, как они перестраиваются из группы в группу, сливаются воедино, а потом снова расходятся дугами и спиралями.

— Человек?

— Кирилл, — повторил мужчина, вновь открывая глаза. — Кирилл из рода призрачных медиумов. Признаться, в голове пока ещё каша. Что это значит?

— Если проще — сильнейший медиум, который уже не имеет своей жизни. Она у него заменена на кусочки нежизни привидений, которые были с ним близки. Если у обычного человека есть смерть, то вот у призрачного медиума с этим есть определённая проблема.

— Почему?

— В обычной ситуации всё обстоит следующим образом. У человека есть жизнь. Некоторые цифры, которые пророчат для него срок вероятной смерти. Не окончательный, он меняется. Жизнь на вашей планете удивительно пластична, а ещё у вас есть такое понятие как "свобода выбора". Этого нет больше нигде. Ни на одной планете, где я был, никто не согласился взять на себя такую ответственность и ввести в свой мир такую опасную хаотическую переменную.

— Хаотическую?

— Любая вселенная, любого демиурга, которая находится на соседних страницах-слоях с Землёй, имеет некую основу внутри себя. Кто-то не стал изобретать велосипед и взял четыре стихии-первоосновы. Кто-то дополнил их жизнью и смертью. Кто-то дополнил уже всё это порядком и хаосом, и свёл практически к нулю последнюю величину. Свобода выбора означает, что человек или не человек, в данном случае неважно, имеет выбор, который он может сделать. И от этого его действия меняется окружающий мир. Везде. Везде, где мы уже успели побывать, выбор за жителя мира предопределён однозначно. Не во всём, не везде. Но в большей части, в ключевых моментах — он сделан. Чтобы тебе было проще, приведу несколько примеров. Там, у рыцаря стоит сорок два года. За несколько дней до своей смерти он получает заказ убить дракона. И отправляется это делать — в сорок два года, в свой день рождения, он умирает. Он не мог не отправиться. За него это было предопределённо. У вас человек становится бизнесменом. Ему предлагают сделку. Цифра у него над головой колеблется. Он соглашается, цифра становится чёткой — его убивают. Он отказывается от сделки, цифра увеличивается, например, ещё на пять лет. До следующего подобного случая.

Кирилл покачал головой.

Звучало очень странно, как-то... непонятно для его уровня, землянина. Для него свобода выбора была тем, что определяло любую жизнь на земле. И жить где-то, где это не так — а такое возможно?

— Могу понять, о чём ты думаешь. Мы живём. Хорошо живём. Ведь решения теми, кто плетёт судьбу, принимаются не просто так, с головы, от плохого настроения, от мимолётной прихоти. Они видят всю жизнь подопечного, каждое мгновение и всё складывают так, чтобы было счастье, как можно больше.

— Так всегда?

Каин замялся.

— Н... нет. У вас на Земле есть святые, люди, которые жертвуют собой во имя веры, во имя величия какой-то религии, во имя своих идеалов. А там, в моём мире, есть те, кто тоже... мог бы стать святым. Они становятся заплатками. Закрывают своими смертями болевые точки мира.

— Это... жутко.

— Это правила, по которым играет наша вселенная. Есть те, кто живут. Те, кто остаются всегда собой, сами принимают решения, а на деле — ранят себя только сильнее и сильнее. Такое тоже бывает, и это даже страшнее, чем тебе кажется.

— Почему?

— Потому что так только больнее. Те, кто живут по указке, по продуманной линии от начала и до конца, не ошибаются так сильно и так страшно. Не ранят себя и окружающих так серьёзно. У них всё гладко. Не всегда, когда это нужно, когда это важно. Но, тем не менее, они не причиняют себе столько боли, как самостоятельные. Взгляни на людей. Люблю, не люблю, ревную, не ревную, убью, не убью. Постоянно на грани между разумом и безумием, постоянно на острие ножа. Кто-то живёт, как будто завтра никогда не наступит, сегодняшним днём, ярко, быстро и мгновенно сгорает. А ведь свет таких людей мог бы долго, очень долго жить, сиять, освещать всё вокруг. Но этого не случилось. И это больно. Для всех больно. А есть те, у вас, здесь, кто и не начинает жить. Обещает себе, всё будет завтра, завтра, завтра я пойду туда-то, завтра я сделаю то-то, признаюсь любимому человеку, как сильно его люблю. А завтра уже придётся гулять на свадьбе этого самого любимого человека, потому что вовремя не было сказано нужное, не было принято решение, не было совершенно какое-то действие. Такого у нас никогда не бывает. В этом смысле, мы счастливее. И упорядоченнее.