Мой взгляд неожиданно наткнулся на нечто, выпирающее у моба из-под лохмотьев на груди. Стараясь не запачкаться в крови, я вытащил на свет свёрнутый лист. Внутри него оказалась горстка резко и приятно пахнущей травы. Я ухмыльнулся. Наверняка, какая-нибудь редкая приправа, запах просто сшибал с ног. Он не был похож ни на что известное мне, но по эффекту можно было сравнить, наверное, с земляникой — так же хотелось нюхать и нюхать, не останавливаясь. Я обыскал остальные трупы и нашёл ещё три таких свёртка.
Блин, ну если это не приправа, так, может, хотя бы как благовоние кто-нибудь возьмёт! Запах сильно разогрел аппетит, и я припустил к "городу". Назывался он, кстати, так же, как и первый остров, на котором я очутился, то есть язык сломаешь.
Спустя полчаса я с трудом вломился в закрывающиеся на ночь ворота. И первым, кого я встретил у таверны, был тот самый торгаш, привёзший меня сюда. Он, не стесняясь, мочился на стену у двери.
— Привет, дружище! — несколько заискивающе произнёс я.
— Привет. Нужна работа?
Моего собеседника порядочно шатало, но это же даже лучше?
— Вот, смотри, — я выудил из сумки свёрток, — какая хрень.
— Что это? — Взгляд торговца выражал крайнюю степень безразличия.
— Приправа, — гордо сказал я. — На, понюхай.
— Что-то не знаю такой приправы.
— Так ты, наверное, не всеми торгуешь...
— Из тех, что растёт здесь, всеми. На юг продаю... Знаешь, как они там любят наши приправы? Не знаешь. А я знаю. Так вот, это не приправа.
Меня обуяла паника. Перед глазами маячила вполне реальная возможность ночевать с вшивыми бродягами, которых я сейчас мог наблюдать на краю площади. Они жгли чадящий костёр.
— Ну, благовоние. Вкусно же пахнет?
— Вкусно. Но что-то я...
— Вкусно пахнет, — твёрдо сказал я, — значит, продашь южанам, как редкое благовоние. Срубишь кучу денег. А я у тебя прошу всего лишь две серебряные монеты.
Кажется, в моём собеседнике взыграл инстинкт.
— А сколько у тебя?
— Четыре.
— Вот и давай за четыре медяка.
Из меня торгаш хреновый, но надо было стоять на своём.
— Да ты же на вес золота их продашь. А то и дороже. Два серебряных.
— Шесть. А если у меня никто эту хрень не купит?
— Как же не купит, ты понюхай, как пахнет...
После десятиминутных препираний я довольный вошёл в таверну. В кармане лежал один серебряный и два медяка. Не хилый улов. После ночёвки можно будет двигать дальше, а не торчать в этом богом забытом гадюшнике, где даже квесты не дают.
Или попробовать набрать ещё этой травы? Золотая же жила... Впрочем, завтра знакомый торгаш может протрезветь, и я не получу ни гроша. Пофармить-то можно будет, но продам уже в другом месте другому дурачку.
— Привет, — улыбнулся я трактирщику. — Ужин и пива. Того, что получше.
— Разжился деньжатами?
— Ага.
— Никого не убил? — подозрительно сощурился Гарк. Его руки бегали за стойкой, собирая ужин — ломоть хлеба, кус солонины, сыр.
— Пару брауни на полях. У одного были деньги, видать, где-то стырил.
— А... это хорошо. Деньги?
— Угу, — промычал я с набитым ртом.
— Ну да, они вороватые ублюдки. Вот, помню, один к моей матери забежал... Нассал, падла, в бидон с молоком, а она давай моего сына поить. Тот пищит, плюётся... Смешно было.
Я улыбнулся.
В таверне стало куда менее многолюдно. Возможно, ушёл какой-то из кораблей. Шлюхи так же пытались заманить клиентов, но местные особо не велись. Одна попробовала подойти ко мне, но я, понятное дело, отшил её. Больше ко мне никто не лез. Видимо, Глуши им хватило.
Спустя полчаса, когда я уже добивал вторую кружку, дверь распахнулась и в трактир вошёл угрюмый конунг. Его сопровождали три стражника. Кто-то из местных накосячил? Скорее всего.
Однако, увидев меня, он махнул рукой стражникам и направился прямо ко мне.
— Неблагонадёжный молодой человек, — прошипел конунг. — Так я думал. Первый день, и уже в полной жопе.
— Чего? — ошалело спросил я.
Вместо ответа один из стражников впечатал мне в лицо дубинку. Нос хрустнул, губы лопнули, как переспевшие помидоры. Второй повалил меня на пол ударом в темя. Я попробовал брыкаться, совершенно забыв про способности, схватился даже за тесак, но в голове плыло, а удары сыпались один за другим, и я окончательно вырубился.
Мысль о том, что некоторые травы используются не только как приправы или благовония, вспыхнула в уже почти погасшем сознании.
Глава 32. 22, 10
Кажется, мне предстояло провести ночь ещё в худших условиях, чем я предполагал.
Башка трещала, пылали губы, в нос будто набили ваты. Руки были стянуты за спиной, я сидел на чём-то твёрдом, стуле, скорее всего. Я застонал, открывая единственный глаз.
Судя по адской боли, времени прошло не много. Я сидел в какой-то затемнённой комнате с единственным факелом, горящим в противоположном углу. Зарешёченное окно было расположено под самым потолком, что могло означать только одно — я в подземелье. Но не в темнице. Вряд ли мне в камеру поставили бы стол, да ещё и со вторым, напротив меня, стулом.
— Ау, — с трудом вытянул я губы, больше напоминающие четыре три куска ободранного мяса. Нижняя губа разошлась на две ровные половинки и отвисла. И это было, мать вашу, охренительно больно.
На мой слабый возглас никто не откликался. Впрочем, рано или поздно кто-нибудь придёт. Не в темнице же...
Две распахнулась, и мне в лицо ударил яркий свет. Я сморщился (что тоже было больно) и отвернул голову.
— Отвернулся так, будто стыдно, — презрительно сказал конунг, его полная фигура застыла в дверях. — Или стыдно? Что-то мне не верится.
— Я не знал, что это такое, — прошамкал я. — Правда.
— Правда? А сам называл то "благовоние", то "приправа". Что, разве на севере такая не растёт?
— Не знаю. Я не северянин.
— Тем более. — Конунг воткнул факел в подставку и приблизился к столу. — Впрочем... за столько ты продал два свёртка?
— За серебряную и два медяка. И не два, а четыре.
— Четыре? Подожди-ка.
Толстяк выскочил из комнаты легко, как бабочка. И уже через пару минут рядом со мной поставили стул, на который посадили торгаша. Над его рожей тоже не хило поработали.
— Я не понимаю, — пищал он. — Я же поступил по закону...
— Наполовину по закону, — гаркнул конунг. Его голос звучал властно и жёстко, что немного портила одышка. — Что равнозначно нарушению закона! Сорок серебряных монет! Где ещё два свёртка?! Говори, падла!
Он хрястнул кулаком по столу так, что даже я подскочил на стуле от неожиданности.
— Ссыпал в эти два. Они такие маленькие...
Ещё один мощный удар.
— Говори!
— Закопал.
Торгаш быстро объяснил, где закопал свёртки.
— Отлично. Признаешь, что он продал тебе специю?
— Признаю. Я сам рассказал...
— Заткнись. Уберите его. Пусть пару недель посидит в подвале. За свой счёт, конечно же.
В дверном проёме появились два стражника, которых я раньше и не заметил. Они вытащили хнычущего стукача. Я проводил его угрюмым взглядом.
Две недели. За то, что зажилил половину. Сколько дадут мне? До смерти тут пахать? Или казнят? Мне ещё отрубленной руки не хватало... Если вообще не повесят.
Впрочем, я смогу воспользоваться своими способностями и бежать. Без маски, без мешка, без плаща. Без оружия. Я застонал от злости.
— Больно? Ну, ребята перестарались слегка. Но ты крепкий. — Толстяк постучал по столу, показывая какая крепкая у меня башка. Я даже не спорил. Не в плане крепости, а в плане содержания. — А теперь говори: где взял специи?
— У брауни выбил. В одёжке нашёл. Решил, что смогу продать.
— Ну, понятно, что сможешь...
— Вы не поняли! — резко прервал я конунга. — Я не знал, что это такое. Просто я искал, что продать, так как денег у меня не было, нашёл эту хрень, понюхал... и решил, что смогу продать.
Конунг пристально смотрел на меня, изучая моё лицо. Вернее, распухшую сливу, которой оно стало. Тишина затянулась так надолго, что я не выдержал и буркнул:
— В чём меня хотя бы обвиняют?
— В чём? Ха, а сам не догадаешься? — Я молчал. Конунг вздохнул и принялся перечислять: — Во-первых, добыча специи — сильнейшего наркотического вещества, вызывающего странные видения и, что куда хуже, привыкание после первой же затяжки. Во-вторых, его продажа купцу. В-третьих, сопротивление аресту. И, пожалуй, в четвёртом, в подрывной деятельности против государства.
Я вылупил глаз.
— А деятельность-то...
— Ну, как же. Продажа наркотиков... сколько народу ты бы потравил? Сколько годных для боя воинов? Сколько матерей?
Я выругался. Че-ка, мать вашу.
— Ладно, — немного удручённо вздохнул толстяк. — Сопротивление аресту и подрывную деятельность я тебе, пожалуй, прощу. Но первых двух пунктов хватит для того, чтобы клеймить тебя и отправить на каторгу, где тебя прикуют к вороту, и ты до самой смерти будешь его вращать. Не очень-то хорошая перспектива, а?
Я потрогал языком нижнюю губу. Кажется, начала затягиваться. Дело обстоит ещё хуже, чем я ожидал. И что же делать?
— Оно стоит восемьдесят серебряных? — спросил я.
— Может даже, чуть-чуть больше.
— Наверное, хватит, чтобы починить частокол? И даже, наверное, чуть-чуть останется?
— Совсем чуть-чуть, — кивнул конунг.
— Так почему бы не провести подрывную деятельность в стане врага?
— Какого врага?
— Западного, восточного — какая разница? Продать специю купцу, и...
— За восемьдесят купцу не продашь, а этого на частокол не хватит.
— За шестьдесят?
— За пятьдесят пять, скорее всего. И то, если хорошо торговаться.
— Можно продать за восемьдесят и, скажем, оказать купцу услугу...
— Какую?
— Выпустить из каталажки, например.
Конунг сощурился.
— Вот, вроде бы, уже поверил, что северный простак с края мира решил продать вкусно пахнущую травку, — медленно проговорил он. — А он тут же начинает юлить и хитрить так, будто бы что-то в этой жизни понимает. Вы с этим засранцем, случаем, не сообщники? Тогда я обоих на каторгу отправлю.
Я мысленно выругался. Вот и всё. Совсем всё. Ну что за идиот. Впрочем, обычный идиот, возомнивший, что он куда умнее других, более старых и опытных людей.
— Может быть, суд? — предположил я, хватаясь за последнюю соломинку.
— Он уже идёт, все решения здесь принимаю я.
— Божий суд?
— Какой-такой божий суд?
— Ну... поединок. Или там раскалённую подкову в кулаке потаскать...
— Есть такие суды, — согласился конунг. — Но... нет. Здесь решения буду принимать я, а не твои бойцовские способности или сила воли.
Я услышал, как скрипят мои зубы.
— Н-да, парень, вляпался ты... Кстати, как тебя звать?
— Алексей. А вас?
— А меня Дибмуад. Странное имя, но какое уж дали. Послушай, Алексей. Ты, как оказалось, парень не глупый. Ну, зачем тебе, скажи, магическая метка между лопаток и цепь?
Это был шанс, и я решил вцепиться в него зубами.
— Скажите, что мне сделать, и я выполню всё, что вы прикажете.
— Ничего мне не надо. Я просто тебя пожурить чуть-чуть решил. Ты же молодой, а так свою жизнь потратил. Может быть, я своим внукам буду твою историю рассказывать, когда они решат отправиться в путешествие. Вот скажи, кто тебя дома ждёт?
— Никто, — сумрачно ответил я.
— Ну как же никто? Родители? Жена? Дети?
— Никто. Нет у меня никого.
— Потому и отправился в путь?
— Типа того.
— А к нам что привело?
Я скрипнул зубами.
— Месть.
— Месть? — переспросил Дибмуад, потирая бороду. — Есть, значит, кому мстить? Ну что ж, не самый лучший выбор, но и не самый плохой. Вот что тебе сделал этот человек или люди? Из-за них у тебя никого не осталось? Или они твою порцию специи увели?
— Не знал я ни про какую специю! — рявкнул я, совершенно выходя из себя. Нижняя губа разошлась, на подбородок брызнула кровь. — Никто моих близких не убивал, — добавил я тише. — Наоборот, самые близкие мне люди решили убить меня. Не скажу, что они совсем не правы... Но поступать так не стоило.
— Ясно. Всё ещё крутого из себя строишь? И сколько же их?
Я ухмыльнулся.
— Ты в курсе. Они несколько дней назад вырезали команду корабля, привёзшего их сюда.
Дибмуад сморщился, как от зубной боли. Я неожиданно ощутил некий призрачный шанс. И он, наконец-то, не подвёл.
— Так сколько их было? — спросил конунг.
— Десять. Одна девушка. — Я коротко описал свою бывшую пати.
Выслушав меня, толстяк принялся барабанить пальцами по столу.
— Пожалуй, дам тебе шанс реабилитироваться, — сказал он. — Игорь, войди.
Услышав имя, ошалело уставился на дверь. Около неё стоял сутулый парень. Короткий ёжик волос, гладко выбритый. На пальцах татуировки, а правую скулу уродует застарелый шрам. Татуировки я хорошо рассмотрел потому, что он держал в руках грубо сделанную трубку. От неё шёл тонкий дымок, но запаха курева я не чувствовал.
На губах Игоря играла странная улыбка. Это был игрок, убийца.
Не трудно догадаться, какую работу мне дали на следующий день.
Я остервенело гонял по полю брауни. Они быстро респаунились, но чёртовых свёртков с каждым разом становилось всё меньше и меньше. В первый раз я выбил шесть, во второй пять... Ещё раз, и я вытащу последний свёрток. Для этого приходилось убивать каждый раз по тридцать мобов с дерьмовым вознаграждением.
То ли издеваясь, то ли не желая терять опыт, Игорь взял меня в пати. После этого брауни-переростков стало убивать куда сложнее, что никак не влияло на награду. Да и Метка, которую на меня наложил убийца, раздражала. Сам он сидел рядом с поляной, посасывая трубку. На его коленях лежал мой двуручный арбалет, а по бокам по одноручному. Несмотря на видимую расслабленность, он был готов их использовать. Я уже проверял, решив, что лучше синица в руке... то есть единственный тесак, без другого шмота.
Я добил последнего моба и обшарил. Пусто, как и предполагал — второй свёрток я выбил три моба назад.
— Ещё два? — лениво спросил Игорь.
— Да, — буркнул я, садясь поодаль. Болело отбитое камнем левое плечо.
— Итого пятнадцать, да?
— Да.
— Хорошо. Сколько там?.. Со старыми девятнадцать... — Убийца завис.
— Триста сорок, — раздражённо вставил я. — Не думаю, что у того торгаша столько есть. Быть может, завтра тоже будут падать свёртки?
— Триста двадцать, — медленно проговорил Игорь. — Один я оставил себе. Надолго хватит, они его каким-то сушёным мхом бодяжат...
— Завтра могут упасть ещё, — повторил я.
— Нет. Я как-то фармил одну полянку два дня. Ничего во второй день не падает. Те, кто пойдёт следом, тоже ничего не поднимут. Так что отстающие в любом случае в жопе.
Я повёл плечами. Ещё один повод драть отсюда когти как можно скорее. Но Дибмуад заявил, что я должен отработать пятьсот серебряных, и тогда он рискнёт своей головой и отпустит меня.
Рискнёт своей головой, вот ублюдок! Да здесь никакой власти, кроме него...
Я стиснул кулаки и тяжело выдохнул. В любом случае, под Меткой мне не уйти никогда. Тем более, у Игоря двадцать четвёртый уровень, и он, судя по всему, качался в Охотника. Иначе постоянная Метка ему бы не светила. Да и наконечники его арбалетных болтов неестественно поблёскивали. Яд или ещё какая-нибудь хрень.
