Короче, дождался я, когда стихнут шаги ночных охотников, вернулся из своего укрытия на крыльцо и с силой постучал по двери. Не успела осыпаться шелуха старой краски, внутри послышались шаги. Потом глухой голос спросил:
— Кто?
— Открой, Хабиб, — попросил я, пытаясь подражать вампиру Гоше. — Я плеер забыл.
Хабиб чертыхнулся, потом еще раз, и стал греметь засовом. Ну а когда открыл дверь, благополучно уткнулся носом в дуло моего кольта. Узнав, выдохнул:
— Дракон?
И попятился.
— Дракон, дракон, — подтвердил я. Не опуская пистолет, вошел внутрь, прикрыл за собой дверь и принял из рук обалдевшего вампира подсвечник с тремя горящими свечами. Огляделся и кивнул на выход из прихожей: — А ну-ка давай шагай в комнату.
Хабиб, оказавшийся колоритным типом с растоманской шапочкой на голове, но в белоснежной форме олимпийской сборной России, подчинился приказу и безропотно пошел по коридору. А я, естественно, за ним.
Комната, в которую мы вошли, дважды повернув направо и один раз налево, оказалась к моему удивлению огромной залой, увешанной восточными коврами и обставленной древней, но добротной, еще той, сделанной из дерева, а не из стружек, мебелью. И, между прочим, в этой зале стояло, помимо стола и кресел, аж четыре дивана. Легко можно было представить, как на рассвете сползаются сюда, утолив дурную жажду, дикие всей своей развеселой стаей. И тут же переживают сообща под присмотром дежурного прохождение пика усвоения — те самые знаменитые сто семьдесят минут мучительного отходняка, про которые так поется в одной их актуальной песне: "Не знаю, когда увидимся вновь. Полночь. Но почти сто семьдесят минут тебя кто-то ждет".
Осмотревшись, я показал Хабибу на одно из кресел:
— Падай, вампир.
Сам оставил подсвечник на покрытом алым бархатом столе и сел в другое кресло, в то, которое стояло у стены между двумя пилястрами.
— Убьешь? — выполнив мой приказ, спросил вампир угрюмо.
— Будешь паинькой, нет, — ответил я. — А нет — да.
— Убьешь, наши тебя найдут потом.
— И что?
— На куски порвут.
— Не пугай, оставлю без обеда.
— Найдут... Не вопрос. Уже ищут.
— Ищут, говоришь? Плохо ищут. Помочь хочу. Я им помогу, а ты мне. — Я поводил дулом пистолета. — Если, конечно, не мечтаешь хлебнуть в полный рост серебра заговоренного.
Вампир, непрерывно следя за движением пистолета, выговорил с трудом:
— Не понимаю тебя.
— А и не надо тебе ничего понимать, — успокоил я его. — Твоя задача Урмана вызвать.
— Урмана? — Вампир дернулся, как от удара. — Зачем это Урмана?
— А толковать я с ним буду. Так что давай, вызывай. Вызывай-вызывай.
Вампир отвел глаза:
— Я номера его не знаю.
— Пургу не гони. Я в курсе, что ты у него на своре. Кликнешь, услышит. Давай-давай, не томи.
Хабиб ощерился и ударил ребром правой руки по сгибу левой.
— Как хочешь, — спокойно сказал я. — Найду кого-нибудь другого.
И сразу выстрелил.
Глава 19
Палил я, разумеется, мимо, в диван, что стоял напротив и чуть левее, но Хабиб вдруг взял и опрокинулся вместе с креслом. Трах, бах, и только ножки кверху. И худые ножки вампира в дешевых тряпичных кедах с ярко-желтыми шнурками, и исполненные в виде львиных лап ножки кресла. Я было подумал, что пуля-дура вышла из-под контроля и, как водится, дырочку нашла, но потом разглядел прореху в обшивке дивана и сообразил, что нет, ничего подобного, это просто-напросто вампир так резко дернулся с перепугу.
Когда чудик пришел в себя и зашевелился, я поинтересовался сочувственно:
— Эй, как ты там? Не убился?
— Сволочь ты, дракон, — осторожно выглянув из-за кресла, с надрывом отозвался вампир.
Я приложил руку к груди:
— Извини, промазал. — А затем вновь прицелился: — Сейчас исправлюсь.
Хабиб, который все еще стоял на карачках, проворно убрал голову за кресло, но уже через секунду сообразил, что дерево не броня, и промямлил умоляюще:
— Не надо, дракон, не стреляй. Вызову я Урмана.
Для закрепления результата торопиться с ответом я не стал и какое-то время делал вид, что думаю, как поступить. Только через эти несколько секунд, которые, думаю, показались Хабибу вечностью, я опустил пистолет и поторопил, прибавив холода в голос:
— Только давай резвее. И без того провозились из-за твоей глупой настырности.
Вскочив, как новобранец при утренней побудке, вампир поправил съехавшую набок красно-желто-зеленую шапчонку, раскидал дреды по плечам, зыркнул на меня исподлобья боязливо, затем закрыл глаза, сложил руки на груди Андреевским крестом и запрокинул голову, вытянув шею так, как вытягивает ее гусак, когда глотает воду. Стоял он так с минуту, наверное. Может, немного больше, я не засекал. Затем обессиленно уронил руки, открыл глаза, мазнул меня рассеянным взглядом и сообщил еле слышно:
— Все, дракон, вызвал я Урмана.
— Точно? — спросил я строго.
Вампир ничего не ответил, лишь понуро уронил голову на грудь, получился кивок — да, дескать, точно.
Нутром почуяв, что он не врет, я приступил к осуществлению следующего этапа своего каверзного плана и, поднимаясь из кресла, спросил притворно-дружеским тоном:
— Скажи, Хабиб, а как вы это делаете? Ментально? Да? Или воете на неслышимой частоте? Или еще как? Поделись. Уж больно мне это интересно.
И опять ничего вампир мне не ответил, только зубами заскрежетал. Я между тем подошел к нему вплотную и похлопал несколько раз по плечу:
— Извини, братец, за глупый вопрос. Не сообразил, что это ваша главная военная тайна. Извини. И давай-ка пока передохни.
С этими словами без особой ненависти, исключительно по необходимости хоть как-то уравнять шансы в этой войне я саданул его рукояткой кольта по тыковке. И едва успел пристроить обмякшее тело на простреленном диванчике и вернуться в кресло, как уже началось. Прежде всего что-то зашуршало на чердаке, затем загрохотала жесть, как я понял, в воздуховоде, после чего по зале, тревожа пламя свечей, какое-то время металась расплывчатая тень. Потом тень успокоилась, замерла под потолком, и стало видно, что это не что иное, как неимоверно крупная, размером с кошку, летучая мышь. Толком рассмотреть ее омерзительную морду я не успел, потому как уже в следующую секунду мышь, ощерив зубастую пасть, издала пронзительный визг, после чего случился негромкий хлопок, а следом и скрывающая от посторонних глаз неаппетитные метаморфозы яркая вспышка. Когда дым рассеялся, а пыль осела, стало видно, что к нам прибыл тот, кто мне и был так нужен, тот, ради кого я все это затеял, — Дикий Урман. Не самый, между прочим, последний в нашем городе вип.
Именно так — випами или вурдалаками, испросившими пакибытие, величают у нас этих бездушных существ с легкой руки одного языкастого монаха-расстриги. Лет уже эдак восемьдесят, получается, их так величают. А до тех бодрых, но кровавых времен, когда в моду вошли всевозможные аббревиатуры, как только их не обзывали: и вурдалаками вурдалаков, и козырными вампирами, и смурчаками, и анчутками, и кревсами, и еще много как. Впрочем, как их ни называй, суть от этого не меняется. Випы, они и есть випы.
С научной точки зрения, випы — это следующая ступень в эволюции вампиров. Отличий от вульгарных упырей у них масса, всех не перечислишь, но главных — тех, которые имеют принципиальное значение, всего два. Во-первых, випы поголовно колдуны высочайшего класса, а во-вторых, они не потребляют сырец, то есть обычную человеческую кровь, лакают исключительно продукт ее перегонки — кровь ординарных вампиров. Из нее, из мутной вампирской крови, которую мы, любители алхимии, между собой называют "вражьей брагой", и получают капля за каплей положенную по статусу и отмеренную природой Силу.
По замысловатым вампирским законам (во всей своей полноте и запутанности они очень подробно описаны в работе "Природные явления полужизни и полусмерти" немецкого исследователя Йохана Йозефа фон Герреса), випы имеют право на формирование собственной стаи, членов которой по мере надобности, собственно, и доят. По тем же самым законам — что, в общем-то, на мой взгляд, весьма логично — налагается на випов и вытекающая из права высокая обязанность всегда, везде и всеми доступными средствами защищать членов вверенной стаи. И от других випов защищать, и от охотников на вампиров, и от всяких прочих врагов, которых, к слову сказать, у вампиров в силу их природной непоседливости во все времена было предостаточно. Вот потому-то Урман и нарисовался по первому зову во всей своей красе. Не мог не нарисоваться. Не мог бросить Хабиба в беде. Обструкция ему бы вышла, если бы не поспешил на помощь. Обструкция, поругание и всеобщее вампирское презрение. Хотя, быть может, дело не только и не столько в этом, а в том, что он по жизни (или что там у них вместо нее?) весьма ответственный вожак. Почему бы, собственно, и нет? Впрочем, без разницы. Как бы там ни было, но он явился.
Где бы и когда бы ни встречал я Дикого Урмана, этого отморозка с лицом херувима и манерами аристократа, всегда он одет щеголевато. Вот и на этот раз будто с раута светского прибыл: лакированные штиблеты, классический пиджак, отутюженные брюки, ослепительно-белая, хрустящая, как жесть, рубашка и всенепременная атласная бабочка. А в руках тяжелая серебряная трость-стилет с золотым набалдашником в виде лягушки. Весь Урман хорош сам собой, а в трости его винтажной так еще и особенный шик. Как никак — кто в курсе, тот понимает — сделана из смертоносного металла. А помимо шика еще, разумеется, и особое послание тут присутствует. Все должны видеть, какой он рисковый парень. Все должны понимать, что черт ему не брат, что плевал он на опасность, что ничего на этом свете не боится. Хотя на самом деле боится, конечно. Каким бы супер-пуперным вампиром ни был, а серебро для него — все одно натуральная смерть. И к тому же мгновенная. Потому-то и держит трость за изолятор из золота самой высокой пробы, потому-то и в перчатках из отлично выделанной, но отнюдь не тонкой лайковой кожи. Шик шиком, понты понтами, а меры безопасности соблюдает. Куда без них.
Касательно же лягушки золотой, всегда мне было интересно, что означает сей странный татем? Уж больно неблагородное какое-то животное. Не волк, не ястреб, не змея, опять же. Почему, спрашивается? Трудно сказать. Напрашивается версия, что это толстый намек на известные обстоятельства: как лягушка питает себя комарами-кровососами, так и он, Урман, берет Силу от своих подданных, которые в свой черед тянут кровь из людей. Возможно, что и так. Но не факт. Слишком версия очевидная и слишком выглядит она простовато. А випы не просты. Ох, не просты они. Особенно дикие. У этих всегда все своеобычно, все всегда с какими-то выкрутасами. Честно говоря, иногда подмывает спросить про эту лягушку у Дикого Урмана напрямую, да как тут спросишь, когда в постоянных контрах. И тут опять такой случай вышел, что не до праздного любопытства.
После яркого и шумного прибытия Урман мельком глянул в сторону Хабиба, в секунду оценил ситуацию и, никак меня не поприветствовав, сразу стал крутить рога. Поначалу в своей типичной высокомерно-презрительной манере:
— Позволь, дракон, узнать, что это еще за безмерная наглость такая с твоей стороны? — Потом еще раз глянул на Хабиба, марку не удержал и, поигрывая желваками, перешел на стиль, который более соответствовал ситуации: — Белены объелся? Или этих своих дурацких Зерен? Чего ухмыляешься, гад чешуйчатый? Отвечай.
Оставив его вопросы, а равно грубость, без ответов, я сунул кольт под мышку и поаплодировал:
— Эффектно, эффектно ты, Урман, прибыл. Ничего не скажешь. В лучших традициях. Зверьком летучим шмыг-шмыг, и, глядите, вот он я. Впечатляет. Реально впечатляет.
Я старался говорить тоном, в котором было бы невозможно уловить даже намека на иронию, но черные усики на холеном лице Урмана дрогнули.
— Зубы не заговаривай, — процедил он со злостью. — Отвечай, на каком основании парней моих третий день косишь?
— Сто лет упырьков не трогал, — ответил я, — позабыл уже, какие на вкус.
— Не ври. Парни возле трупа Гурона твою зажигалку нашли.
— И что? Да хоть бы и паспорт. Нет, Урман, не я твоих парней убил.
— А кто?
— Ты.
Урман вскинул брови:
— Я?!
— Да, — подтвердил я. — Их всех убил именно ты.
— Странные вещи ты, дракон, говоришь. Это как же я их убил? А главное — зачем?
— Зачем? А не зачем. По глупости. А что касается "как", так очень просто. Подставил ты их под удар, в чужую опасную игру ввязавшись. — Предъявив обвинение, я окинул его взглядом с головы до ног и с ног до головы и задумался вслух: — Интересно, чего тебе такого наобещали, что ты так повелся? — А потом решил: — Хотя, собственно, какая разница, все равно ничего не получишь. Сольют тебя. К бабке не ходи — сольют. И не таких сливали.
— А ну-ка пасть свою заткни! — сорвавшись на откровенную грубость, проорал разоблаченный Урман, и его холодные черные глаза хлестнули по мне с нескрываемой ненавистью.
— Что, упырек, задело за живое? — злорадно ухмыльнувшись, подначил я. — Впрочем, ерунду говорю, откуда в тебе диком живому-то быть. Зла не ведаешь, злом являешься. И не злишься, а сущность нутряную являешь.
Пока я это говорил, Урман сумел взять себя в руки, вновь нацепил маску оперного героя-любовника и, дождавшись своего череда, чуть ли не с зевком произнес:
— Мне твои глупости, дракон, слушать смешно. И про сущность мою нутряную, о которой ты знать ничего не ведаешь. И про то, что это я своих клевретов собственноручно извел.
— Тебе смешно, — рассудил я деловито, — а вот молотобойцам, может, и не смешно будет. Почему-то мне так кажется, что их эти дела строгие заинтересует. Да и прелатам Братства кровных уз, быть может, будут небезынтересны мои, как ты утверждаешь, глупости. Как считаешь?
— Разоблачением угрожаешь, дракон?
— Конечно.
— А доказательства где? Твое слово против моего?
— Для Белова мое слово твоего потяжелее будет. Хочешь проверить?
— Не пойму, чего добиваешься? — после напряженной паузы уточнил вампир.
— Сделку хочу предложить, — пояснил я.
— Сделку? Забавно... Какую?
— А такую, знаешь, незамысловатую. И незамысловатость ее заключается в следующем. Я забываю про твою роль в этой поганой истории, а ты говоришь, где мне карлика найти.
— Какого еще карлика? — по инерции прикинулся Урман невинной овечкой.
— Хомма горбатого, — терпеливо пояснил я. — Того самого пришлого хомма, который тебе на днях заказал двух нагонов.
Изменившись в лице, Урман нервно дернул подбородком и процедил, скорее утверждая, чем спрашивая:
— Значит, все уже знаешь.
— Все, не все, — признал я, — но кое-что — точно.
Чем бы все кончилось, напади Урман на меня внезапно, неизвестно. Но по каким-то непостижимым для моего понимания причинам вип решил показать себя джентльменом и благородно предупредил:
— Ты труп, дракон. — Поправил бабочку и повторил: — Ты труп.
— Э-э, — попытался я его осадить, — давай только без этих ваших идиотских выходок. Прекрасно знаешь, что все равно меня воскресят. Тебе нужен враг до гроба?
