Повесть о монахе и безбожнике

— Пожалуй, — согласился прогрессор. — Что будешь делать?

Сергей вспомнил банду Хамады и свои планы по перевоспитанию разбойников.

— Доложу и полечу следом. Главные дела теперь в Гэйле начнутся. В Эмиргергере почти никого не осталось.

— Да, — с сожалением подтвердил Никулин, — тут уже следить не за кем... Такое впечатление, что в городе остался только Мовсий, да еще два-три человека...

Имперский город Гэйль.

Окрестности города.

Сергей уже давно собрался разобраться с бандой Слепого Хамады. Следовало бы укротить зарвавшихся разбойников — мерзавцы обнаглели настолько, что пытались постреливать по аэроциклам. Не по злому умыслу, а со страху, конечно, но кому от этого легче?

Он посчитал, что прибытие в Гэйль Имперских войск должно утихомирить шайку Хамады, но ошибся. Первые три дня те и правда вели себя тихо, похоже, посчитав, что войска явились по их души, но когда разобрались — осмелели, и жизнь в банде вновь забила ключом.

Войска Императора пришли в город с самыми настоящими деньгами в карманах и по этому случаю, торговцы со всей округи ринулись в город, в надежде, если не разбогатеть на воинах, так хоть подправить собственное финансовой положение. Ничто человеческое разбойникам оказалось ни чуждо, и они не захотели оставаться в стороне от этого увлекательного процесса.

Предвкушая большие барыши, Хамада отправил в Гэйль сразу троих разбойников, нагрузив каждого мешком фальшивых денег, еще горячих, как свежевыпеченные пирожки. Присутствовавший при сборах Сергей, интереса ради, увязался за ними, решив как-нибудь исхитрится, и стащить у разбойников все три мешка ради оздоровления Имперской экономики — у него выпал день отдыха и это могло стать достойным развлечением.

Свой план он осуществил в двух или трех километрах от Гэйля.

Мог бы и раньше, но облегчать труд тащивших на себе немалую тяжесть разбойников и грабить их на пороге родной пещеры он не считал нужным. Если уж люди не трудятся в поте лица, то грех было не воспользоваться обстоятельствами и не заставить их поработать грузчиками, если уж не сложилось у них в жизни поработать землекопами или хлеборобами. Раз так, то пусть уж хотя бы тяжести потаскают.

Когда до города осталось рукой подать и над макушками леса показалась верхушка Карцерной башни, он недолго думая, парализовал джентльменов удачи и забрал мешки на аэроцикл.

Сперва он хотел разбросать фальшивое золото по лесу, но потом подумал, что разбойники, устрашенные атаманом, вполне ведь могли начать собирать деньги по всему лесу. Еще не решив, что делать с деньгами, он поднялся в воздух и по широкой дуге полетел к Большой Дороге.

Пока он выбирал место, лес под ним кончился, и впереди показались первые домики Императорского города Гэйля.

Все тут оставалось как всегда, только пустырь, что отделял Дурбанский лес от Гэйля, заросший травой и низкими кустами теперь пустым не назвал бы и последний пессимист. Еще три дня назад пустовавшая земля теперь кипела жизнью.

Сергей поднялся повыше, чтоб оглядеть окрестности.

Пустошь превратилась в военный лагерь, и это превращение заслуживало того, чтоб отнестись к нему со всяческим вниманием.

Лагерь под ним наверняка не считался образцовым. Военный человек точно нашел бы там какие-нибудь изъяны, но на взгляд Сергея он, все-таки выглядел идеальным — квадраты палаток, прямоугольники плацев, рвы по периметру, а между лагерем и лесом вообще стояла бревенчатая стена, не столько защищающая туземцев, а скорее показывающая, откуда они ждут подвоха. Некоторую легкомысленность лагерю придавали пляшущие монахи, но Кузнецов уже сталкивался с этим и особого внимания на них не обратил.

Пляшут и пляшут. Работа у них такая.

Посчитав палатки, уважительно присвистнул. Под ним ждали своего часа тысяч восемь солдат. Он и раньше знал, что в Гэйль прибывают Императорский войска, однако до сих пор туземцы как-то рассасывались в городе, а тут вот на тебе... Сюрприз не сюрприз, а неприятность.

Он начал выполнять "ромашку" — стандартный маневр, позволявший внимательно осмотреть значительную территорию, выбрав за центр массивную деревянную башню вокруг которой и плясали монахи.. Аэроцикл начал выписывать пресекающиеся восьмерки с центром в одной точке, стараясь создать в небе ровный шестилепестковый цветок.

Лагерь Имперской Панцирной пехоты.

Палатка Старшего Брата Черета.

За матерчатой стеной палатки кипела жизнь. Слышались слова команды, гремело оружие, кто-то пел, слышался топот братии, а Старший Брат сидел за складным походным столом, подперев голову, отдав себя на растерзание единственной мысли. Взгляд его бродил от чернильницы до песочницы, но думал он о вещах более неприятных.

Если б не прямой приказ Императора не входить в лес! Если бы не он!

Войска подходили и подходили, и с каждым днем он чувствовал себя сильнее и сильнее. Что там сила! Он ощущал за собой силу куда как большую, чем сила людей, вооруженных копьями и мечами, но приказ Императора связывал ему руки.

"В лес не входить до приказа или знака, что даст Карха!"

Полог палатки отнесло в сторону, и внутрь ввалился брат Така. Глаза у него были круглые и злые.

"Этот бы никого слушаться не стал бы!" — мелькнуло в голове у Старшего Брата. Он уже разобрался в характере Среднего Брата. Этот готов стать мучеником. Черет чувствовал в нем силу веры, которую не остановили бы ни приказ императора, ни что-либо еще.

— Дождались! — заревел монах. — Дьяволовы пособники уже в лагере!

Старший брат откинулся в кресле.

— Что ты несешь, брат?

Така наклонился к нему, едва не ткнувшись лицом в лицо. От него пахло потом и хорошим вином.

— Правду! Один уже над нами, а скоро их тут будет видимо-невидимо!

Старший Брат сидел неподвижно, и тогда Така ухватив за плечо, потащил его за собой к выходу из палатки.

— Вон! Смотри! Вон он, посланец дьявола!

Он ткнул пальцем в небо. Старший Брат Черет посмотрел вверх. В небе над лагерем медленно плыло пышное облако. Такое белое и плотное, что его хотелось коснуться рукой.

— Облако, — сказал Черет. — И что?

— В нем сидит колдун! Смотри! Он идет против ветра, Он крутится над нашими головами! Какой знак тебе еще нужен?

Облако и впрямь повернулось и против божеских законов заскользило против ветра. Монах ухватил его за руку.

— Смотри! Он летает над "Гневом Кархи"!

Глаза у Старшего Брата расширились. Брат Така был прав!

— Камнеметы! Камнеметы к бою!!!

Атмосфера.

Пятьдесят метров выше лагеря Имперской Панцирной пехоты.

Сделав "ромашку", Сергей завис над плацем, наблюдая за учениями.

К войне эти люди готовились на совесть. Под ним ровной шеренгой стояло десятка три солдат, и упражнялись в выпадах. Политая водой земля не пылила, и наблюдать за слаженными движениями туземцев стало истинным удовольствием.

Раз! И пики летели вперед, распарывая влажный утренний воздух.

Два! И с дружным криком шеренга как один человек поворачивалась, что отразить нападение сзади. С земли поднимался мощный топот вперемешку с железным лязгом. Улыбаясь по себя, Сергей задумался над тем, какими приемами туземцы начнут избегать парализующих ударов пришельцев из космоса, но услышал чуть в стороне крик:

— Камнеметы!

Что такое камнемет он хорошо знал и, потому сразу завертел головой. Его любопытство имело самый прикладной характер. В прошлый свой визит на планету, да и в этот, несколько дней назад, он убедился, что эти штуки весьма даже эффективны в поражении низколетящих целей, к каковым его аэроцикл, безусловно и относился.

Камнеметы отыскались около массивной деревянной башни, вокруг которой плясали монахи. Там началась суета. Кто-то накручивал тетиву, кто-то сыпал камни в метатель, а кто-то рычагами разворачивал его выцеливая аэроцикл.

— Кто ж там такой умный? — пробормотал Сергей, нащупывая излучатель. — Кто ж это там такой злопамятный?

А потом в голову пришла другая мысль.

Он не стал дожидаться залпа, снизился до десяти метров и ножом ударил по надутому боку ближайшего разбойничьего мешка. Из прорехи на землю хлынуло золото.

Он летел над лагерем, оставляя за собой золотой след, мгновенно становившийся черным от невесть откуда появившихся людей. Рев, что несся снизу, заглушал и звон железа, и все остальные звуки. Внизу кипело сражение. Люди внизу походили на эритроциты, стремившиеся залатать своими телами золотую царапину. Раной ее Сергей назвать постеснялся — уж больно не солидно она выглядела по сравнению со всем лагерем.

Вскоре к золотой дорожке сбежался весь лагерь. Даже бравые камнеметчики бросили свои страшные аппараты и бросились в общую кучу. Выдержку проявили только монахи. Они, похоже, были не от мира сего. Отточенные движения следовали одно за другим. Неподвластные зову золота, чернорясые остались на своих местах, продолжая неспешную пляску.

— Ну, я вам! — злорадно сказал уязвленный Сергей. — Мы еще посмотрим, чья возьмет!

Он распорол последний мешок и обрушил кучу фальшивого золота на голову плясунов. Золотой поток водопадом обрушился вниз, и тут же, добавляя жизненности в картину бесшумного золотого потока, с самым настоящим ревом на монахов набежали имперские пехотинцы.

Лагерь Имперской Панцирной пехоты.

Башня "Гнев Кархи".

Стиснув кулаки, Старший Брат Черет стоял около палатки и смотрел на колдуна, осыпавшего золотом людей под собой так, словно смеялся над человеческой слабостью. Люди под ним валялись в грязи, и только монахи, устоявшие от соблазна, возвышались над дерущимися солдатами.

"Если это не знак, то что ж это такое?" — подумал он.

От палатки Верлена побежали десятники, ударами мечей плашмя приводя людей в чувство. Сам Верлен стоял рядом с палаткой и так же как и Черет смотрел в небо.

— Эй, Верлен!

Императорский казначей обернулся. Старший Брат указал пальцем в небо.

— Это Знак!

— А то я не понял! — отозвался Верлен. — Барабанщикам, играть "Общий сбор"! Играть "Выступление"!

Дурбанский лес.

Опушка.

С самого утра Сергей устроившись в верхушке дерева, наблюдал за лагерем. После вчерашнего он не рисковал лететь над ним, уверенный, что камнеметчики только и ждут момента, когда он появится над излучателем. Его там ждали. Кто-то довольно осведомленный о том, что происходит в Заповеднике, рассказал им о аэроциклах, и у них хватило ума сложит один и один и сделать вывод их этого.

Лента панцирной пехоты двинулась к лесу только около полудня.

Воевать с пришельцами туземцы собрались всерьез, по-настоящему.

Первые отряды уже достигли леса, а из ворот Гэйля все выходили и выходили вооруженные люди. К удивлению Сергея впереди шли не воины, а какие-то связанные люди. У них не было ни брони, ни вооружения.

— "Вояки..." пренебрежительно подумал Сергей.

Следом за ними, шагах в пятидесяти шли монахи, окружая плотным кольцом массивную деревянную башню. Усилиями братьев она катилась на толстых деревянных колесах, напоминая вездеход.

Сергей покачал головой, восхищаясь достижением местной конструкторской мысли, и связался с "Усадьбой".

— Игорь Григорьевич! Они выходят из города!

— Много? — Помолчав, спросил Игорь Григорьевич.

— Все, что есть... — ответил егерь. — По моим подсчетам их тут тысяч двенадцать.

— Дай картинку...

Сергей направил объектив вниз, на людской поток. Шеф несколько минут наблюдал за ними

— Покажи опушку...

От передового отряда до опушки оставалось метров двести.

Систему безопасности Сергей настраивал сам и прекрасно знал, что сейчас происходит и что произойдет через несколько минут.

В эти самые мгновения, автоматика инфразвуковых излучателей, прощупывая пространство вокруг себя, обнаружила приближающихся туземцев. Несколько секунд у автоматики уйдет на то, чтоб определить массу приближающегося тела, рассчитать импульс, накопить его и приготовится выплеснуть на непрошеных гостей, совсем недавно бывших тут хозяевами.

Сергей представлял, что там творится, и словно бы управлял автоматикой. Он чувствовал, как энергия удара накапливается, как поступает на эмиттеры, как импульс...

Первый ряд остановился. Стало видно, как они завертели головами, еще не слыша, но уже чувствуя незримую опасность. Напор беспричинного страха становился все сильнее. Он стал плотным как ветер, а потом превратился в ураган, погнавший их назад, к городским воротам, словно кучу сухих листьев.

— Ничего, — сказал Игорь Григорьевич, глядя на бегство. — Как всегда началось, как всегда и кончилось. Наивно с их стороны рассчитывать, что связанные руки уберегут кого-то от инфразвука.

Он ошибся.

Монахи не получившие своей доли ужаса остались на месте, окружая колесную башню. Их танец не прекратился ни на секунду. Пируэт сменялся пируэтом и Сергей тут же вспомнил братьев, плясавших вокруг дворца в Эмиргергере, в тот роковой день, когда они воспитывали инфразвуком несговорчивого Императора.

Сергей привстал. Не прекращая танца, монахи уперлись в башню и слегка развернули ее.

Егерь хотел сказать Игорю Григорьевичу, что туземцы сейчас достанут что-нибудь вроде чудотворных мощей или изображения Кархи в какой-нибудь зловещей ипостаси, но ничего этого не успел.

Из черной щели на самой верхушки башни вылетел огненный луч и полоснул по кустам и деревьям около дороги, по связанным людям, что бежали навстречу, одержимые ужасом. В небо взлетели птицы, но уже через несколько секунд небо занавесил дым, подсвеченный снизу языками оранжевого пламени. Кричали обожженные и перерезанные люди. В огне что-то оглушительно грохало, волнами плотного воздуха разбрасывая беспрепятственно бежавших вперед монахов. Вспышки ослепительно-голубого света озаряли коричневые рясы, делая их угольно-черными.

Своим глазам следовало верить, но Сергей отказывался делать это. На его глазах происходило настоящее чудо, происходило невозможное.

— Что это у них? — заорал Главный Администратор. — Что ты видишь?

— Видимо, то же что и вы, — медленно ответил Сергей. — Применение Братьями по Вере боевого лазера.

С земли кто-то проорал, упиваясь всесилием.

— Победим Зло Злом... Они боятся крови — мы нет! Мы ничего не боимся!

Имперский город Эмиргергер.

Ограда Императорского дворца.

Лао в небе напоминал небрежно подброшенный какими-то спорщиками золотой.

Сходства с монетой добавляли облака, что бежали по небу и, при известном напряжении ума, можно было представить, что она кувыркается в небе, не решаясь упасть на землю, чтоб показать, кто из спорщиков выиграет.

Не простыми, надо думать, оказались эти схлестнувшиеся в споре люди, если не пожелали обойтись медной или серебряной монетой! И вопрос, наверное, решали не простой, а какой-то особенный, раз золоту поручили быть судьей в споре....

Наверное, Лао тоже чувствовал особенность этой ночи, как ее чувствовал Трульд.

Ночь эта должна была стать особенной по многим причинам и монета в воздухе напоминала брайхкамеру не просто о риске проигрыша — о смертельной опасности.