Белый Клык

"Убей их всех. Убей всех фавнов!"

Она ненавидела Белый Клык — всей душой, каждой гранью своей личности: за их злобу, за то, что из-за их действий страдали невинные... за то, что страдала сама.

Но в конечном итоге... она ничем от них не отличалась. Доведенная до отчаяния, не желающая мириться с судьбой, она позволила ненависти управлять собой, диктовать цели и методы.

"Я отведу тебя на собрание Белого Клыка, Принцесса, — сказал ей Браун. — Уверен, ты встретишь там много отталкивающих личностей, переполненных злобой и ненавистью глупцов, но уверяю тебя — ни один из них не стал таким просто так".

Самое ужасное заключалось в том, что, даже понимая все это, — злоба никуда не делась. Стоило только вспомнить эту маску, тонкие губы, кривящиеся в зубастой усмешке, восторг, с которым он вырезал на ее теле свое послание, как все возвращалось назад: паника и ужас, мольба и отчаяние, злоба и желание отомстить. Вайс тонула в этом водовороте эмоций — слишком сильных, слишком противоречивых, чтобы она могла с ними справиться. Сами собой сжимались кулаки, сердце тяжело стучало в груди, легкие сжимались, силясь протолкнуть в себя в воздух через перехваченное спазмом горло...

В себя ее привел голос сестры.

— Она выкарабкается, — сказала Винтер, осторожно погладив ее по плечу. — У тебя очень сильная подруга, Вайс — без нее я бы не справилась. Он не мог ранить ее, не с таким Проявлением — она прекрасно справилась с тем, чтобы рассеять внимание того ублюдка. Уверена, ты уже завтра сможешь навестить ее.

Наследница вздрогнула, пряча глаза. Навестить Блейк? После того, как она едва ее не убила? Вайс похолодела, подумав — смогла ли кошка расслышать приказ, который она отдала рыцарю? Она шептала эти слова? Кричала?

Она не помнила.

Придвинувшись поближе, Винтер осторожно обняла ее, прижав к груди.

— Все хорошо, родная... — прошептала она, гладя Вайс по волосам. — Я с тобой. Мы с Блейк позаботились о том, чтобы он никогда не вернулся.

Эти объятья, ласковый голос — Вайс будто снова было десять, будто вновь она искала утешения у старшей сестры после очередного "неприемлемого для Шни провала". Она всегда получала у нее всю поддержку и любовь, что была ей необходима и которую не видела от родителей. Эти теплые руки, знакомый, пусть и приглушенный едким запахом лекарств, цветочный аромат и тихий голос, прогоняющий тревоги, заставили расслабиться сведенные судорогой мышцы, успокоится тяжело ворочающееся в груди сердце, а слезы — свободно течь по щекам, без стыда и боли, принося лишь облегчение.

— Все хорошо, все закончилось, — вновь и вновь повторяла Винтер. — Он не вернется.

— Их так много... — ответила Вайс. — Так много... каждый из них ненавидит меня, каждый с удовольствием убил бы. Весь Белый Клык, все фа...

— Это неправда, — прервала ее Винтер.

Чуть отодвинув ее от себя, она пальцами подняла ее подбородок, заставив взглянуть в глаза.

— Блейк не ненавидит тебя, — твердо сказала она. — Ты бы видела, как она беспокоилась, как торопилась на помощь, с каким гневом сражалась... Это не может быть ненавистью, сестренка. Это любовь. Это дружба.

— Она возненавидит, после того, что я с ней сделала.

— Рыцарь просто защищал тебя, — начала было Винтер. — Ты успела развеять его. Это не твоя...

Дернув подбородком, она освободилась от пальцев сестры и вновь прижалась к ней, спрятав лицо.

— Это неправда, — прошептала она. — Это моя вина. Я отдала ему приказ убивать — всех фавнов вокруг. Я хотела этого. Я до сих пор хочу.

Пару секунд Винтер молчала, все так же — размеренно, успокаивающе — гладя ее по волосам. Вайс затаила дыхание, опасаясь самого страшного — ее разочарования и осуждения.

— Ты знаешь, — наконец начала Винтер, заставив Вайс напрячься. — Так всегда получается. Кто-то делает тебе больно — ты злишься. Кто-то калечит тебя — ты ненавидишь их за это. Кто-то называет тебя вторым сортом, грязным животным — ты злишься. Кто-то повторяет это десятилетиями — и ты начинаешь ненавидеть. Тебя бьют — ты бьешь в ответ. Тебя презирают — ты презираешь их. Это называется замкнутый круг.

— И что делать?

— Мне иногда кажется, что ты считаешь, будто у меня есть ответ на любой вопрос, сестренка, — с горечью прошептала Винтер.

Вайс с удивлением почувствовала, как на ее макушку упали две тяжелые капли. Она даже не сразу поняла, что это значит. Ее сестра, силой которой она всегда восхищалась, примеру которой следовала — беспомощно и беззвучно плакала.

— Я не знаю, Вайс, — призналась Винтер. — Я годами пыталась придумать, как мне исправить свою ошибку. Прости меня... прости за то, что упустила свой шанс, за то, что разрывать этот замкнутый круг придется тебе. Если бы я была сдержаннее и умнее — у меня был бы шанс изменить все.

Несколько минут они молчали, крепко прижимаясь друг к другу, находя утешения в тепле и объятьях.

— Это то, о чем ты предупреждала меня, да? — наконец, спросила Вайс. — Вторая Война за Права, та, что уничтожит всех? И все, что нам остается — ударить первыми?

— Может быть... После ранения меня сразу привезли сюда, вместе с тобой — у меня нет информации, чем все закончилось. Завтра здесь будет генерал — думаю, после встречи с ним я смогу сказать точнее.

— Я ведь... это не моя вина, правда, Винтер? Я никак не могла это предотвратить?

— Конечно нет — твердо ответила Винтер. — Ты была ребенком и единственное, что имеет значение: что ты можешь сделать СЕЙЧАС. Я постоянно повторяю себе это, много лет. Давай договоримся так: сейчас мы обе притворимся, что не рыдали как две сопливые девчонки, я поставлю тебе капельницу и сделаю укол. А за это время ты подумаешь, что можешь сделать прямо сейчас, не выходя из комнаты. Уверена, ты сможешь придумать хоть что-то.

— У нас не так много времени, сестренка, — тихо сказала Винтер, когда все было сделано. -Уверена — из Атласа уже вылетел самый быстрый корабль Шни, чтобы забрать тебя домой. Я ничего не смогу сделать — ты все еще несовершеннолетняя. Закон на его стороне. А у меня будет очень много работы. Я буду навещать тебя так часто, как только смогу, но...

— Ничего, — сонно ответила Вайс.

Седативное, которое вколола ей сестра, уже начало действовать.

— Я все понимаю — жила так годами.

— Ну, придумала что-нибудь? — наконец, впервые за всю ночь, слабо улыбнулась Винтер, взъерошив ей волосы.

— Да... Мой Свиток цел?

— Конечно. Для Охотников их делают из самых прочных сплавов — пули можно ловить. В тумбочке. Кому ты собираешься звонить?

— Писать сообщение... и — лучшему другу Блейк... Не дай мне заснуть, пока я не закончу.

— Ты точно не хочешь, чтобы я осталась с тобой? — обеспокоенно спросила Винтер на следующее утро. — Я могу задержаться ненадолго.

Она стояла рядом с ее кроватью, уже одетая в новый, идеально сидящий на точеной фигурке мундир, с аккуратно расчесанными и уложенными волосами, вернув обратно свой вечный образ холодного совершенства — будто и не было вчера измотанной ранением и боем женщины, беспомощно рыдавшей в макушку искалеченной сестры.

— Нет, Винтер, — покачала головой Вайс. — Я должна справиться с этим сама.

"Мне надо снова привыкать к этому..."

— Ты... — продолжила она. — Сделала то, о чем я тебя просила?

— Да.

Она показала маленькую флешку, но, стоило Вайс протянуть руку, вновь спрятала ее в кулаке.

— Ты... уверена в этом? — нахмурившись, спросила Винтер. — Это Фавн-из-стали. Он преступник. Убийца — на его руках хватает крови. Ты сама говорила — он ненавидит всех нас.

— Он Моррон Браун, — тихо ответила наследница, с уверенностью, которой не ощущала, встретив испытующий взгляд сестры. — Если ему верит Блейк — попробую поверить и я. Ты сказала мне, что поможешь мне всем, о чем бы я ни попросила... я прошу об этом. Если мы хотим что-то изменить, делать это надо со всех возможных сторон.

— Это большой риск.

Вайс не стала спорить. Вместо этого она вновь протянула правую руку:

— Любые наши усилия обратятся в прах, если... — она замолчала, споткнувшись о ненавистное название, остановленная фантомной болью в уже почти заживших шрамах.

Глубоко вздохнув, она с усилием продолжила:

— Если Белый Клык продолжит в том же духе. Ты помнишь, что всегда говорил отец, повторяя самую известную цитату нашего деда? "Не рискует только тот, кто ничего не делает. Тогда он проигрывает".

— Это может уничтожить меня, Вайс, — сказала Винтер, вложив флешку в руку сестры. — И тебя заодно.

— Да, — согласилась наследница. — Прости, Винтер, но это лучшее, что я смогла придумать.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Точно не хочешь, чтобы я вернула обезболивающее?

Вайс опустила взгляд на левую руку. Больше чем двое суток прошло с тех пор, как она потеряла три пальца — аура и лекарства, что дали ей в больнице, позволили пережить самый страшный первый день, но горячая боль все еще прорывалась волнами, стоило только неловко пошевелить рукой, легонько подташнивало и кружилась голова.

— Точно. Мне сложно думать с ними — не говоря уже о седативных. Я позову врача после.

А она ведь прекрасно помнила, какие решения принимает, когда позволяет разуму отступить, отдав управление инстинктам и эмоциям: пронзительный, полный одновременно боли и потрясения крик Блейк останется с ней навсегда.

Наклонившись, Винтер крепко обняла сестру напоследок, поцеловала в лоб и со скупым "Удачи!", вышла за дверь.

Некоторое время тишину нарушал лишь шум работающих приборов, иногда — тихое бряцание переминающейся с ноги на ногу охраны, выставленной сегодня утром и, совсем редко, звуки выстрелов и далеких разрывов. В городе еще хватало недобитых Гримм.

Вайс осталась одна.

Только сейчас наследница поняла, сколь сильно на нее влияние Винтер — одно лишь ее присутствие рядом придавало сил и решимости. Сейчас она ушла — и рука сразу заболела капельку сильнее, а шрамы на груди начали неприятно пощипывать, не давая забыть о себе. Чем дальше, тем больше ей казалось, что все ее усилия тщетны, что враги слишком сильны, а цель — не нужна никому, кроме нее самой, горстки друзей... и возможных врагов, как бы странно это не звучало.

Год назад потребовалась вся ее храбрость, вся непокорность и сила, которую она смогла отыскать, чтобы бросить вызов отцу, отправившись учиться в Бикон, стать Охотницей. Жак Шни... она боялась его даже сильнее, чем любила. Тогда у нее перед глазами был пример Винтер — именно в ней она черпала уверенность. А что сейчас осталось от ее храбрости? Она была растоптана ее мучителем посреди горящего города, изрезана острыми отравленными клинками. Непокорность? Она сама отказалась от нее, смирившись с Судьбой и приняв месяцами откладываемое решение. Сила? О какой силе может идти речь, если даже двадцать минут в одиночестве заставляют сжиматься стены вокруг, а тревожное, тянущее ощущение ловушки требует сорваться с места и бежать, бежать так далеко, насколько только хватит сил, найти самую темную и глубокую нору и забиться в нее — навеки? И даже сестра больше не может быть ориентиром и образцом — свою битву она проиграла.

На кого ей равняться теперь?

Он вошел не постучавшись, заставив Вайс, утонувшую в мыслях и сомнениях, вздрогнуть. Подняв голову, она еще успела увидеть, как он входит в палату, ссутулившись и развернувшись боком — мало существовало дверей, в которые легко мог пройти Моррон Браун. Его нетипично простая для охотников одежда — черные джинсы, футболка и кожаная куртка, — была припорошена пылью и пеплом; пятна крови, маленькие и побольше, виднелись тут и там, выделяясь даже на черном... И особенно странно смотрелись на этом фоне синие больничные бахилы. Посмотрев выше, она встретилась с ним взглядом... всего на секунду, а потом, вне своей воли, уставилась на два больших медвежьих уха.

Перед глазами мгновенно вспыхнула совсем другая картина, с готовностью выскочив из запертой на замок памяти, — один из двух фавнов, что держал ее за руки, пока третий кромсал ее тело, тоже был фавном-медведем.

"Так будет всегда, когда я буду встречать фавна, не так ли?" — подумала Вайс, с усилием прогоняя воспоминание.

— Они всегда были там, Принцесса, — проворчал Браун. — И нет, ты не можешь их потрогать.

— Я не это...

— Неважно, — громыхнул Браун, подходя вплотную к кровати и нависнув над наследницей. — Зачем ты позвала меня?

Глядя снизу вверх на медведя: на его крупные крупные, резкие черты лица, жесткю черную щетину, запавшие глаза, резко обозначившиеся скулы и всю ту же усталость в глазах, которую она видела в зеркале, у сестры... даже врачей.

Внезапно, в мгновенном ярком озарении, она нашла для себя ответ на вопрос, который мучил ее уже больше месяца: "почему я все еще жива?"

"Они сделают из тебя мученицу, белочка!"

— Ты знаешь, я ведь только сейчас поняла, почему ты не убил меня в нашу первую встречу, — прошептала она.

Он присел на корточки — и даже так оказался лишь чуть ниже Вайс, сидящей на кровати.

— Я посчитал, что твоя смерть не пойдет на пользу фавнам, — кивнул он. — А еще потому, что с тобой дружила Блейк. Когда она ушла от Белого Клыка — для меня это было ударом, но... далеко не таким большим удивлением, как можно было подумать. Но что бы я не чувствовал по этому поводу, ни на одну секунду не усомнился бы в том, что она желает фавнам равенства так же сильно, как я. Она бы не стала дружить с той, кто поддерживает наше притеснение. Никогда.

— Ты веришь Блейк... — медленно сказала Вайс. — И через нее веришь мне.

— Это так.

— Это то, что у нас общего, Браун, — бледно улыбнулась наследница. — Блейк. Я тоже верю ей, и через нее — тебе.

Раскрыв ладонь, она посмотрела на флешку, оставленную ей Винтер. Надо было принимать решение — здесь и сейчас. Времени было так мало...

Ее размышления прервал Браун:

— Знаешь, я только что от Блейк.

— Как она? — тут же, резко охрипшим голосом, спросила наследница.

— Выкарабкается. Когда я уходил, ей как раз делали перевязку. Она сказала, что ее ранил Гримм, но...

Вайс сглотнула, с трудом подавив желание закрыть ладонями уши — крик Блейк вновь зазвенел в них, все такой же пронзительный, отчаянный и потрясенный.

— Я видел много ран, Принцесса, — продолжил медведь, вцепившись в нее пристальным взглядом вмиг потемневших карих глаз. — Эту оставил не Гримм и не человек. Рядом лежал атлаский солдат — он с таким восхищением рассказывал соседу о большом призрачном рыцаре, которого призвала их драгоценная Шни... Блейк попыталась меня отвлечь и перевести тему, но...

— Это я! — выдохнула наследница, закрыв глаза. — Это мой рыцарь ранил ее!

Несколько мучительно долгих секунд она провела в ожидании, почти физически чувствуя ладонь, обхватившую череп... но ничего не происходило. Открыв глаза, она посмотрела на Брауна... тот молчал, глядя на нее с неуловимо знакомым, но непонятным выражением.

— Когда Блейк поняла, что ей не удастся провести меня — она все рассказала. Абсолютно все, Вайс.