— Кухня! Есть ли задний вход?.. — Дал голос рыцарь Фабиан.
— Проверь! — Приказал Федор. — Автоваз, дуй с ним.
Рыцарь с персом побежали в кухню. Окассий, не дожидаясь приказа метнулся в нишу, и своротив коротконогий стол, потащил его баррикадировать дверь. Парфений подскочил, схватив за вторые ножки неудобную ношу.
— Берегитесь окон, — могут стрелять через них, — предупредил Федор. — Дарья, — со мной наверх. Поглядим что на крыше.
Федор, перелетая через ступеньку крутой лестницы, взлетел на крышу, осмотрелся. Кроме ветровых ловушек, на крыше было пусто. Край крыши защищали стены с бойницами, вполне настоящие, способные укрыть воина.
— Осторожно, предупредил Федор, — когда за его спиной появилась девушка, — берегись стрелков. Дуй на сторону ко входу. Будут ломать дверь, стреляй.
— Стрел мало, — Хлопнула по колчану девушка.
— Вот и не трать понапрасну. Иди.
Девушка пригибаясь побежала на нужный край крыши.
— Федор! — Крикнули снизу, от лестницы.
— Ну, — Гвардеец посунулся обратно, глянул вниз, на Окассия.
— Дверь забаррикадировали, — отрапортовал Монах, тяжело дыша, и опираясь на свой посох.
— Задний вход тоже заперт, сир, — В поле зрения появился Фабиан. Дверь узкая, толстые доски, крепкий засов.
— Недобитых врагов дорезали, — дополнил перс Автоваз.
— Добро! — Кивнул Федор. — Давайте наверх. Будем держать оборону тут. Если взломают двери, удержим их на лестнице. Парфений!
— Я, — отозвался монах.
— Собери с тел внизу стрелы Дарьи, из тех, что целые, — и тоже наверх. Только не тащи стрелы обратно как попали, протыкай насквозь, а то наконечник в ране останется. Справишься?
— Дело безрадостное, но с Божьей помощью совладаю, — перекрестился Парфений.
— Ну-ну, аккуратней там. Если что, кричи...
Окассий, Фабиан, и Автоваз, тем временем выбрались на крышу.
— Каждый берем по стороне, — распорядился Федор.
Воины рассредоточились по крыше, согнувшись у бойниц. Тут что-то хлопнуло на стороне правой от входа. Над бойницами, на стороне которую занял Автоваз показались две жерди приставленной к крыше деревянной лестнице.
— Окассий, — Показал рукой Федор.
Монах кивнул, и перебежал на сторону к Автовазу. Примерился, упер свой посох в жердь лестницы, и хорошенько толкнул. Лестница отделилась от стены, и набирая скорость ухнула вниз. Раздался шлепок. Мертвяки внизу обиженно завыли.
На крышу залез Парфений, сжимая в руках окровавленные стрелы. Огляделся, побежал к Дарье. Федор подвинул шлем, утер со лба пот, и выглянул во двор. Мертвяки обступили дом внизу плотной толпой. И стояли. Молча. Неподвижно. Зловещей хозяйки видно не было. На крыше внешнего здания выстроились несколько стрелков из охраны постоялого двора, или караванов, — луки были у них в руках, но пока никто не стрелял.
— Стрелы отдал, — Приблизился к гвардейцу Парфений. — Чего теперь делать?
— Встань у лестницы, смотри вниз, — если кто проникнет внутрь, — кричи.
— Ага, — Парфений собрался к лестнице.
— Постой. — Остановил его Федор.
— Чего?
— Ты это... Наблюдай, — и молись.
— Да, — Парфений кивнул, и отошел к ходу вниз.
Федор еще раз прошелся по крыше, оглядев все стороны, и только после этого позволил себе присесть. "И что дальше? — Мелькнула в голове невеселая мысль. — Попали как кур в ощип. Сколько можно высидеть вшестером на этой крыше? Надо будет послать Парфения, посмотреть, найдется ли что на кухне, — хотя бы вода... Но что потом?".
— Эй! — Словно в ответ на его мысли послышался голос снизу. — Эй, на крыше!
Кричали со стороны, которую сторожил Фабиан.
— Всем следить за своими постами! — Напомнил Федор. — Это может быть отвлекалка.
Федор подскочил на сторону франкского рыцаря, и опасливо высунулся в край бойницы.
— Кто орет? Чё надо?
— Это я, — отозвался так же опасливо высовываясь из-за плеч мертвяков слуга, который называл себя Кахтан. — Хозяйка хочет поговорить с вами. Переговоры. Давайте, чтоб без стрельбы. Безо всякий глупостей.
— Ну, пусть выскажется, — буркнул Федор.
— Так ты пообещай, чтоб, там, без всяких хитростей.
— Обещаю, — выплюнул через губу Федор. — Честное благородное слово... — Сам же переглянулся с Дарьей, и жестом позвал её к себе, потом щелчком пальцев привлек внимание Парфения, и отправил его на сторону, откуда ушла персиянка. Когда девушка подкралась к нему, указал ей шепотом.
— Спрячься рядом. Не высовывайся. Как дам сигнал, попробуй убить ехидну.
— Нет! — Глаза Дарьи расширились. — Так нельзя! Ты же обещал ей переговоры. Такое слово нарушать нельзя!
— Да ведь она нелюдь.
— Ну и все равно. Это же твое слово.
Федор посмотрел на персиянку. До чего ж красивая. То ли обругать, то ли поцеловать...
— Нарушать слово вам запрещают ваши боги? — Вспомнил он то, что знал о персидской вере.
— Да. Всевидящий Ормазд сурово карает клятвопреступников. Ангран84 не примет их!
— Но ведь ваши боги так же велят вам помогать им в борьбе со злом, и всеми силами уничтожать порождений Аримана?85
— Да, — снова согласилась девушка.
— Так выходит в этой ситуации, — что важнее? Сохранить слово? Или уничтожить зло?
— Я... не знаю, — смутилась девушка.
— Я знаю. — Отрезал Федор. — Эта грымза сама на нас первая подло напала, значит все честные правила в её сторону отменяются. Выполняй, что велят твои персидские боги — уничтожай зло.
— Хорошо! — Дарья наконец-то согласно кивнула.
"Чудо, какая бы была замечательная жена, — подумал Федор. — Сама не врет, а всему что ей говорят, верит. Эх, если б не царского роду... С другой стороны — ужас какая принципиальная; тоже это не всегда сахар...".
— Значит, жди моего сигнала, — напомнил он вслух.
Внизу, из рядов апатичных мертвяков, выбралась хозяйка. Остановилась, уперев руки в бока, посмотрела вверх. Федор встретил её взгляд. Сейчас хозяйка опять выглядела человеком, красивой женщиной. Но гвардейца её внешность больше не обманывала.
— Как вы догадались? — Спросила снизу хозяйка Федора, самым доброжелательным тоном. — В чем наш прокол?
— Это я, пожалуй, придержу для себя. — Отозвался Федор. — С чего бы мне учить тебя?
— Еда, да? — Хозяйка чуть склонила голову набок. — У нас просто кончилась ваша человеческая пища на складе. Перебой с подвозом. С едой было проще. Покорми вас хорошенько, — вас тут же тянет в сон. Да немного вина... А ночью, со спящими все можно сделать тихо-тихо, нежно-нежно. Никто и не успевал понять... А если кто не спал, — тот сам отпирал мне дверь. — Хозяйка соблазнительно потянулось, так что её хитон подчеркнул все округлое. — Как тебя звать, воин?
— Я смерть твоя, — представился Федор.
— Ну да... — Хозяйка вкусно хохотнула низким грудным смехом. — А знаешь, почему я еще не взяла штурмом эту халупу? — Спросила снизу хозяйка. — Да не вытащила вас всех оттуда за уши?
— Наверно потому, что мы пинком выгнали тебя из этой халупы. Порубали в капусту твоих холуев. И засадили тебе стрелу в задницу. — Любезно ответил Федор. — Как седалище, кстати? Сильно болит?
— У таких как я, все очень быстро заживает. — Улыбка хозяйки несколько поблекла. — Не волнуйся, я помню, кто мне задолжал. Получила стрелу — верну кол. Погляди-ка сюда, милый.
С этими словами хозяйка лениво махнула рукой, часть мертвяков, стоявшая кольцом вокруг харчевни, разошлась, и отступила, открывая лежащие там вязанки хвороста. В другом месте отошедшие мертвецы обнажили сложенные кувшины.
— У меня здесь полсклада забито оливковым маслом, — констатировала хозяйка. — Его вез такой вкусный купец... Само по себе масло не горит. Но если плеснуть его на хорошо разогретый костер... Я могу в любой момент спалить это здание вместе с тобой и твоими друзьями.
Федор посмотрел на хворост. На кувшины. Беда дело. Только бы не дрогнуло это на лице...
— ...И мы опять возвращаемся к вопросу — Мягко продолжила хозяйка — почему я еще этого не сделала?
— Потому что ты на этом деле потеряешь столько твоих холуев, — что тебе икнется! — Твердо ответил Федор.
— Марионетки? Да, жаль их терять. — Легко согласилась хозяйка. — Но не так жаль, как ты думаешь. Мне ведь не нужно их растить, обучать, убеждать... Только взять их крови, да кое чего добавить взамен... Ты не представляешь, как быстро можно наплодить эту безголовую стаю. Куда больше мне жаль здание. Постоялый двор — такое богатое, сытное место. И вместе с тем, такое уединенное. Люди сами стекаются сюда. Но их будет несколько труднее... принимать, если в центре двора будет торчать закопченный остов. Вот, почему я еще не спалила вас, как гнилую траву.
— Сочувствую твоим трудностям, — отозвался Федор.
— Я хочу, чтобы ты понял, — терпеливо отозвалась хозяйка. — Вы живы, — только потому, что я не хочу портить сцену. Но. Как только на гребне бархана появится первый же приходящий караван... Чем-то приходится жертвовать, милый. Сгоревший дом можно объяснить десятком причин, — главное, чтобы рты в нем умолкли. Понимаешь? Вы живы только до первого каравана. Он появится — я зажгу факел. Я только пытаюсь донести до тебя простую истину — вы все мертвы. Имеется лишь малая отсрочка. Или... — Хозяйка сделала паузу. — Есть вариант.
— Какой? — Хмуро спросил Федор.
— Вы сами открываете мне двери и сдаетесь. Тогда я сохраняю вам жизнь. Будете служить мне.
— Ха! — Ведор искренне развеселился. — Чтобы мы стали твоими безмозглыми куклами? — Он оглядел стадо переминающихся вокруг дома мертвяков. — Уж лучше согреть.
— А зачем вообще людям мозги? — Хохотнула хозяйка. — Спроси любого правителя, чего он хочет от подданных, и он ответит: побольше преданности и поменьше мозгов. Эти существа, — она махнула рукой на толпу нежити. — Всего лишь автоматоны. Впрыснутые им в тело мельчайшие живые частицы перестраивают их. Тело консервирует само себя. Срок службы их недолог, пока в недрах их тел не закончится запасенная там еще при жизни энергия. Правда основной поглотитель энергии — мозг, почти отключен, что несколько продляет... — Но для вас есть иной вариант. Возвысится. — Хозяйка повернулась к стаду мертвяков, и крикнула. — Кахтан, подойди сюда!
Через малое время, растолкав стадо безмозглой нежити к хозяйке подобрался молодой человек. Федор узнал служку, который "обслуживал" их в таверне.
— Узнаешь? — Спросила хозяйка. Ты общался с ним. Он, конечно, не слишком образован, но разве безмозгл? Кахтан — стал таким как я, только он еще очень молодой, у него долгий путь. Он связан со мной, как связаны у нас все младшие со старшими. Но он не кукла. У него есть свои мысли и чувства. Когда-нибудь он дойдет по дороге крови и до личной свободы. Я предлагаю тебе и твоим друзьям присоединится. Вы выцарапали себе это право. Нам нужно не только безмозглое мясо. Нам нужны и умные воины.
— Стать кровососом? — Процедил Федор. — Выпивать жизнь из других людей?
— Не надо патетики милый. Ты же не спрашиваешь у коровы, хочет ли она пойти тебе на корм? Ты же не страдаешь оттого, что ешь телячье мясо?
— Теленок не умеет мыслить.
— Кто сказал? Конечно он не умеет бубнить молитвы. Но он, так же как вы — боится, не хочет умирать. Тебя не слишком волнует все это, когда ты жуешь телячью вырезку в прожарке.
— Животное — это животное. А человек есть человек. Бог создал природу так, чтоб человек ел животных.
— Именно милый. И бог создал нас, — чтобы мы жрали людей. Так устроена природа. Все жрут друг друга. Лучше быть тем, кто жрет, а не тем, кого переваривают. Да и на что нам примеры с телятами. Вы — люди — сами же друг друга жрете. Раньше жрали буквально. Теперь, — у вас цивилизация — сильный давит слабого. Слабый горбатится на сильного, теряя здоровье, отдавая свою жизнь, свою кровь. И я предлагаю тебе перестать быть теленком — пока ты еще не на вертеле. Умри — или поднимись на вершину пищевой цепочки. Ты ухватил случай за волосы милый, — у тебя то, что мне сейчас нужно. И я даю тебе — и твоим спутникам — честный выбор. Я немногим его даю. Прими мой дар. И ты станешь быстрее, сильнее. Ты увидишь все краски мира. Ты станешь почти бессмертным Века будут бежать мимо тебя, и ты увидишь к чему идет этот мир.
— Я и так силен, и годов мне немного. Вся жизнь впереди.
— Ваша жизнь пролетает как миг. Быстрее, чем сгорает в пламени мотылек. Ты по молодости кажешься себе бессмертным, а не успеешь оглянутся, — станешь дряхлым, больным стариком. И вот тогда, угасая, ты вспомнишь, что у тебя был шанс на долгую жизнь. На вечную молодость. —
Хозяйка говорила так проникновенно, что в сердце у Федор шевельнулся червяк сомнения. И тут же её взгляд соскользнул с него, и обратился куда-то рядом. — А твой друг? — Федор посмотрел, и увидел, что рядом с ним на крыше стоит рыцарь Фабиан. Хозяйка тем временем поднесла свои пальцы ко рту, и облизала длинным языком те места, где должны были быть ногти, а были острые когти. — Я поцарапала тебя, воин. — Фабиан машинально тронул все еще струившуюся кровь из порезов на щеке. — Да, я попробовала твой вкус. Такой молодой. Такой прекрасный! И такой больной. Хворь сжирает тебя изнутри. Ты будешь гнить заживо. Из всех вас, мне жаль тебя больше всех. Ты глянулся мне рыцарь, твоя краса тронула мое сердце. Твоя жизнь, твоя цветущая прелесть — пойди ко мне рыцарь, прими мой дар! И твоя болезнь развеется как дым. Мы — не болеем. Жизнь, здоровье, молодость — вместо гнили, смерти, и тлена. Разве оно не стоит того?
Федор глянул на Фабиана. Тот слушал прекрасную хозяйку задумчиво. Слишком задумчиво.
— Ну хватит, — Прервал Федор излияния женщины внизу, — Дарья!
Девушка на крыше разогнулась будто пружина, возвысилась у бойницы, и спустила тетиву. Стрела просвистела в воздухе, и застыла у хозяйки... в кулаке. Шинбана слегка сжала пальцы, и пойманная стрела сухо хрустнула сломанным древком.
— Это я предвидела, воин — улыбнулась хозяйка Федору. — Будем считать, первый этап наших переговоров законченным. У вас есть время подумать, — до первого каравана. Поразмыслите над моими словами. В них нет лжи. — Она поглядела на Фабиана. — Особенно, подумай ты, рыцарь. Твои друзья так молоды и здоровы, — что кажутся себе бессмертными. Но тебе болезнь дала мудрость. Сняла шоры с твоих глаз. И теперь ты видишь мир во всей красоте его безжалостной искренности. Сделай еще шаг, — отринь навязанные тебе чужие правила и запреты. Освободись разумом— освободишься и телом. И тогда тебя ждет вечная жизнь. Вечная. Жизнь.
Хозяйка мягко, чарующе улыбнулась, и мягко ступая, отошла, отступая лицом по направлению к постоялому двору. Толпа нежити сомкнулась за ней.
— Слишком ловка, — Скорчила досадливую гримасу Дарья.
— Ну, — пожал плечами Федор. — По крайней мере ты научила её не поворачиваться к нам задом.
* * *
Глава двадцать восьмая.
Время тянулась как патока. Солнце пекло сверху, превращая крышу в подогретую сковородку. Но уходить вниз было нельзя. Нежить некогда бывшая людьми, окружившая дом, по большей части легла. Мертвецы развалились на площади вповалку, закрыв от солнца лица. Видимо так хозяйка мертвяков экономила их запас сил, дабы они не тратили их попусту. Посреди этого людопада стояло только несколько мертвых часовых. Так же неподвижны были мертвые стрелки на внешней стене караван-сарай. Их жара не тревожила, терпение их было бесконечно.
