Ровно одиннадцать дней мы двигались вдоль береговой линии. Семь из них, я полностью посвятил работе с личным составом, а четыре — изучению работы рулевых и поведению гребцов, при смене скоростных режимов. Недели мне хватило, чтобы побеседовать почти с каждым из подрастающих мужчин и убедиться в том, на сколько был несправедлив к ним, до этого. Мои телохранители уже и рассуждали, как взрослые, и поступки совершали, словно прожили лет двадцать пять и, никак не меньше. Прав был Ниртолиртак, эти парни ещё себя проявят и покажут всем вокруг, чего они стоят, на самом деле.
Получив мощную моральную поддержку оттуда, откуда её и не ожидал, переключился на морскую составляющую, нашего коллектива. Для начала, в течении всего светового дня, безвылазно сидел на корме и наблюдал за рулевыми, людьми, по своей сути, заменяющими на здешних кораблях штурмана и первого помощника капитана. Затем, два дня подряд, на несколько часов в сутки, менял одного из них и ворочал тяжеленое весло, неукоснительно следуя указаниям, отдыхающего от вахты моряка. Когда же мне стало казаться, что какие то понятия, об этой морской профессии, в моей голове прижились, спустился в трюм и работал там, вместе с гребцами. Неповоротливым веслом крутил наравне с остальными, стараясь не сбиться с ритма, задаваемого одним из матросов, при помощи толстых барабанных палочек и обыкновенной, но издающей специфический гул, доски.
Ученье, как известно, приносит свет в затуманенные, собственным величием, мозги. Я бы так и продолжал учиться дальше, тяжёлому ремеслу, если бы головной корабль не вывел наш караван в открытое море и в течении семи дней не тащил за собой моё тихоходное судёнышко, требующее, в сложной обстановке, концентрации абсолютно всех имеющихся в его распоряжении сил. Да, можно было бы попрактиковаться в работе с веслом и после новой встречи с землёй, но в те три с половиной дня, что мы добирались непосредственно до места засады, вдоль крутого и обрывистого берега, желания на это, у меня, почему то так и не появилось. Удовлетворился тем, чему уже научился и продолжил, с ещё большим усердием, исполнять обязанности старшего по команде, среди подрастающего поколения.
Что сказать, так долго добираться до работы, мне, человеку знакомому с более скоростным транспортом, показалось, чем то сродни садомазохистским забавам. Но достигнутое нами место, является самым близким, из всех, предоставляемых руководством для грабежа. До остальных надо идти раза в два, а то и в три дольше, так что жаловаться на судьбу тут же перехотел, вспомнив об одолжении, сделанном Атриусом своему племяннику.
Первую же ночь, проведённую нами на незнакомом мне берегу, наш командир посвятил разбору плана дальнейших действий. Он, с мельчайшими подробностями, пошагово, изложил его, наверняка лишь для того, чтобы я проникся ответственностью к предстоящему делу, второму слушателю красочной речи, такие тонкости давно уже ни к чему. Затем, заставил меня повторить всё услышанное, где посчитал нужным, сделал замечания и только после этого, когда уже наступила глубокая ночи, и весь личный состав видел третий сон, предложил:
— Ну что, теперь и перекусить можно.
План мне не показался сложным и многоходовым, но отсутствие связи, во время его исполнения, заставляет быть предельно внимательным к мелочам. Никто тебе не скажет, когда нужно идти на перехват, никто за тебя не примет решения, какой из кораблей предстоит атаковать именно тебе, а их, у потенциальной жертвы, может оказаться и два, и три, и даже четыре. А уж, когда всё завертится, тогда и подавно, никто внимания на тебя обращать не будет, каждый начнёт заниматься своим делом и думать станет только о враге, и о своих людях. Поэтому то Риктур, так подробно и излагал линию моего поведения, во время предстоящей работы, от которой я не могу, по его словам, ни на шаг отойти. Скорее всего он прав, импровизация, с моей стороны, в первом же бою, может дорого обойтись не только мне, но и моему сопливому воинству, для которого предстоящая схватка также будет первой в жизни.
— Мы, как управимся, сразу подойдём к тебе, на помощь — успокаивал меня Риктур, напоследок. — А до тех пор, бейся самостоятельно. Делай, что хочешь, хоть зубами их рви, но слабины не давай. А то затопчут и оглянуться не успеешь, как сам станешь дичью.
— Постараюсь — только и смог я, ему ответить.
А чего тут ещё скажешь? Хорошо, что, хотя бы зубы не болят и на горшок не тянет, как это иногда бывает перед боем, у самых ответственных из солдат.
Добравшись до "дома" ощутил потребность ещё раз осмыслить сказанное старшим нашей группы, а за одно и, как бы это странно не казалось часа в три ночи, снова немного перекусить. Мой верный помощник, ожидая своего, куда то ушедшего на ночь глядя, господина, спать так и не ложился, и чтобы отдать ему мелкие распоряжения, будить его не пришлось.
Запас продуктов у нас был не безразмерный, но и по истечении двадцати дней мы не голодали. Наш завхоз, точно также, как и его коллеги с других судов, во время ночных стоянок умудрялся со своими подручными наловить такое количество рыбы, что завтракать ей можно было дня два, а с водой так и вовсе проблем не было никаких. Маршрут всем хорошо известен и, где на нём можно запастись свежей, родниковой водой, ветераны боевых походов знали. Правда сейчас улов ещё не поступил на нашу кухню и мне приходится обходиться концентратами, зато вода вкусна на загляденье, и пить её можно вместо молока или даже, свежевыжатого сока. Запивая этим даром божьим, сладкие сухофрукты, отлично способствующие работе головного мозга, я прокручиваю в нём свой, будущий бой, хотя прекрасно осознаю, что, как бы тщательно к нему не готовился, чего то всё равно пойдёт не так. Не бывает в жизни по другому.
Жертву Риктур выбирал очень долго, а всё потому, что помнил о том, кто у него стоит третьим номером. Ещё во время ночного разговора он предупредил нас с напарником, знакомство с которым так и оставалось у меня поверхностным, что группы кораблей, насчитывающие в своём составе больше четырёх плав средств, он атаковать не будет. А мимо нас, как назло проплывало то пять, пускай и малотоннажных корабликов, то семь или восемь. Лишь третьи сутки сидения в засаде принесли желаемый результат. На горизонте появилось три судна, правда при их приближении, одно мне показалось таким громадным, что я бы его посчитал за два, а может быть и за все три. Но Риктура, точно также, как и меня, ещё один день бездействия, наверняка, довёл бы до сумасшествия. Сколько можно сидеть в полной боевой готовности и ждать у моря погоды? Тем более, никто не даст гарантии, что она действительно не изменится, в худшую сторону, а тогда, наша засада, легко превратится в настоящую осаду, ближайших морских миль.
Как и предупреждал наш главком, оценивавший строгим взглядом проплывающие мимо корабли, сразу в погоню за ними, мы не бросились. Старший дал им возможность пройти спокойно ещё пару километров в выбранном направлении и только после этого ринулся в погоню, впрочем, не предпринимая каких бы то ни было активных действий ближе к ночи. Ему достаточно и того, что он может контролировать зажжённые на судах огни, при такой погоде просматриваемые на достаточно большом расстоянии и сокращать его не привлекая внимание к себе, вплоть до того самого момента, как начнёт светать, и появится возможность для решительной атаки. Я за ранее знал, что мне достанется корабль идущий последним и придирчиво изучал его характеристики, во время смотрин. Судёнышко показалось мне совсем крохотным, что вселяло надежду на быструю расправу с его экипажем. Даже если оно, при более близком рассмотрении, будет мало чем отличаться от моего "крейсера" мы справимся с ним в лёгкую, такого количества бойцов, как у нас, они наверняка к себе в трюм не посадили. Риктур говорил, что максимум, с чем нам придётся столкнуться на судах такого типа, это пяток лучников и не больше десятка мечников, подрабатывающих ещё и грузчиками, во время стоянок в порту, и от этого владеющих оружием не на должном уровне. Настоящий боец никогда не позволит себе опускаться до такого.
Зелёной ракеты или хотя бы просто какого нибудь сигнала, перед началом атаки не было. Корабль Риктура без лишнего шума отплыл от мелководья, следом за ним отошёл номер два и только после этого отправились на первое задание и мы, почти все, немного мандражирующие. Отличить военные суда от торговых, в этом отсталом мире, практически невозможно. Поэтому идущему впереди каравану, даже заметив нас у себя на хвосте, преждевременно нервничать не было смысла. Они и не нервничали, продолжая движение всё в том же темпе. Корабли на маршруте пропадали ежегодно и не по одному или два, а пачками, как говорил знающий человек. И списать их пропажу на пиратов, о которых понятное дело все моряки знают, можно было с большой натяжкой. Тот же Риктур рассказывал, что в сезон они грабят не больше двух, трёх судов на одном и том же маршруте, которые после дела, каждый раз, отправляют на дно. Если это количество сравнить с тем, что гибнет во время шторма или бури, то его можно будет попросту списать на погрешность, всегда присутствующую при подсчётах. Так что паники среди простых торговцев, мои соплеменники, не наводили, действовали чётко и в рамках ранее утверждённой высшим руководством концепции, что и позволяло нам сейчас двигаться вперёд, без избыточного напряжения.
Ночью не спал, точно так же, как и большинство моих молодых солдат. Ожидание боя, каким бы лёгким он не казался, теребило нервы до дрожи в коленях. Понятное дело, что я ни показывал своего внутреннего смятения никому из окружающих. Напротив, пару раз, в тёмное время суток, даже прошёлся между дремлющими бойцами и подбодрил тех, кто ёрзал сильнее остальных, между прочим сам, во время этого, порядком успокоившись. Понимание того, что не ты один такой трусливый, на нервную систему всегда благотворно действует, во всяком случае у меня так. А вот перед рассветом меня разморило и так сильно, что рот не закрывался, от непрерывной зевоты, вскоре перешедшей в мелкую дрожь. Перебить такое состояние у меня обычно получается теплом, но сейчас его, в нужном количестве, взять негде и я решил, наплевав на субординацию, подменить одного из гребцов. Думаю, от этого мой авторитет пострадает меньше, чем когда народ увидит, как колотит их командира. Минут двадцать усиленной гребли помогли. И, кстати, не только согреться. Видел я с каким удивлением и одобрением смотрела на меня свободная вахта невольников. Ощутив внутреннее равновесие, которое у меня всегда наступает после тяжёлого физического труда, передал весло его законному владельцу и быстрым шагом выдвинулся к, вперёд смотрящим, по дороге подбодрив пару, показавшихся мне излишне напряжёнными, лучников. Моё появление на носу, пришлось как раз на тот момент, когда наш головной корабль приступил к ускорению и манёвру, направленному на обход, идущей с прежней же скоростью, дичи, что служило сигналом и для нас, загонщиков, идущих следом. Я тут же вернулся назад и приказал свободным гребцам сесть за вёсла, а матросу, без которого, как правило, ни одно ускорение на кораблях такого типа не обходиться, отдал распоряжение увеличить ритм гребка до максимально возможного. Пользоваться парусом погода не позволяла, да и проводить абордаж в его рабочем состоянии будет сложнее, об этом меня тоже, умные люди, уже оповестили, так что скорость набирать будем только с помощью физических сил.
Моё судно только начинало достигать расстояния способного обеспечить пробивную силу запущенной в цель стрелы, а остальные наши корабли уже успели подвергнуться ответному огню, после залпа, произведённого лучниками Риктура. Приказав грести ещё усерднее, я перешёл на правый борт, который уже облепили все имеющиеся в моём распоряжении метатели стрел и меряя метры глазами, вот вот готовился отдать приказ на стрельбу. Меня опередили, какой то молокосос не выдержал и забыв обо всём на свете пальнул в готовившийся к неравной схватке корабль, нанеся ущерб моей и без того дырявой казне, своим бесполезным выстрелом. Дурной пример, как известно, заразителен. Подумав, что команда уже прозвучала и остальные новобранцы открыли беглый огонь, из своих луков, наглядно показывая мне, кто их них, чего стоит. Ну что ж, будем считать, что я провёл показательный смотр, давший мне представление о силе моего подразделения. Результат оказался не очень, но и совсем плачевным его назвать язык не повернётся. Больше половины стрел достигли борта, с огромной скоростью приближающегося к нам, вражеского корабля. Живые цели они, если быть до конца правдивым, не поразили, но никто от них этого и не требовал. В настоящий момент, главной своей задачей считаю — сломить противника морально, а уж только потом, если он не пожелает сдаться мне на милость, буду валить всех подряд. Я не кровожадный и поступать так, как предлагал Риктур, "сразу ложить всех напавол", не желаю.
Преследуемые мной люди, сдаваться без боя не хотели. Не знаю, как обстоят дела у других, а мне достались моряки не из робкого десятка. На почти бесполезный залп моих юниоров, с убегающего корабля огрызнулись, и я бы не сказал, что совсем беззубо. Один из моих зазевавшихся лучников, схватил-таки вскользь, вражескую стрелу. Минуты, а вместе с ними и метры, неумолимо двигались в разных направлениях. Одни на глазах сокращались, другие напротив — увеличивались, но преследуемые мной, ни то что бы не выбросили белый флаг, но так, до сих пор и не позволили приблизиться к ним на расстояние, когда можно было бы начать крушить их вёсла и идти на абордаж. Впрочем, беглый взгляд вперёд показал, что не я один такой невезучий, тоже самое происходило и с более опытными командирами. Все, на данную минуту, только тем и занимаются, что осыпают корабль противника роями стрел, по большому счёту, редко достигающими цели.
Всё изменил громкий, дружный крик нескольких десятков человек, прозвучавший метрах в пятистах впереди. Это Риктур со своими солдатами, которых у него в два раза меньше, чем у меня, попытался перебраться на огромный корабль, доставшийся ему в этом бою не только по стечению обстоятельств, но и по праву сильного. Сотни людей со всех кораблей мгновенно прекратили заниматься своими делами и дружно посмотрели вперёд, туда, где решалась дальнейшая судьба всех, кого она свела в этот день, в данной точке. Нам это действо моментально прибавило сил, а вот преследуемым, судя по всему, стало не по себе, от жуткого воя. В частности, плывущий впереди меня кораблик, мгновенно потерял скорость, а люди, находившиеся на нём, забегали, словно при пожаре.
— Прибавь! — заорал я матросу, выбивавшему дробь деревянными палками и тут же, ещё громче, гаркнул рулевому, и без моего напоминания знающему чего, и как делать: — Поворачивай!
Наступало время решительных действий и мне хотелось подтолкнуть его вперёд, но силёнок не хватало, вот и орал словно резанный. Хотя, возможность испытать на себе, чего это такое на самом деле, представиться мне ещё не скоро, где то минут через пять. Нет, ошибся. Не позже, чем через две минуты, мы уже ломали вёсла противника, правым бортом, предусмотрительно вынув из отверстий свои. А ещё через три, сократив расстояние между судами до минимума, моя команда позволила мне, перемахнуть через борт и отчаянно броситься на вражеские щиты с мечами. Не природная смелость и бесшабашность, толкнули меня на такой не обдуманный поступок, а абсолютное непонимание правил поведения, во время таких мероприятий. Оно же, это незнание, повлияло и на мой приказ, вступить в бой всем, находящимся под моим командованием, солдатам, зарабатывающим себе на жизнь, почти такими же, как и у противника, мечами. Делать этого, нельзя было категорически. И, где то далеко, внутри меня, чувство такое начинало зарождаться и даже подавать свой, неуверенный, и слабый голос. Но всеобщий азарт, захвативший большую часть моего экипажа, выше обозначенная, моя личная, безграмотность и полное отсутствие, какого либо опыта в пиратских операциях, выдавили из меня эти вредные слова, способные принести не только беду, но и горе. Если бы не везение, с самого начала плавания, поселившееся на моём корабле, так бы и случились. Повезло, чего уж тут скрывать. Всего за две волны, стихийно образовавшиеся на нашей палубе с промежутком всего в пару минут, мы полностью поглотили чужой корабль, а ещё минут через десять, так и не позволив противнику оказать нам достойное сопротивление, хозяйничали в чужом трюме, как у себя дома. Естественно, кто, как привык и умел. Я, к примеру, метался из одного конца в другой, выискивая раненых среди своих солдат, мой завхоз, не мешкая, проверял содержимое мешков и ящиков, а лучники Атриуса, ни на кого не обращая внимания, и никого не стесняясь, хладнокровно добивали раненых, которых среди обороняющихся оказалось не мало.
