Дважды рожденный

Молодой офицер, с невыспавшимися, запавшими до черноты глазами, негромко ругнулся и взмахом руки подозвал техника. Пожилой мужчина в запыленной, завязанной вокруг пояса робе с кряхтеньем поднялся с широкого трака и не торопясь подошел к капитану. И форма, и походка были далеки от уставных, но положенная в таком случае взбучка ему не грозила. После пятидневной охоты на кочевников людям требовался отдых, но и оставаться в фонящем соларусом 'заповеднике' желающих было немного. Так что, окинув подчиненного оценивающим взглядом, когда-то щеголеватый, а сейчас и сам изрядно потрепанный офицер уточнил:

— Сколько до перезарядки?

— А бог его знает. — Пожал плечами техник. — Минут десять, может пятнадцать. Греется, падлюка. Надо бы обождать, а то датчики уже полную ерунду показывают.

— Обождать, говоришь... — Капитан повернулся в сторону помощника. — Станислав, командуй отбой. Час на пожрать. Третий взвод пусть заканчивает с минированием, и могут передохнуть. Наблюдение смени, не хватало еще атаку проворонить. Как там наши аграрии поживают?

Отряд колхозников патруль перехватил у реки пять дней назад. Самоубийцы. Даже у капитана не поворачивался язык иначе называть две сотни вооруженных чем попало колхозников верхом на потрепанных флаях. Толпа мужиков возрастом от четырнадцати до шестидесяти всерьез собиралась отправиться в Могильник за скальпами. По сути, люди шли на смерть с твердым желанием утащить за собой как можно больше кочевников.

В тот момент, глядя в полные решимости глаза, начальник погранзаставы отчетливо понял — этим все равно в кого стрелять. Разума там не было, только боль и ненависть. С равным отчаянием толпа могла броситься на попытавшихся их остановить. Выслушав самого вменяемого, капитан принял судьбоносное решение — разделить роту и отправиться в Могильник вместе с гражданскими. Что, впрочем, не помешало ему завернуть обратно большую часть 'добровольцев'.

Решение оказалось верным. Укрепленные на скорую руку грузовые вездеходы двигались в хвосте колонны. Позднее они взяли на себя роль передвижного лазарета и труповозки. Фермеры оказались неважными вояками. Их горячность не заменяла выучку, а энтузиазм плохо компенсировал отсутствие доспехов. И все же капитан признавал, что мужеству и целеустремленности разношерстного отряда можно было позавидовать. Даже серьезно раненные отказывались поворачивать назад, с налетом безумия в глазах требуя продолжать охоту.

Охота — точное слово, но травля подошла бы больше. Регулярные войска прошли через становища южан как нож сквозь масло. Уровень соларуса вдоль берега был минимальным и, как следствие, миграция крупных племен легко отслеживалась с блокпостов. При необходимости велась корректировка со спутника. При таких условиях не составило большого труда окружить и уничтожить основную часть кочевников. Военная техника позволяла легко преодолевать километры труднопроходимой местности, а отсутствие брошенных кораблей облегчало дальнейшее преследование. Идеальные условия для проведения карательной операции. Спастись удавалось единицам.

Капитан уже позволил себе расслабиться, когда ситуация изменилась коренным образом. Очередное становище оказалось брошенным, а многочисленные следы явно указывали, что южане рванули вглубь Могильника, побросав нажитое. Короткий сеанс связи с блокпостом подтвердил догадку. Новость о внеплановой зачистке разлетелась подобно лестному пожару. Мародеры спешили укрыться в своих норах.

И тогда капитан совершил, пожалуй, единственную ошибку. Почувствовав вкус крови, он отдал приказ о преследовании недобитой группы боевиков. Сборный отряд углубился в захоронение и окопался.

Выжившие еще не скоро забудут ту ночь. Сигналы глохли в лабиринтах брошенных кораблей, а если и пробивались назад, то выдавали сюрреалистическую картинку. Сканер ловил гуляющее между остовами 'эхо' и просто захлебывался в данных. По всем подсчетам кочевники располагались северней и стремительно удалялись, не помышляя о контратаках. В такой ситуации даже армейский устав не предусматривал создания сколь-нибудь серьезных оборонительных сооружений. Заминировать проходы на ночь никто не догадался, и эта оплошность многим стоила жизни.

Южане знали территорию как свои пять пальцев, а их разведчики давно научились передвигаться незаметно. Командир роты отдавал себе отчет, что отряд пережил ночь благодаря огневой мощи и прочности защитных костюмов. Фермеры потеряли каждого третьего, да и среди бойцов раненных хватало. Самодельные гранаты кочевников нет-нет, да и находили уязвимости в сочленениях доспехов.

Изрядно потрепанная полурота встретила утро на развалинах некогда опрятного лагеря. Сожженные палатки, уничтоженный фураж и взорванная кочевниками машина сопровождения с лекарствами на борту. Злость — плохой советчик, а молодой и амбициозный капитан жаждал реванша. Оценив потери, он отдал приказ продолжать преследование. Вчерашнее решение не двигаться вглубь Могильника, зачищая только территорию вдоль берега, было позабыто. Собственное поражение от кучки 'неотесанных варваров' он принял излишне близко к сердцу. Офицер отказывался воспринимать сражение в ином ключе, хотя именно благодаря его руководству отряд вообще пережил ночь.

Трое суток военные рыскали по Могильнику, отлавливая и зачищая все мало-мальски двуногое и прямоходящее. На ночь проходы минировались, а пространство без устали прощупывалось мощными прожекторами 'Миражей'. И шквальный огонь — как единственная адекватная реакция на шорох, движение или подозрительный звук. Погранзастава училась воевать по-старинке, и как показала практика, это был единственный способ в условиях Могильника.

Разница в экипировке и выучке оказалась слишком велика. Утратив эффект неожиданности, кочевники не могли противостоять зачистке. Им ничего не оставалось, кроме как разбиться на мелкие группки и отступать вглубь Могильника.

К 'Титану'.

Точно такую тактику использовали армейцы. Выслеживая беглецов, группа продвигалась вперед растянувшись на километры. Солдаты набирались опыта, а бортмеханики учились ориентироваться по куцым показаниям ослепших и оглохших 'Миражей'. Все чаще в воздух взлетала красная ракета, и очередную банду сжимали в клещах.

Неповоротливый 'Левиафан' с трудом держался в воздухе, и не участвовал в преследовании. Большую часть времени танк оберегал караван с ранеными. Отправлять их назад без прикрытия было нельзя, а дробить и без того крошечный отряд капитан не решался. Одной ошибки хватило, чтобы перестать недооценивать противника. Кочевники доказали, что умеют воевать. Каждую ночь погранзастава собиралась в кулак и баррикадировалась, чтобы вместе с первыми лучами солнца продолжить преследование.

Этим утром, преследуя потрепанную колонну то ли беженцев, то ли бандитов — разбираться не было времени, расстреливали и тех, и других — 'Миражи' выскочили из каменного лабиринта и замерли в оцепенении. Перед ними возвышался огромный корабль, пространство вокруг которого усеивали палатки кочевников. Сто лет назад 'Титан' считался достопримечательностью, и посадка рядом с исследовательским кораблем преследовалась по закону. Спустя годы вокруг него образовалась своеобразная зона отчуждению, на которой и разбили лагерь северные племена.

Десяток красных ракет обозначил общий сбор, и земля вскипела.

К тому времени как капитан добрался до корабля, 'Левиафан' методично вгрызался в броню 'Титана'. И в этом заключалась основная проблема — офицерский состав погранзаставы прекрасно знал, по какой причине им запрещалось трогать корабль. Лаборатории со 'слезой' защищало негласное, но категорическое табу самого высокого начальства.

Выход был только один — прекратить осаду, и немедленно отступить в сторону погранзаставы. Вот только как объяснить такое решение раненным солдатам и фермерам, чьи семьи совсем недавно вырезали кочевники.

— Капитан, к нам гости! — Голос Станислава оторвал капитана от неприятных размышлений.

— Что говоришь?

— Со стороны 'Титана' приближается гражданский мобиль с куском белой тряпки вместо флага.

Офицерские имплантаты с трудом противостояли вредному воздействию соларуса. Отфильтровав помехи, зрение автоматически подстроилось и выхватило из складок местности приближающуюся модельку флая.

— Парламентеры пожаловали? Ну-ну.

— 'Мираж-3' докладывает. Держат сектор под контролем. Прикажете уничтожить?

— Да пусть себе едет. Послушаем, чего скажут, если на минах не подорвутся. И Станислав, проследи, чтобы фермеры стрелять не начали раньше времени. Они ж дурные еще.

— Слушаюсь! — Козырнул лейтенант.

Мобиль кочевников быстро приближался. Пытаясь как можно быстрее проскочить опасный участок, он развил сумасшедшую скорость. Глядя на лихачества неизвестного водителя, командир погранроты повернулся к помощнику:

— Как думаешь, проскочит?

— Мины-то? Навряд ли, прямо на них прет.

В отличие от подчиненного, капитан не сомневался в обратном. Его встроенный тактический анализатор давно просчитал траекторию приближающегося объекта. Неизвестный гонщик обходил минное заграждение с профессионализмом горнолыжника лавирующего между флажками. Такое 'везение' выходило за всякие рамки. Сказать, что капитан заинтересовался персоной водителя — значит, ничего не сказать. Засечь мины в условиях Могильника, а тем более выполнить маневр на такой скорости мог только владелец серьезной спецтехники уровня СБС. Таких на Парковке было трое, и одним из них был сам капитан. Появление неучтенного оперативника оказалось неприятным сюрпризом. Неужели ему посчастливилось встретить свободного художника?

Свохи считались агентами высшего эшелона, и отчитывались лично главам Совета. Их чаще использовали как инструменты закулисных политических игр, нежели как шпионов, и в своей среде считали элитой. Простые люди даже не догадывались об их существовании, а в спецшколе СБС о свохах ходили легенды.

Настроение капитана, и без того не радужное, стремительно поползло вниз. Молодой, только покинувший учебку офицер госбезопасности попал в Могильник совсем недавно. Армейское звание и контроль над тревожным районом считались неплохим трамплином в будущее. При распределении агента легко могли посадить на должность секретаря в заштатном ведомстве. Без надежды на карьерный рост, с приличным шансом умереть от скуки в пыльном архиве. Или отправить в рабский карьер лет на десять — поумерить пыл и гонор. Редко, но случалось и такое.

Наблюдая, как приближается мобиль, капитан просчитывал последствия своего поступка. На первый взгляд безобидное преследование кочевников с минуты на минуту грозило перерасти в межведомственный конфликт. Если его угораздило вмешаться в операцию своха, то на карьере можно поставить жирный крест. После такого и рудники покажутся раем.

Откровенно говоря, молодой офицер с сожалением посматривал в сторону занявшего позицию 'Миража'. Один выстрел решил бы проблему. Искушение было велико, но к тому времени флай уже выскочил из сектора обстрела. Если боевая машина начнет ловить подвижную цель в перекрестие прицела — ситуация резко обострится, а капитана давно отучили идти на крайние меры, не зная всех возможностей противника. Как ни обидно признавать, но право первого хода ему больше не принадлежало.

А вот водитель мобиля не преминул им воспользоваться.

Отразив потертым боком лучи заходящего солнца, машина лихо развернулась и остановилась на безопасном расстоянии. Ударом ноги распахнув заклинившую дверцу, из салона осторожно выбрался мужчина лет тридцати.

Капитан скользнул взглядом по кровавым разводам на теле водители и поморщился. В тщательном изучении не было нужды, следы форсажа воспитанники школы узнавали сразу. И судя по интенсивности, незнакомец владел имплантатами высшего уровня. Он даже не потрудился обработать рану от выстрела плазменной винтовки, небрежно просунув правую руку в импровизированную перевязь. С такими повреждениями прямая дорога в лазарет или на кладбище, а водитель, похоже, не обращал на них ровным счетом никакого внимания.

'Имплантат на скорость, с усилением опорно-двигательной системы. Плюс, тактический анализатор класса А. Ранние модели не способны проложить дорогу через минное поле на такой скорости. В паре такое железо убьет любого носителя. Расход энергии капитальный'. — Прикинул сбшник, и подытожил: — 'Точно свох'.

Развалившиеся на броне солдаты лениво перебрасывались словами, обсуждая 'наглого кочевника', и делая ставки насчет его дальнейшей судьбы. Спешащая от временного лагеря делегация фермеров — эти хотели честного и справедливого суда. Желательно долгого и мучительного. Замерший в шаге за спиной лейтенант-ординарец, лично отобранный и вымуштрованный. Наивные, они считали, что ситуация под контролем.

И эти двое.

Они застыли друг напротив друга, лихорадочно просчитывая варианты, и даже не подозревая, что все уже решено случайным стечением обстоятельств. В эту самую секунду судьба миллиардов людей круто изменилась. Хотя об этом пока не догадывался вообще никто.

Началось все просто. Выдернув из салона брыкающегося пленника, водитель одной рукой поволок его к офицерам. Не доходя пары шагов, остановился и произнес уставшим, но каким-то веселым голосом:

— Ну что, капитан, будем договариваться?

Глава 18

Внутренние часы показывали, что проспал я без малого сутки. Помещение лаборатории вновь блистало чистотой, а легкая вибрация корпуса наконец прекратилась. Пуха сумел выровнять реактор.

Крепкий сон привел меня в относительный порядок, но чувство голода никуда не делось. Пожрать я так и не успел. Забег по кораблю с полутрупом Бека на плечах и разговор с армейцами дались нелегко. Я с трудом вспомнил, как добирался обратно. Кажется, так и заснул в кресле мобиля, прямо у развороченной пробоины. В лабораторию меня перетаскивал кто-то из своих.

Этот же неизвестный благодетель оставил на столе пару нераспечатанных армейских рационов. Я говорил, что мне надоели сухпайки? Наглая ложь! Ничего вкусней отродясь не пробовал. Брикеты таяли во рту, не успевая как следует прожеваться, а колба с теплой, отдающей металлом водой опустела раньше, чем я заметил. Откровенно говоря, от добавки я бы не отказался.

Потирая глаза и потягиваясь на ходу, я прошагал в ванную, и без особых надежд покрутил вентили. Каково же было мое удивление, когда из крана ударила мощная струя. Выходит, титановцы не теряли время даром?! Удовольствие было таким острым, что из душа не хотелось вылезать. Шевелиться тоже не хотелось. Я просто стоял, а вода лилась сверху, вымывая последние тревоги. В голове лениво шевелились мысли и воспоминания.

Холодный душ бодрил, выбивая остатки сновидений. Кошмаров, откровенно говоря, но, ручаюсь, на корабле еще не скоро будут спать спокойно. Так что я не в обиде. На душе было пусто, но это была спокойная пустота. Без грохота взрывов и криков раненых.

Вытираясь, я улыбнулся своему отражению. Растрепанному, с торчащими во все стороны клочьями бороды и слегка безумными глазами.

— Надо бы побриться.