День курсанта

Выпили. Спустя несколько месяцев вручили ценные подарки связистам, в том числе и часы "Командирские", которые приказом передали отцу, а он переслал мне. Часы на мне не держались, максимум год, потом ломались так, что ни один часовой мастер не мог с ними ничего сделать.

Вот такая история с продолжением.

Но, отпуск первый курсантский продолжался! И ждали меня все прелести дьявольские жизни гражданской! А, слаб курсант на выпивку и прелести женские! А, времени мало!

А, потом — друзья и подруги!!!

Только, иногда, хоть и в гражданке, а, проходя мимо офицера, по привычке отдавал честь.

Сказать, что был трезвый — грязная, гнусная ложь! Пьяный — иногда. И с друзьями — одноклассниками, а теперь с курсантами военных училищ. Каждый хвастался чьё училище лучше, кто больше ходил в самоходы, кто чаще встречался с местными девчонками, кто больше выпил. Байки, анекдоты, пьянки.

Встречи с друзьями. Среди девчонок тоже есть друзья. Например, как Ленка Пригорницкая — свой парень! Умница, красавица, на год старше, способна на такие же поступки, что парни! Сидели вечером ещё в школе, в актовом зале, слушали музыку. И друг мой Женя Дзюба тоже там был. Тот самый, у кого здоровый аппендицит вырезали — "Быстрый Олень". Ну, как водится, выпивали не спеша. Небольшая, тёплая, спитая компания. Друзья, друзья, не более того! Слушаем музыку тихо, беседуем, употребляем мерно. И тут бум-бум-бум в дверь. И голоса, мол, открывайте гады — неформалы! Это участковая по фамилии Пятакова. Подпольные клички — Пятак, Пятачиха!

И, вот, она со сторожем они стучаться, потом сторож отправляется за ключом. Что делать? Что делать?

Как что делать? Сматываться надо! Куда? Как куда? В окно! Зима, в Йошкар-Оле снега зимой много, как в Сибири! Сугробы большие!

И прыгнули!!! Парни первыми прыгнули. Девчонки Ленка Пригорницкая и Наташка Масленникова — следом! Вот с такими друзьями в юбках, хоть огонь, хоть в воду, хоть в кабак! Свои люди! Не сдадут, не предадут!

Пришёл к Ленке в гости, уже выпимши, а тут она ещё поставила на стол бутылку коньяка. Развезло меня... Так я ей историю со штык-ножом, что я нашёл пять раз рассказал!!!

Вот так, весело, непринужденно пролетел отпуск. И нужно возвращаться в казарму!

Отец сумел добыть мне ПШ офицерское. Мама кант красный выпорола, пуговицы перешила с зеленых на жёлтые. Есть даже карман задний и "пистон" — маленький кармашек спереди, туда офицер может убрать жетон свой или заначку.

Снова самолёт, пересадка в Свердловске, Кемерово. Казарма...

Встречают офицеры, проверяют сумки. Чтобы кто спиртного не принёс в казарму.

Ага! Нашли больных на голову! Кто же вот так, в открытую, понесёт спиртное? Только очень пьяный или с отмороженной головой. Спрячь в снег, благо, что сугробов полно вокруг. Потом заберёшь. Водка не замёрзнет. Только вкуснее станет! Ей холод только на пользу пойдёт!

— Товарищ капитан! — докладываю Земцову — Младший сержант Миронов из отпуска прибыл! За время отпуска замечаний не имел!

— Хорошо отдохнул, Миронов?!

— Так точно!

— Вижу. Вижу. Улыбка на ширину приклада! Трезвый?

— Конечно, трезвый!

— А, то, некоторые из сорок третьей роты умудрились патрулю солдатскому на вокзале "залететь"! В пьяном угаре. Сейчас на гауптвахте. Ну, ничего. Холодные стены остудят горячие головы!

— А, некоторым и не только головы, но и иные конечности, выпирающие наружу. — Вертков неспешно вступил в разговор — Слышал уже?

— Ничего не слышал. — покачал головой — Только с самолёта. Никого ещё не видел.

— Ещё услышишь. В сорок четвёртой роте — ЧП. Один курсант, в отпуске, дома, изнасиловал группой несовершеннолетнею. Поймали.

— Вот скотина! — вырвалось у меня.

— Теперь военный трибунал всю группу закатает на много лет лес лобзиком пилить.

— Так ему и надо! Позор! В том-то и дело. Баб что ли мало?! А, какой он? Что-то не помню такого.

— Рост средний. Образование такое же. Хрен его знает. Пусть сами разбираются.

— Теперь готовьтесь к обще батальонному комсомольскому собранию. Будете клеймить позором насильников.

— Да, тут и так всё понятно. Что его клеймить-то? К стенке, да, всё, чтобы форму не позорил.

— Эх, молод ты, Миронов! Вы его из комсомола изгонять будете! Заочно. Строем! Сообразуясь с левой ногой. Так что — готовься к пламенной речи!

— Пусть сорок четвёртая и выступает. Пламенно. Они же обосрались, пусть и обтекают. А, теперь — отмываются!

Проверили мои вещички. Ничего противозаконного. Я им банку варенья задарил. Кушайте, товарищи офицеры, варенье домашнее!

Ну, а в казарме, обсуждение, кто, как и где отдыхал! Много, конечно, и вранья было откровенного, но! Не нравится — не слушай, но и врать не мешай!

Зашёл разговор о родственниках, о похожести, о породе.

— У нас есть друзья. Ну, нет у них детей. Лечились они у докторов разных. Деньги копили долго, в Москву ездили — без толку! Удочерили младенчика из роддома. Воспитали...

— И что?

— Что-то!!! Ей четырнадцать лет, а с ней только ленивый не спал!

— Так ты её зови сюда! Ротой скинемся! Комнату снимем. Будем с ней того... Воспитаем. Есть же сыны полка! А, эта будет — дочь сорок второй роты!

— Эх! Она беременная!

— А, ты-то, что такой грустный?! Сам, что ли покорял те глубины юного тела?

— Да, нет!

— Брат у меня трясётся.

— Понятно.

— А, сама-то, что говорит?

— Да, с ней в то время столько мужиков спало, что как она стала перечислять, что пальцев на руках, ногах не хватит!

— Офигеть! Пусть отпирается до последнего!

— Похоже, что брат у меня любит её! Вся семья в шоке! Мама капли всякие пьёт.

— Водочные?

— Водочные капли, в каждой бутылке по капле — батя глушит. Мама — всякие там валокардины, да, валерьянки, корвалолы — тоже стаканами глушит.

— Брату-то сколько лет?

— Двадцать три.

— Ну, если к этому времени мясо в голове не появилось, считай — калека!

— Инвалид по мозгам.

— Батя ему уже морду расквасил пьяни. Я их разнимал, чтобы друг друга не поубивали друг друга насмерть!

— Весёленький у тебя отпуск.

— И не говорите! Соседи ментов вызвали. От них тоже отмазывался. Вваливается кодла ментов. У отца и брата морды и кулаки в кровищи. Я их разнимал. Мне от каждого по разу досталось. Одежда у всех троих в кровище. На полу кровь. Они сопатки раскроили друг другу не по-детски. Они сильно пьяные, я — чуть выпил. Не лезет водка в горло. Вот такие дела.

— Пиз..ц! Прикинь! Такая жена достанется!

— М-да, уж! Все спали, тебе отвечать. И неизвестно, твоё произведение или нет.

— И жена, как была блядь, так и останется блядью до гробовой доски.

— Сила привычки!

— А, вы говорите — гены!!!!

— Я тоже в отпуске на свадьбу попал...

— У вас — то, в деревне, что случилось?

— Парень приехал, тоже в военном училище учиться, в другом. На пару лет старше. Ну, вот. Свадьба гуляет, всё как положено!

— Ты это... Кому-нибудь там, это...

— Да, было, было... Не в этом суть! Не мешай! Гуляем, значит, народу — тьма! В колхозном клубе, иначе негде было. И тут, обнаруживаем, что один гость мордой в стол. Бывает, напился мужик. Не впервой такое за столом. Не в салат, а так, в стол. Надо из-за стола вынести. Поднимаем. А, он — синий. Язык вывалился! Пиз...ц! Помер, значит.

— Драка была?

— Тогда ещё не было. Позже. Его никто не трогал. Сердце, наверное. А, у нас ни милиции, ни медицины. За тридцать вёрст по зимнику фигачить надо! Отправили самых трезвых на "Кировце", К-700, значит. Снегопад был, дороги не чищенные, иначе и не доберёшься. За столом, покойнику, вроде, как и не место. Оттащили его в подсобку, на холодок. Стали разбираться. Никто не приглашал его. Ни со стороны жениха, ни с невестиной стороны. — Прохожий!

— Прохожий — это тот, кто мимо проходит! А, этот заходит! Значит, захожий!

— Ну, вот, значит, посидели молча. А, гулять-то толком только и начали. Выпили за помин души усопшего. А, потом, так потихоньку-потихоньку, и снова свадьба развернулась!

— Ну, вы там даёте! В своей деревне.

— Я вот тоже сижу, глотаю горькую, смотрю на пляшущих и на дверь, куда покойника оттащили, и думаю. Как жизнь и смерть ходят-то рядом. Буквально одно из другого. Посидел, подумал...

— Философ хренов!

— Ну, а потом, думаю, что вот так, р-р-ра-а-а-з! И я в "ящик" сыграю. Замахнул стопарь, и в пляс пошёл! Девчонок кружить!

— И что? Закружил?

— Закружил... — Надеюсь, что не "залетела". Весь отпуск потом кружили. Ладно бы летом — каждый кусток — браток, прикроет. А, зимой, парни, сложно.

— То-то и оно. С местами зимой всем туго. И не только в деревне. Главное, чтобы родители не застукали. Ладно, когда свои. С трудом, но поймут! А, вот когда её родители — рви когти, пока под венец пинками под ружьём не загнали!

— А, я со всеми знакомился как приезжий студент. Из другого города, и имя чужое.

— И как получалось?

— И получалось и не очень. Однажды забыл как представился!

— Выкрутился?

— С трудом. Наплёл всякой чуши. Благо, ведь, не зря говорят, что женщины любят ушами. Вот и навесил на уши лапши.

— Как говорит Тропин, что у него есть каска с четырьмя козырьками, чтобы лапшу курсантскую на уши вешать!

— Она же прожжённый жизнью и службой Тропин.

— Эх! А к моему приезду родители кабанчика забили!

— Тебе бы только пожрать!

— Хорошо! Свежанинка! Батя самогону нагнал.

— Сала-то привёз? Или всё слопал?

— Всё не ешьте! На полигон ещё топать!

— Да, я немного в казарму принёс, а остальное в сугробе спрятал.

— И я спрятал в сугробе.

— Наши сугробы возле казармы — не сугробы, а пещера Али-Бабы. Чую, там еды и выпивки — вагон.

— И сорока разбойников.

— Что такое сорок разбойников против четвёртого батальона?

— Ну, да. Считай полтора взвода, против батальона. Численное превосходство на лицо.

— Им без минных полей не обойтись.

— У вас, что мозги совсем набекрень?! Так хорошо говорили. Про отпуск. Про баб, выпивку? А, вы про тактику! Взвод в обороне, в наступлении! Тьфу!

Зато в эти дни не было сложностей с сигаретами в роте. Привозили и экзотические. Узбекские "Голубые купола", казахские "Медео", молдавские "Дойна", были и экзотические, то ли армянские, то ли грузинские — там вообще не разобрать. Москвичи притащили американские.

Поутру Земцов сам проводил зарядку...

— Рота, выходи строиться на физическую зарядку!

— Быстрее! Сейчас домашние пирожки из вас быстро выйдут!

— Жир тоже сойдёт за неделю!

— Не надо было так отъедаться на домашних харчах!

И дал нам Земцов! За зарядку вымотал так, что от нас пар валил на двадцатиградусном морозе!

Хоть и недолго были в отпуске, а те нагрузки, что были, дались очень тяжело. И привыкли мы дома к горячей воде, а в казарме её нет, но, плевать! Всё быстро возвращается на круги своя!

И всё понеслось, завертелось!

Из-за не сдачи сессии около десяти человек покинули наши ряды. В том числе и те, кто поступал с гражданки. В войска солдатами. Сибирский военный округ — большой! От Омска до Читы! Наверное, как несколько Европ. Жаль парней! В дорогу дали им и сала и консервов, варенья, сигарет отсыпали много.

В роту пришёл новый командир взвода старший лейтенант Бабкин. Поставили на второй взвод. Нормальный мужик, с виду немного простоватый.

Баров с Тропиным его сразу взяли в оборот. Кто сказал, что в армии нет дедовщины? Может, в армии её и нет, а у трёх старых капитанов она была. Они сразу определили Бабкина ответственным по роте. Чуть ли не на постоянной основе.

С одной стороны это и неплохо. Он не знал всю роту. Ни по лицам, ни по голосам. Поэтому, зачастую на вечерней поверке за самоходчиков кричали "Я" другие. А, он и верил.

Февраль месяц — время ветров. Но, в этот аномальный год добавилось ещё, что морозы сорокоградусные периодически возвращались.

И вот, однажды, в такой мороз нам выпало проводить строевую подготовку с оружием. Не позвонил учебный отдел, что планирует занятия заранее гидре из метеоцентра, чтобы уточнить прогноз. А, будет ли мороз в такую погоду? Да, ещё такой бешенный!

Оружие мы получили, но его на фиг идти на морозяку!

И уговорили хорошего парня — командира взвода старшего лейтенанта Бабкина провести занятия в казарме.

Но не тут-то было. Из канцелярии роты вышел ротный.

— Я что-то не понял! Почему не проводятся занятия по строевой подготовке?

— Так, товарищ капитан! Там же сорок градусов! Обморозимся!

— Второй взвод! Одеть шинели! Через три минуты — построение на улице! Я сам проведу занятия!

Выскочили на улицу. И полтора часа на сорокаградусном морозе занятий! Что такое сорок градусов? Это вода, что не ушла из деревьев, разрывает кору у деревьев. Птицы не летают. А, та птаха, что попытается, падает замертво в полёте. Дышать можно только носом, и то не полной мере. Обжигает слизистую носа и гортани. Щеки, нос сразу прихватывает морозом. Обморозиться — элементарно. В сапогах усиленно сжимаем пальцы ног в кулаки. Чтобы хоть как-то восстановить кровообращение.

— Выше подбородок! — кричит ротный, прохаживаясь между шеренгами.

У самого на шее кашне, у нас же голые шеи. Губы синеют. Прохождение колонной воспринимаем как награду. Так хоть немного согреться можно. От дыхания вокруг лица шапка покрыта инеем. На оружии тоже иней. Невольно возникает периодически желание расстрелять Земцова. Жаль, что строевая с оружием проводится без патронов.

Ноги, спина, да, и всё тело деревенеют от мороза, пальцы почти не слушаются. Тело невольно сгибается дугой, старается сохранить тепло и максимально не соприкасаться с холодной тканью формы.

И вот томительные полтора часа минули. В казарму забегали бегом, на негнущихся ногах. Сбросить форму! Снимаем сапоги. Они как будто сделаны не из натуральной кожи, а как деревянные колодки.

— Бля! У меня нога к портянке примёрзла!

У самого нога не примёрзла к портянке, а вот портянка к сапогу примерзла, и, причём крепко. Подошва сапога изнутри во льду. Портянка вся во льду. Стряхиваем с портянок лёд. Кто-то стукнул портянку о пол, лёд слетел, а портянка порвалась. Сломалась.

Скорее в туалет. Руки-ноги в воду. Орём от боли. Ледяная вода кажется кипятком. Орём, материмся. Никто уже не стесняется в выражениях. Земцов, может, и услышит, но как-то всем уже всё равно.

Сам же Земцов согревался тем, что как был в шинели, не раздеваясь, снял только шапку, подтягивался на перекладине, делал там подъём переворотом.

Никто не последовал его примеру. Ноги вытерли, и на батарею. Батареи горячие, кровь быстро начала свою циркуляцию по телу.

— Сейчас бы в баню!

— Или в душ горячий!

— Молока бы с булочкой, да, на печку с дурочкой!

— Эх! Имел бы деревеньку, да, ёб баб потихэньку!

— А, я бы пол стакана водки бы засадил бы!

— Тоже вещь!

— Грей ноги, алкоголик! Через пять минут построение на занятия по автоподготовке!

— Жаль, сейчас бы на лекцию в большую аудиторию, да, "массу потопить"!