В стороне промелькнула одна из лун Сатурна — этакий изъеденный метеоритами и временем камешек, размером с мегаполис. Подробностей его географии мы разглядеть не успели — на такой скорости много не увидишь. Да и что там может быть интересного? Просто один из астероидов, захваченный планетой-гигантом в свое мощное поле тяготения. Мало ли их тут шляется с тех пор, как Фаэтон приказал долго жить? Обломки разлетелись по всей Системе и многих из них присвоили планеты посерьёзнее: те, которым хватило "тяму" изменить направление их целеустремленного полёта вокруг своей царственной персоны. У одного Юпитера их — как собак нерезаных! Что-то около семнадцати, если мне память не изменяет.
Когда из черноты вынырнул ещё один "камешек", я, "по просьбе телезрителей", малость притормозил и на бреющем полёте, едва не цепляя за скальные выступы, несколько раз облетел вокруг так называемой планетки.
Как я и говорил, задержаться взгляду здесь было практически не на чем. Всё тот же унылый ландшафт, каким "радовали" и Марс, и Луна: дикие, вздыбленные неведомым катаклизмом скалы, пики горных вершин, корявыми когтями царапающие звёздную россыпь, глубокие ущелья, могильной чернотой разрезающие горные хребты, или то, что ими казалось. Всё лицо планетки несло на себе многочисленные свидетельства катастрофических столкновений с более мелкими обитателями околосолнечного пространства. Отличие от того же Марса было, пожалуй, в одном: там атмосфера усиленно зализывала все неровности дикого рельефа на протяжении миллионов лет, здесь же и признаков её не чувствовалось и портрет планетки представал в своей первозданной неухоженности.
— Знаете, чего здесь не хватает? — вдруг спросил Санька.
— Красной тряпки с серпом и молотом?
— Таблички с названием.
— Не ждали нас тут так скоро, — хмыкнул Пашка. — Вот и не подготовились.
— И всё-таки, господа астроломы, как зовётся сей мрачный мир?
— Понятия не имею, — пожал я плечами. — У Сатурна их тоже немало. По-моему, — я призвал на помощь Пашку, — что-то около десяти?
— Больше! — чавкнул Пашка, разделываясь с очередным "халявным" деликатесом.
— Да и то, — неуверенно проговорил я, напрягая извилины, — помню названия лишь двух-трёх. Что-то там: Япет, Мимас, Энцелад... Помогай! — толкнул я Пашку, но тот лишь отмахнулся:
— Фиг его знает! Ехай дальше!
Мы как раз завершали очередной виток вокруг безымянной планетки и распухший на полнеба Сатурн выплывал из-за покорёженного горизонта. Я поддал газку.
Однако двигались мы к нему в плоскости эклиптики и главная его достопримечательность — кольцо — смотрелось несколько с ребра, этим сильно проигрывая.
Чтобы усилить эффект, я немного изменил направление полёта, поднявшись над плоскостью, в пределах которой ходили все планеты, где-то на сотню тысяч километров (на глаз, конечно) и знаменитое украшение Солнечной системы развернулось перед нами во всей своей красе. Зрелище, конечно, было ошеломляющим.
— Ух ты! — вырвалось при этом у Пашки. Он, естественно, присовокупил и ещё кое-что, но я, по понятным причинам, не берусь здесь это воспроизвести. Скажу только, что оно определяло степень его восхищения увиденным.
Санька только головой покачал:
— Оно конечно... стоит посмотреть...
Чем ближе мы подлетали, тем яснее становилось, что из себя представляли кольца.
— Я, по темноте своей, — удивлённо сказал Санька, — почему-то полагал, что это — единое целое...
— Привет тебе от того "единого целого"! — Пашка даже ладонь к виску приложил. — А центробежная сила?
Санька смотрел на него непонимающе.
— Ну чё уставился-то?
— Жду более популярного изложения.
— Да чё тут объяснять? Тут же козе понятно! — Он вскочил, пятернёй обхватил ополовиненный бокал и, держа на вытянутой руке, стал вертеть им в вертикальной плоскости. — Когда-нибудь ведро с водой крутил вот так?
— Э! Э! — Санька загородился руками, ожидая, что чай выплеснется ему на голову. — Я предпочёл бы чисто теоретический подход!
Но на Пашкином лице отражалась решимость донести информацию до слушателя в полном объёме.
— Как ты думаешь, — спросил он, продолжая мотать бокалом над нашими головами, — что будет, если я его сейчас отпущу?
— А вот этого как раз и не надо! Обойдёмся без импровизаций. — Он повернулся ко мне: — Ты, часом, ему в чай ничего не капнул?
Пашка, наконец, усёк, что зрители не настроены на серьёзное восприятие и откровенно над ним потешаются. Он с размаху шваркнул бокалом об столешницу, расплескав при этом остатки чая, и, сердито сверкнув глазами, плюхнулся обратно в кресло.
— Пал Ксанч! — голосом Левитана вдруг сказал Санька. — Ведите себя на борту звездолёта подобающим образом! — И, уже своим обычным, спросил у меня: — Капитан, скажите, а у нашего корабля... м-м... отхожее место предусмотрено?
Я рассмеялся:
— Проблемы?
— И немалые, — озабоченно поёрзал он на диване. — Да и покурить бы не мешало. Чай, конечно, вещь пользительная, однако организьма — она ж своего требует. А тут, — он развёл руками, и ступить-то некуда...
— В карман! — отомстил Пашка за насмешку.
— Соседу? — с готовностью отозвался тот. — Подставляй!
— Ладно! — весело отозвался я и выключил изображение. — Перекур!
Мы снова сидели у меня в мастерской. От внезапной смены декораций Пашка сдавленно выдохнул:
— Твою телевизора мать!..
— Не верь глазам своим... — изрёк Санька, тоже, видимо, не сразу приходя в себя. — Присоединиться не желаете? — И помахал у Пашки перед носом пачкой сигарет.
— А чё? — согласился тот. — Миллионеры, они тоже халявой не брезгуют! — И он поплёлся за Санькой, бросив мне на ходу: — Мы щас! Не пройдёт и полгода!
* * *
**
И вот опять на своём "пятачке" мы понеслись навстречу окольцованному гиганту. Траектория нашего полёта многократным серпантином обвила кольца Сатурна по мере нашего продвижения вокруг планеты. Мы ныряли в его атмосферу и тут же стрелой взмывали ввысь, чтобы, облетев толщу колец, опять броситься в бурлящий океан метановых облаков. Я носился над планетой, как угорелый. За несколько секунд мы побывали сразу на обоих полюсах и проскочили насквозь одну из лун Сатурна, которая появилась перед нами так неожиданно, что я и среагировать не успел.
— Нет, тебе нельзя доверять транспортные средства, — пробурчал Пашка, напряжённо следя за моими выкрутасами. — Непременно угробишь.
— Не боись! — улыбнулся я и опять спикировал вниз. — Щас будем с местными жителями знакомиться!
— С сатурнцами? Или сатуриками?
— Увидим!
Я малость притормозил и "пятачок" стал погружаться в атмосферу гиганта, не прекращая движения вперёд. Вокруг сразу завыло-засвистело и, чем глубже мы опускались, тем невыносимее становилась какофония. Нас плотно обступили грязно-серые стены с ядовито-зелёными разводами. Мы сидели внутри спасительной сферы и мурашки бегали от одной только мысли о том, что с нами было бы, окажись мы снаружи.
Санька тронул меня за плечо и, перекрикивая рёв, спросил:
— И ты считаешь, что в этой мясорубке может быть что-нибудь живое?!
— Кто знает! — прокричал я. — Вот доберёмся до поверхности!..
— А это ещё и не поверхность?! — изумился он, уткнувшись мне в самое ухо.
— Верхние слои атмосферы! Сейчас доберёмся до плотного ядра, тогда и посмотрим!
Я всё-таки догадался выключить звук и на нас снизошла благодатная тишина.
— Слава тебе Господи! — вздохнул Пашка. — Я думал, что тебе нравится... Н-да... По сравнению с этим, Марс вообще — курортная зона!
— Что ж ты хочешь? Планета-гигант! И всё — соответственно росту!
Чем глубже мы погружались в ад, тем яснее нам становилось, что, если там даже чего и будет, увидеть мы не сможем практически ничего: с каждой секундой темнота всё более сгущалась. И, когда стало совсем темно, Санька нерешительно предложил:
— Может, оставим эту затею? Всё равно, как у негра...
— А ты прожектор помощнее сооруди, — предложил Пашка. — Может, оно и развиднеется?
— Как вы не поймёте? — возразил я. — Для того, чтобы осветить это, — я обвёл рукой вокруг, несмотря на то, что меня всё равно видно не было, — нам надо быть там. А мы-то ведь, — при этом я чуть-чуть щёлкнул пальцами и под потолком вспыхнула небольшая лампочка, дававшая, однако, довольно яркий свет, — мы-то с вами — на Земле! И всё, что мы сейчас видим вокруг, это только изображение. И ни нас, ни нашего "корабля" там нет.
— Всё равно там должно быть что-то, что передает нам изображение, — упрямо возразил Пашка. — Иначе, каким Макаром мы всё это видим?
— Да чёрт его знает! — пожал я плечами. — Ты вот сам посуди: если это "что-то", назовём его — зонд, там сейчас присутствует, то есть, это мы его туда привели, так оно должно уметь передвигаться со скоростью большей, чем скорость света!
— Эт' ещё почему?
— А ты вспомни, за какое время мы сюда добрались? Ну-ка, скажи, сколько идёт радиоволна от Земли до Сатурна?
— Да чё я, с бабушкой перезванивался?
— Чуть больше часа! — не принял я шутки. — И это — по кратчайшему расстоянию. А мы до Сатурна со всеми остановками и двадцати минут не потратили. Не забудь, что в эти двадцать минут входит и наша "посадка" на Марс и финты вокруг лун Сатурна... Нет, — покачал я головой, — здесь что-то другое. Только не зонд. Никакой материальный объект не в состоянии перепрыгнуть скорость света.
— Так что? Выходит, всё это фикция? — разочарованно протянул Пашка. — Кино?
Мне стало обидно за браслет.
— Хочешь проверить? Только не советую: погода снаружи не совсем лётная.
Пашка насмешливо посмотрел и отвернулся. Меня это задело:
— Ах, так?..
— Володь-Володь! — Санька схватил меня за локоть. — Только давай без экспериментов! Я ещё жить хочу.
Но я его успокоил:
— Я не настолько дурак, чтобы здесь открывать дверь!
Говоря это, я рванул вверх, выскочил за пределы атмосферы, убрал пятно фильтра, отыскал среди звёзд яркую точку Солнца, и с головокружительной быстротой понёсся к нему. За каких-то две-три секунды оно выросло почти втрое, достигнув размера, каким оно видится нам с Земли. Конечно, всё это на глаз, но я не сильно ошибся: вдалеке маячил маленький голубой шарик, а рядом прилепилась светящаяся точка чуть поменьше — Луна.
Я рванул к Земле. Когда она заслонила собою полнеба, я спросил у Пашки, с ухмылкой следившего за моими выкрутасами:
— Ну, куда?
— Чего "куда"? — покосился тот.
— Куда высаживаться будем?
— А! — Пашка, видимо, всерьёз полагал, что я валяю дурака, и, ехидно сощурившись, торжественно выдал, сопроводив это театральным жестом: — Да хучь в Рио-де-Жанейро!
— Да пжалста! — в тон ему ответил я и мы ухнули вниз, к изгибам Южной Америки. Голубую мечту великого комбинатора отыскать на лике Земли не составило особого труда — чай, городок-то не сильно маленький!
Не прошло и минуты, как я уже мягко приземлил наш "пятачок" прямо у кромки бесконечного пляжа, усеянного телами загорающих.
— Сезам! Ну-ка, откройся! — азартно выкрикнул я и первым выпрыгнул на песок под палящее солнце, на ходу стаскивая с себя одежду. — Ну? — подбодрил я своих оторопевших спутников. — Чего сидите? Пошли купаться!
Вода ласково приняла меня в свои объятия, приятно щекоча разгорячённое тело. Зайдя по самое горло, я оглянулся. Особенно не раздумывая при посадке, я выбрал место, более-менее свободное от почерневших на солнце тел. И для окружающих, конечно, не осталось незамеченным, когда на их глазах, буквально ниоткуда, возникли кресло и диван с восседающими на них не по сезону одетыми оболтусами. Один из них прыгал по песку вокруг неуместных здесь предметов мебели и что-то кричал остальным, раздеваясь на ходу и подставляя солнцу своё бледное, давно не знавшее загара, тело.
Пашка сначала нерешительно переглядывался с ухмылявшимся Санькой, потом привстал с кресла и одной ногой осторожно провёл по песку за пределами "пятачка". Реальность пейзажа не вызвала у него сомнений. Они окончательно рассеялись, когда вплотную к "пятачку" подошли две ладно скроенные девахи, на которых непонятным образом держался минимум одежды. Одна из них, ничуть не комплексуя по поводу непонятности явления, легко присела на подлокотник кресла, где сидел Пашка, и, обвив его шею одной рукой, а другой сразу нырнув ему под пиджак, что-то вопросительно промурлыкала на ухо. Другая, непрерывно щебеча и посмеиваясь, подсела к Саньке. Она тоже не отличалась скромностью манер.
— Вовчик! — выпучив глаза, заорал Пашка, явно не готовый к такому активному проявлению внимания. — Чё ей надо?!
— Вопрос, конечно, интересный! — хохотнул я и нырнул под воду, предательски оставив друзей на растерзание обольстительниц.
Когда голова моя вновь появилась над поверхностью воды, живописная картина на берегу обрела новый колорит. Вокруг нашего "пятачка" уже было не протолкнуться от обилия загорелых тел. Одобрительными криками зрители подбадривали и без того свободных от всяких комплексов девиц, оседлавших моих разнесчастных спутников. За то время, пока я наслаждался красотами подводного мира, к двум первым особям женского пола присоединились ещё несколько и они с явным удовольствием понуждали светлокожих пришельцев освобождаться от одежды.
Пашку, похоже, раздирали противоречивые чувства. Внимание девиц ему явно не претило, скорее, напротив. А вот орущая над ухом толпа мускулистых и загорелых "туземцев", с увлечением лупивших по спинке дивана кулаками и ладонями, при этом присвистывая, пританцовывая и улюлюкая, особой радости не доставляла.
Санька, так тот вообще, был возмущён до крайности. Вытянув шею через головы "болельщиков", он старался высмотреть коварного меня среди купающихся и слабо отбивался от наседающих нахальных девиц. Наконец, узрев мою лысину над водой, он вскочил, скинув с колен одну из любвеобильных фурий и заорал, что есть мочи:
— Володь!!! Кончай балаган!!! Эти герлы меня уже достали!!!
Его выходка вызвала новый взрыв смеха. Окружающие воспринимали всё, как неожиданное и весёлое представление.
Пора было выручать своих друзей. Отдыха на природе не получилось.
Я с трудом протиснулся к "пятачку" и сел на краешек дивана. Одна из "герлов", как определил их Санька, живо прыгнула ко мне на колени, непрестанно хохоча и, оглядываясь на благодарных зрителей, тыкала мне пальцем в грудь.
— Володь! — возмущённо пихнул меня локтем в бок Санька. — Ну сделай же что-нибудь!
— Щас! — пообещал я и щёлкнул пальцами за спиной недвусмысленно елозившей у меня на коленях девицы.
Я опять использовал беспроигрышный и уже апробированный мною ход: чуть в стороне прямо из воздуха на головы наших "почитателей" посыпался дождь из стодолларовых банкнот.
Конечно, чтобы представить, что сразу началось, присутствовать при этом не надо. Деньги — великая сила! Эту-то самую, "великую и могучую", ощутила на себе всё увеличивавшаяся толпа зевак.
Естественно, им тут же стало не до нас. Интерес сместился, так сказать, в несколько иную плоскость. Замешкались только девочки, увлечённые исследованием подробностей туалета моих спутников. Та, что оккупировала мои колени, ещё не успела распалиться должным образом, поэтому сориентировалась сразу: её будто ветром сдуло. А её "коллеги" очухались с некоторым запозданием.
