— Атака с левого борта! Открыть огонь!
Башни с орудиями повернулись влево и открыли огонь по батарее противника. Но, видимо, артиллеристы нервничали, и снаряды ложились с недолетом или перелетом.
Показалась длинная, жидкая цепь атакующих. За первой цепью поднялась вторая. Жудро открыл огонь из пулемета. Я тоже. Юнкер подавал пулеметную ленту и морщился от грохота стрельбы. Я не испытывал никаких чувств. Стрелял, как в компьютерной игре, не задаваясь мыслью, что там впереди не виртуальный, а живой противник. Надо стрелять? Стреляю! А не буду стрелять? Меня "шлепнут" или те или эти. Повод у всех найдется.
Бабах! В уши впились гвозди. Меня отбросило к противоположному борту. Мгновенно потемнело. Перед глазами возникло созвездие Кассиопеи, сменившееся зеленой планетой, сплошь застроенной городом с гигантскими небоскребами. Промелькнули шпили, башни, незнакомые летательные аппараты. Воздуха не было, жаркая гарь сменилась удушьем.
Вдруг проявилась цветная картинка. Жудро с диким взглядом стоял на полусогнутых ногах, и широко расставив руки. Лицо и мундир у него были заляпаны кровью. Жуткие, красные ошметки чего-то смутно знакомого, но ужасного облипали стены. Поручик облизывался. Невыносимо болели руки, пальцы невозможно было сжать. Артиллерийский снаряд попал в наш вагон и, не разорвавшись, пробил его насквозь. Козлов лежал без движения в углу вагона, заваленный коробками с пулеметными лентами. В вагоне пахло гарью и горячим металлом. В проемы, проделанные снарядом, струился желтый, яркий свет. Беспрерывно гудел паровоз. Уши еще болели, но слух вернулся. Окружающее вновь стало терять цвета, обретая оттенки коричневого. Жудро, спотыкаясь о распластанные на полу тела, подошел к пулемету и, матерясь, нажал на гашетку. Пулемет молчал. Грязно выругавшись, поручик подбежал к моему пулемету и открыл огонь, поводя стволом с лева на право и наоборот.
Огонь орудий бронепоезда достиг своей цели: в черном дыму и столбе песка подлетело одно орудие красных, следующее попадание разметало расчет второго. Третье орудие прямым попаданием поразило вагон, в котором находилось два артиллерийских расчета. Внутри вагона грохнуло. Страшный взрыв разорвал броню и оторвал обе башни. Столб огня с черным дымом взлетел в воздух. Стали рваться сжираемые огнем, не сдетонировавшие от взрыва снаряды. Часть десанта остался под этим вагоном. Повинуясь звуку горна, белые выстраивались в цепь и устремлялись в штыковую атаку на приблизившихся совсем близко красных. Противники схлестнулись в рукопашную. Жудро прекратил огонь.
Железнодорожники, которых белые взяли с собой на случай починки пути, пригибаясь под пулями и под пистолетами Синицына и еще двух прапорщиков остервенело чинили место разрыва дороги.
Пехота противников встретилась. Остервенело и зло, обученные штыковому бою, офицеры кололи штыками красных, чьи ряды состояли в основном из отмобилизованных крестьян и рабочих. Красные дрогнули и побежали, бросая винтовки. Офицеры вскидывали свои и, оставив преследование, как на стрельбище, добивали убегавших. Некоторые из них повернули винтовки к земле и штыками добивали раненых. Тут со стороны красных застрочил пулемет, и открыло огонь, замолчавшее было их последнее орудие. Белые залегли, спасаясь от шрапнели и пуль.
Я поднялся и, ощущая жуткую слабость в теле, подошел к пулемету. Пальцы не слушались, да и, по всей видимости, пулемет заклинило. Третий пулемет был разбит. На полу вагона корчился, прижимая руки к животу, юнкер. Артиллеристы на платформе спереди, наконец, сбросив на землю шпалы и рельсы, развернули орудие и открыли ответный огонь.
Снаряд красных попал в кабину машиниста. Помощника машиниста, нашпигованного железом, выкинуло взрывной волной в тендер, а то, что осталось от машиниста, и было еще живо, повисло на рычагах. Конвульсии рук, умирающего тела сдвинули рычаги, и бронепоезд тронулся.
Наконец снаряд белых заставил замолчать орудие красных. Офицеры-пехотинцы с недоумением оглядывались на набирающий скорость бронепоезд, поднимались и, крича, потрясая винтовками, бросились к железной дороге.
Бронепоезд ехал все быстрей. Неся с собой охваченный огнем артиллерийский вагон и разбитый, сочившийся дымом — штабной. Синицын, повиснув на подножке кабины машиниста, пытался открыть бронированную дверь, но не смог и сорвался, покатился по насыпи.
-Что происходит?— спросил я Жудро. Но на самом деле не издал не звука, а просто беззвучно открывал рот.
-Ильин!! Вы как!? В порядке!?— прокричал Жудро. Из его ушей протекли тонкие струйки крови.
Я открыл, было, рот, но просто кивнул.
-Бросили пехоту!— снова крикнул контуженый Жудро.— Бронепоезд либо угнали, либо что-то с машинистом!
Я снова кивнул и посмотрел на пол. Юнкер затих. Жудро опустился на пол и стал трясти тела. Живым, но без сознания оказался только подполковник. Поручик убрал с него коробки с пулеметными лентами и подложил одну под голову. Потом он, зацепившись за скобы, высунулся в открытый верхний люк.
-Там все всмятку! — крикнул он, оглядевшись и кивнув в сторону паровоза.— Нам не пройти! Скорость все больше! Бронепоезд рано или поздно сойдет с рельсов! Надо прыгать! Как!? Что думаете!?
— Лиза!— помотал я головой и обрадовался, что ко мне вернулся голос.— Может расцепить вагоны!?
-Не получится!— крикнул Жудро. — Давайте, возьмем подполковника и двинемся в сторону лазарета!
-Ок!— сказал я.
-Что!?
-Согласен!— поправился я.
Я попытался взять подполковника за ноги, но отбитые пальцы, не сжимались. Жудро взглянул на меня, матюгнулся и, схватив Козлова за ремни портупеи, потащил его к двери. Я подошел к полке с оружием и, цепляя ремни локтями, повесил на себя два карабина. Жудро открыл дверь, подхватил подполковника, и мы двинулись в лазарет.
Два вагона, где находился десант, оказались пусты. В лазарете нас встретил пожилой повар, он же по совместительству почему-то был и фельдшером. На одной из коек рядышком сидели Лиза и Люба Кашина. Увидев нас, они вскочили. Повар-фельдшер принял у Жудро Козлова. Все вместе, толкаясь и мешая друг другу они положили подполковника на койку.
Девчонки повернулись к нам. Люба охнула.
-Да вы все в крови!! Ранены!?— вскрикнула она.
-Это не наша кровь, мадмуазель!— крикнул Жудро.
-Мы контуженные! — крикнул я.
Лиза смотрела на меня сердито. Потом сложила руки на груди и посмотрела на Любу.
-А ты, что здесь делаешь!?— крикнул я Любе.
Она покачала головой и развела руками, как бы говоря: "Сама удивляюсь!"
-Там раненые еще есть? Что происходит? Почему мы едем? Бой закончился?— забросала меня вопросами Лиза.
-Жудро говорит, что бронепоезд, возможно, угнали!— крикнул я, мечтая, чтобы вата из ушей наконец-то выпала, и я стал слышать нормально.— Раненых нет! Подполковник вот только!
-Точно!? Надо проверить!— решительно сказала Лиза и схватила брезентовую сумку с красным крестом.
Фельдшер перевязывал голову подполковнику. Лиза обошла нас с Жудро и двинулась к выходу. Следом за ней поспешила Люба. Мы с Жудро переглянулись. Он развел руками и выпятил губы. Я пожал плечами. И мы двинулись обратно вслед за девчонками. В первом вагоне десанта оказался белесый туман, который мы, следуя в лазарет, не заметили. Во втором вагоне туман был плотнее, и противоположная дверь уже не была видна. Тут раздался скрежет металла, вагоны вздрогнули, стали клониться вправо и мы вместе с вагоном, падая друг на друга, полетели в тартарары.
Глава 3
Шумел прибой. Накрапывал дождь. Его редкие капли падали на мою щеку. Я открыл глаза и увидел перед своим лицом женский сапожок с высокой шнуровкой. Перевел взгляд и обнаружил, что сапожок был надет на ногу в сиреневом трикотажном чулке. Капли падали на ткань и оставляли темные пятна. Я лежал на животе, на металлическом полу. Щеке на полу было холодно. Мыслей не было. В голове гулял и шумел ветер. А может это был шум прибоя. Я закрыл глаза и через миллиард лет открыл снова. Опять сапожок, сиреневая нога. С усилием продолжил рассматривать ногу и увидел далее коленку и подол серого платья.
"Пора вставать",— мелькнула мысль. "А зачем? Так хорошо лежать на этом холодном полу, под дождем". Что-то мешало. Появилась боль. Я старался ее не замечать, но она скреблась внутри и заставляла встать. Наконец до меня дошло, что мне хочется в туалет. Мозг дал команду телу, и я встал на четвереньки. На спине брякнулись карабины. Я огляделся. Вагон бронепоезда стоял под углом, почти на боку. Через распахнутый верхний люк был виден кусок серого неба. На полу лежали Люба и Лиза. Жудро не было. В голове промелькнули картинки боя.
Я также на четвереньках приблизился к Лизе, потрогал ее шею, пытаясь найти сонную артерию. Пульс был. У Любы тоже. Я поправил подол Любиного платья. Оглядел девчонок. Кажется, крови не было, да и конечности не переломаны. Я осторожно поднялся, дотянулся до скоб на борту и через люк вылез наружу.
Море. И, правда, слева направо тянулся бесконечный пляж из белого песка. Теплый слабый ветерок тянул с моря запах йода. Небольшие сине-зеленые волны накатывались на берег, оставляя пену. Бронепоезда не было. Был только один наш вагон, который лежал боком на дюне. Я обернулся и увидел, что дюны тянулись метров на двести до обрывистого песчаного берега, на котором росли высокие сосны. На гребнях некоторых дюн чахла редкая трава.
Сделав прямо с вагона свое мелкое дело, я спрыгнул на песок и получил карабином по затылку. Крякнул и раздраженно снял с себя оружие, а потом и сапоги. Отряхнулся и пошел к морю.
Дождь прекратился. Первая волна коснулась босых ног, и я отпрыгнул. Вода оказалась холодной.
Появился посторонний звук, который все рос и рос, превращаясь в жуткую музыку, издаваемую тысячами скрипок, загрохотали барабаны, сиренами завыли трубы. Поднялся ветер. Невидимый хор заунывно затянул бесконечно на разных тонах: "Аааааа". На сером небе появились огромные темные пятна и стали закручиваться в спирали. Из центра спиралей показались хоботки, которые стали провисать и превращаться в гигантские зеркальные капли. Капли стали срываться и падать в море. Падать все е ближе и ближе к берегу. На месте небесных воронок стали показываться голубые пятна— дырки, сквозь которые пробились солнечные лучи. Лучей становилось все больше, а заунывная музыка затихала.
Капли падали в море, поднимая тягучие фонтаны, которые вставали из воды темно-синими шпилями и опадали медленной пеной.
Оставшаяся небесная серость стала трескаться и сжиматься, как будто невидимый гигант сжал рукой грязную тряпку и стал протирать стекло, добиваясь идеальной чистоты. "Тряпка" блекла и потом распалась не несколько небольших белых облаков.
Синело бесконечное синее небо. В зените ярко светило солнце. Заметно потеплело. Музыка стихла. Шумел прибой. Море приобрело светло-бирюзовый цвет.
Позади меня раздался скрип, и бухнуло железо о железо. Я обернулся. Из двери вагона показалась Люба. Она приложила ладонь ко лбу, увидела меня и помахала рукой. Я кивнул в ответ. "Надо же, а мне почему-то и в голову не пришло, что можно выйти через дверь, вылез через люк",— удивляясь себе, подумал я.
Я снова вернулся к созерцанию моря и подошел к воде. Волна окатила голые ступни и на этот раз была теплой. "А вода ли это?"— мелькнула мысль, после того, как перед глазами мелькнула картинка тягучих фонтанов. Я похлопал ладонями по воде, потер друг о друга мокрые ладони, понюхал. Кажется вода все-таки.
-И все-таки, что происходит? Где мы?— спросила подошедшая Люба.
Я обернулся. Из вагона выпрыгнула Лиза и, распуская на ходу косу, направилась к нам.
-В Караганде!— уверено ответил я.— Ты вот мне объясни, что сама здесь делаешь? Как оказалась?
-Как?! Да я сама не понимаю! Я вошла в свой кабинет, погас свет, а когда свет загорелся, я уже оказалась в этом древнем платье в каком-то вагоне, а передо мной на койке сидит старик в форме и спрашивает: пересчитала ли я бинты!!! Я чуть в обморок не упала! А потом Лиза пришла!
-Лиза тебе объяснила?
-Нет! Она сама ничего не знает!
Ветер сменился и понес с дюн песок. К нам подошла и опустилась на песок Лиза. Она поправляла волосы, которые трепал и отбрасывал на лицо ветер.
-Почему вы молчите!?— недоуменно спросила Люба.
-Как мне это все уже надоело,— устало сказала Лиза.
Я тоже опустился на песок и, раскинув широко в стороны руки и ноги, сладко потянулся. Мне в лицо упала горсть песка. Ясно, что Лизка бросила. Я закрыл глаза, и вяло стряхнул с лица песок.
-Ну же!— затеребила меня за плечо Люба.
-Приключение же, — отмахнулся я не открывая глаз, и перевернулся на бок, чтобы не получить очередную порцию песка.— Интересно ведь!
Горсть песка залетела мне за шиворот. Я не стал его убирать.
-Лиза!— воскликнула Люба.
-Ильина спрашивай,— устало сказала Лиза. Послышался шорох шагов. Девчонки удалялись. Взволнованная речь Любы становилась все тише. Я стал дремать, стараясь ни о чем не думать. Через какое-то время послышался телефонный звонок. Такой, как у старых телефонных аппаратов. Я приподнялся и стал оглядываться. Звук доносился со стороны вагона.
Проем двери оказался закрыт яркой переливающимися цветами радуги мокрой мембраной. Мембрана была похожа на часть мыльного пузыря. Радужные разводы бегали по ней хаотично и очень быстро. Сверху послышалось шипение и на броне над дверью, прямо на глазах, появляющейся ржавчиной стали выступать и складываться в слова буквы. В конце концов, проявилась надпись: " Выход для одной персоны".
По ту сторону мембраны показалась улица, в которой я узнал улицу Трефолева. Там было сумрачно, и шел снег.
-Эй! — возбужденно крикнул я.— Эй! Сюда!
Из-за дюны показались Лиза с Любой, и увязая в песке, побежали ко мне.
-До закрытия прохода осталось 30 секунд,— сказал из воздуха женский голос. Я машинально посмотрел по сторонам, никого не было.
-29 секунд,— начал отсчет голос.
Подбежали, запыхаясь, девчонки.
-Что это! — спросили обе.
-Проход! Но, похоже, что для одного! Вон, сверху написано!
Все посмотрели на надпись.
-20 секунд!
-А кто это говорит,— вдруг спросила Люба.
-Да, решайте, кто уйдет!— раздраженно крикнул я. — Время!
-А всем нельзя?— спросила Лиза.
-15 секунд.
-Давай ты!— кивнул я Любе.
-Почему я!?
-10 секунд.
-Потому что у тебя нет одной штуки,— уже спокойно сказал я и, взяв Любу за плечи, сильно пихнул в сторону двери.
Люба повернулась вокруг своей оси и мембрана ее втянула. Она в белой блузке и черных брючках оказалась рядом со зданием, где был ее офис.
Она ошарашено оглядывалась и, похоже, что нас уже не видела. Снег падал на ее темные волосы. Обхватив себя за плечи, она побежала к входу в здание. Мембрана, как пузырь лопнула.
-Спасибо, что воспользовались нашим переходом!— произнес голос.— До свидания!
Раздалось шипение, и на глазах вагон стал покрываться ржавчиной. Поднялся ветер. Мы с Лизой отступили от вагона и молча смотрели, как еще недавно такой прочный вагон превращается в пыль, которую ветер нес в сторону моря. Через минуту все было кончено, только на песке осталось большое рыжее пятно.