Слом силы - хроники Иввианского конфликта

— Это точно... Скорее уж нас зароют, — невесело пошутил Гест. — Так зароют, что вовек никто не отыщет... А насчет Леса — не такая уж плохая мысль. Даже хорошая... Даже... — здоровяк прервался и навострил уши, буквально впитывая в себя окружающие звуки. И, похоже, услышанное ему совсем не понравилось... — Давай так — не будем тянуть кота за хвост и свалим отсюда прямо сейчас. Пока еще есть возможность...

— А как же ребята? — вскинулась Рей. — Что с ними?

— Если не дураки, то поступят так же, — жестко отрезал Гест. — А если окажутся слишком глупыми... Придется после всего положить на их могилы букет из свежих цветочков. И не смотри на меня так, мне ведь тоже не особо по душе такое решение... Но и то, что мы сейчас на войне, не забывай. Тут ставки слишком крупные, чтобы играть в сентиментальность... Сам понимаешь.

Здоровяк закинул автомат за спину.

— Идем. Нечего...

Он запнулся, открыл рот, хватая воздух, как забывший про лекарство астматик, из его горла вырвался придушенный хрип.

— Деревья... Лес... Они...

Безумные глаза, пересеченные кровавыми дорожками, слепо уставились на Рей. Девушка не знала, что там такого разглядел Гест, но... Это что-то было страшным. Просто невероятно кошмарным. Таким ужасным, что даже стального Гестаса Раха пробрало до глубины души. Впрочем, состояние неизвестности длилось не больше секунды...

— Лес, — чужим голосом сказал юноша. — Он... Рассыпается.

Пронзительно-голубые глаза Габриэль смотрели прямо на Дима, и юноша просто не знал, куда деться от этого взгляда. Он чувствовал себя то карасем, попавшим на раскаленную сковородку, то лабораторной крыской, запертой в клетке. Естественно, ощущения были не из приятных, но "курсант Рах" честно пытался изобразить на лице величайшее почтение к столь важной персоне. Тем более, что он пока не решил, как относиться к "госпоже Архистратигу"...

— И сколько же тебе лет, курсант Димас Рах? — спросила женщина, поджав губы. — Ты выглядишь молодо. И довольно симпатичный... Но форма тебя портит. Давно пора запретить отрицающее эстетику тряпье, которое почему-то называется военной одеждой. Мода ведь не стоит на месте... Так сколько тебе лет, мальчик? Вряд ли больше шестнадцати, я права?

— Да... — прошептал Дим, на которого манера общения Габриэль произвела сильное впечатление. — Все так... Только... Я ведь всего-навсего три года в академии.

— Так мало? — на лице женщины не дрогнул ни один мускул, даже подвижные губы на несколько секунд застыли, словно были вылеплены из глины. — Интересное заведение для подготовки наших доблестных защитников... Под эгидой Внутреннего сектора, я полагаю? Не удивляйся, ты слишком отличаешься от птенчиков Михаила. Этот старый хрыч никогда бы не допустил в свою академию такого худого курсанта. Он исключительно богатырей предпочитает... Любопытно. Тоже в какой-то степени эстетика.

Габриэль изобразила гримаску, а в ее холодных глазах прорезалась скука. Дим мог только гадать, о чем сейчас думала собеседница, но одно юноша знал наверняка — к новому знакомцу госпожа Архистратиг потеряла интерес практически сразу, а вопросы задавала уступая правилам формальный вежливости, да еще из любви к искусству... То есть — к болтовне.

"Что ж... Не самый плохой вариант..."

Дим, разделивший внимание между внешним миром и попытками разобраться в себе, пусть не сразу, но обратил внимание на беспокойство Габи. Ученый, хоть и старался "держать марку", хоть и строил из себя невозмутимого исследователя, которому сам черт — объект для опытов, переживания скрыть не мог. Глаза выдавали: бегали, как мыши от кошки, смотрели то в потолок, то на экран коммуникатора, то на Габриэль, и... дрожали. Точнее, подрагивали не сами глаза, а веки, но уж очень это напоминало тик... Нервный, очень-очень нервный тик.

— Тебе есть что сказать, Габи?

Если бы ученый мог летать, то сейчас бы протаранил потолок, уж очень неожиданным показался ему вопрос начальницы... Он вздрогнул всем телом и, изогнувшись, повернулся к Габриэль.

— Это тебе так нужно? Ну, мои оправдания? Эх, госпожа Архистратиг... Сама же сказала, что мы обо всем договорились... — Габи вздохнул, и вместе с воздухом из него словно стержень вынули. По крайней мере, грусти в глазах прибавилось, да и плечи как-то разом поникли. — Я не могу иначе, пойми... Да ты и без моих слов все это знаешь... Я — просто ученый. Я — такой, какой я есть. И... меня не переделаешь. Ты уже пыталась и отступилась... Помнишь?

Женщина отшатнулась, словно ей пощечину отвесили.

— И рада бы забыть, но с тобой это безнадежная задача... — она махнула рукой, словно старую шаль в сторону отбросила. — Ладно, меня ждут другие дела. Я...

Дим так и не понял, как должна была закончиться фраза. Я ухожу? Я устала? Я не вижу смысла продолжать разговор? Габриэль могла сказать, что угодно... Но не сказала ничего, потому что ее голос растворился в безудержном вое сирены, который походил на истошные вопли попавшего в капкан гепарда. Звук проникал под кожу, зудел, вымораживал. Он заглушал любые слова и мысли, заставляя думать только о том, как от него избавиться... А потом, когда три человека были доведены до нужной кондиции, так же неожиданно стих. Словно был миражом или галлюцинацией...

— Что... за... что случилось? — по округлившимся глазам Габи Дим заключил, что ученый не в курсе происходящего... А если он и разыгрывает изумление, то делает это мастерски. — Тревога? Периметр прорван? Что за...

Он пытался сказать еще что-то, но не мог выдавить из себя ни слова. Его губы бесшумно двигались, а на лице отразился испуг... Даже не так. Ужас. Невообразимый первобытный ужас. И Дим прекрасно понимал чувства Габи, потому что сам испытывал нечто подобное. Только его мысли были намного темнее... И безнадежнее.

"Адово... семя..."

Юноша внешне безучастно наблюдал, как, под оглушительный треск рушащейся стены, в зал буквально просачивается гигантская металлическая туша. Похожая на гроб, только в десяток раз больше... И тяжелее.

Вломившись, как слон в посудную лавку, неопознанный шаттл с неожиданной грацией проплыл несколько метров в воздухе и гулко опустился на пол, заставив всех вздрогнуть. Это не походило на падение камня в стоячую воду, но эффект получился весьма внушительный — разрушенная аппаратура брызнула из под днища шаттла во все стороны, превращая строгое и даже аскетичное помещение в настоящую обитель хаоса...

11

Когда-то, в далеком небывшем детстве, Дим был бы в восторге от такого светопреставления. Еще бы! Ведь раскуроченные тушей шаттла коммуникаторы плевались во все стороны осколками экранов, изуродованная техника искрила и шипела, как средней численности гнездовье ползучих аспидов, а обстановочка напоминала день Объединения Человечества и день Внешнего Сектора в одном флаконе. Иными словами — было весело, аж жуть. Правда, Дим этого не оценил...

"Адово... Семя..."

Осколок за осколком проносился мимо юноши, сверкая рваными гранями, свет мигал, как кошмар эпилептика, было притихшая сирена вновь подала голос — и он стал еще противнее, чем раньше. В такой ситуации сам черт сломит не только ногу, но и мозг, пытаясь найти лучший выход... Куда уж тут бедному курсанту — драться его научили, стрелять, разбираться в оружии, стратегии и тактики — тоже, да вот только сейчас эти знания были ему так же полезны, как сахар — диабетику без инсулина. Диму хотелось побыстрее отыскать врага, врезать со всей дури, вцепиться в горло, разорвать, уничтожить, стереть с лица земли... Но мысленные удары уходили в пустоту, без толку тратя мысли и эмоции. Ему бы сейчас абстрагироваться от внешних факторов, от своего прошлого, от намертво вбитых в академии установок, но Дим не мог, не мог переступить через эту ступеньку, подняться чуть выше... Поэтому он стоял и наблюдал.

Как прозрачные капли осколков рассыпаются в воздухе звенящим дождем.

Как Габи закрывает лицо руками, но остается на месте, почему-то не пытаясь спрятаться за одним из массивных столов.

Как искры начинают свой зажигательный танец, окружая шаттл ореолом из желтого.

"Дьявольская красота... Жаль, что цена этого спектакля слишком высока, чтобы наслаждаться им каждую пятницу..."

Да уж... Зал, похожий на приют для бездомных пострадавший от интенсивной бомбардировки, виновник беспорядка, беспомощно свалившийся набок, куда-то запропастившаяся госпожа Архистратиг... Не каждый день такое увидишь, а если тебе скажут, что весь бедлам происходит в самом сердце Сектора Разработок — так и вообще будешь стоять раззявив рот и выпучив глаза. Эх, Димах Рах, не повезло тебе, что бы там не болтал сбрендивший ученый... Совсем не повезло.

— Уходим, — пробормотал Габи, который если и не читал мысли юноши, то в ситуации ориентировался — как рыба в воде. — Тут рядом эвакуационный выход... Успеем выбраться прежде, чем...

Он запнулся, отстранил изрезанные и красные от крови руки от лица, побледнел и шумно выдохнув. Диму показалось, что его "пленитель" увидел ни больше, ни меньше, а квинтэссенцию своих потаенных страхов, но реальность оказалась куда прозаичнее...

— Бежим... — металлическая дверь шаттла отползла в сторону, обнажая прямоугольник первозданной тьмы, а секунду спустя из мрака показалась человеческая фигура... В желтом, наглухо запахнутом плаще. — Быстрее!

Габи ухватился за рукав юноши и с силой потянул в сторону. В принципе, курсанту ничего не стоило справиться с довольно хилым "противником", но... Какая-то часть Дима считала, что в помещении теперь слишком тесно и свалить отсюда подальше — не самое плохое решение. Может быть, именно поэтому он позволил ученому увлечь себя к неприметной двери, походившей просто на темную полоску, прилипшую к серой стене. Может быть, именно поэтому Дим даже не оглянулся, когда они с Габи скрылись в длинном узком коридоре...

Оставив Габриэль тет-а-тет с пришельцем.

Никогда еще мираж не был таким хрупким и отчаянно желанным. Лес Ивви, раньше казавшийся средоточием темных сил, а потом на миг превратившийся в надежду на спасение, сейчас рассыпался бесцветной пылью, окутав своеобразным туманом весь лагерь. Так продолжалось недолго — ровно столько, чтобы курсанты смогли еще раз осознать всю безнадежность своего положения. Подумать, мысленно проститься с миром, мысленно же написать завещание... А потом пыльная дымка развеялась, вскрыв наступающим танкам позиции противника.

Театральная драма завершалась, пришло время последнего действия и аплодисментов... Посмертных. Так, по крайней мере, считали торжествующие танкисты, обнаружившие у себя в прицелах растерянные человеческие силуэты. Пока автоматика, напрягая электронные извилины, просчитывала траектории снарядов, солдаты Внешнего Сектора радостно ухмылялись, про себя прощаясь с осточертевшим противником...

...Курсанты, прекрасно понимавшие, что для них весь мир сосредоточился на небольшой площадке, где сперва располагался лагерь академии, а потом зеленели однообразные деревья Леса Ивви, почти сразу бросились на землю и открыли огонь из стрелкового оружия. Неимоверный шум наполнил пространство, могло даже показаться, что идет жаркий бой... Но в действительности последнее сражение еще не началось.

А потом грянул, разрывая бессмысленное мельтешение пуль, выстрел из пушки. Грянул, вспыхнул огненным всполохом, поднял в воздух тучу измельченной земли... Снаряды ложились кучно, перепахивая и без того изуродованную почву. Осколки пронзительно свистели, напевая мелодию смерти — тонкую и короткую. Уже раздались первые крики раненых и умирающих, уже растворились в небесной синеве невесомо парящие алые капли, уже пахнуло привычной гарью...

— Рей! Барбадосский ты крокодил! Ты что делаешь? — рявкнул раскрасневшийся Гест. — Пушку в зубы и задай жару этому отребью! Ну?!

Девушка, которую сравнение с мокрой чешуйчатой рептилией несколько покоробило, мрачно покосилась на приятеля. С одной стороны тот, конечно, прав и зевать в их ситуации — непозволительная роскошь. Но, если копнуть чуть глубже, а есть ли хоть какой-то смысл в этом отчаянном сопротивлении? Пули только броню танков полируют, а те бьют по курсантам, как по мишеням в тире. Так же спокойно и неторопливо. Еще бы... Куда им спешить? Все равно противник уже никуда не денется...

— Рей! — вновь заорал здоровяк, не отводивший взгляда от прицела. — Чтоб тебя за ногу! Ты спишь что ли?! Ау! Просыпайся! Уже утро, солнышко светит... Чтоб его... НУ!

— Отстань... — вяло огрызнулась девушка, на которую напал приступ апатии. — Я не в том состоянии, чтобы выслушивать твои вопли... Да и голос у тебя не особо приятный... Да и дергаться нет смысла... Все равно наша смерть от нас никуда не денется.

— Ну, ты просто само воплощение оптимизма, — попытался съязвить Гест, мысленно скорее соглашаясь с Рей, но не желая признавать свое поражение. — Черные очки, взгляд исподлобья и мрачный вид... С таким настроем далеко не уедешь.

— Я просто констатирую факты.

Девушка отвернулась, давая понять, что разговор закончен, а Гест не стал настаивать. Ему хватало своих забот — танки неумолимо наступали, прорежая и без того малочисленные ряды курсантов...

Равнодушное солнце низвергало на поле боя мягкий желтоватый свет, выполняя роль единственного софита, безоблачный горизонт и голая равнина служили отличными декорациями, а невидимый режиссер мог бы похлопать ладоши от такой восхитительной батальной сцены... Которая венчала недолгую иввианскую войну, предвещая гибель одних и мрачное торжество других... Счетчик судного дня монотонно щелкал цифрами, приближая развязку. Казалось, ничего уже нельзя изменить...

А потом все перевернулось с ног на голову, будто Господь Бог поменял местами черные и белые фигуры.

Поначалу Рей просто не поверила своим глазам. Ровные порядки наступающих танков вдруг смешались, окунувшись в неровные облака пыли и дыма, снаряды перестали изничтожать пейзаж, а затем, спустя каких-то десять-пятнадцать секунд, до нее донесся оглушительный треск. Звук, от которого волосы вставали дыбом и по коже табунами бежали холодные мурашки. Такой чуждый и такой знакомый...

Звук выстрелов из плазменного излучателя.

— Провалиться мне к чертям в пекло, если я понимаю, что здесь происходит... — пробормотала Рей, на миг почувствовавшая себя маленькой беспомощной девочкой, которая наблюдает со стороны за разборками взрослых. — Танки... горят... Их разносят под орех, как ботов в симуляторе... Черт! Что за ерунда?!

Гест ничего не ответил. Он сам неотрывно смотрел на новую битву — между войсками Внешнего Сектора и смешными на вид мобильными излучателями плазмы, на которых красовались гербы Сектора Внутренней защиты...

На одну чашу весов неожиданно бросили мегатонную бомбу, разнеся в клочья и без того трещавший по всем швам баланс сил. Сильные поменялись местами со слабыми, и отдача, ударившая их, оказалась поистине сокрушительной. Танки горели, как свечки, источая отвратительный черный дым, уцелевшие машины пытались на скорости развернуться, застревая в ими же созданных рытвинах, а солдаты Внешнего Сектора разрывали каналы связи просьбами о помощи.