И сказала Мевриан: — Значит они ничего не знают о страшной неудаче, постигшей Газларка только из-за его собственной торопливости, и о том, что он вынужден был отплыть обратно в открытое море. Мы должны известить их об этом, сегодня же ночью.
Обдумал посланник ее слова и ответил: — Десять минут на перекус и последний кубок, и я в распоряжении леди.
И вскоре, уже в сумерках, человек опять отправился в путь, тайком пробираясь по окрестностям Крозеринга, дабы передать слово Лорду Спитфайру и известить его о том, что произошло в Аурвоче.
Прошла ночь, настал день, а лагерь Ведьм оставался пуст, как пустая раковина.
И сказала Мевриан: — Они куда-то ушли этой ночью.
— Тогда ваша светлость вскоре услышит великие известия, — сказал Равнор.
— Скорее всего сегодня вечером у нас будут гости, — сказала Мевриан и приказала приготовить спальни для лордов Спитфайра и Зигга. Так, за подготовкой, и прошел день. Но пришел вечер, никто так и не приехал с севера, и только тени сомнений и тревог ползли по ночным небесам и страдающим сердцам тех, кто нетерпеливо ждал известий в Крозеринге. Ибо посланец Мевриан так и не вернулся. Поздно пошла отдыхать Леди Мевриан, а с первыми лучами солнца была уже она на стене, завернутая широкое манто из бархатна и лебединых перьев, защищавшее ее от холодного утреннего ветра. На самую верхнюю башню поднялась она, и, вместе с верным Равнором, обыскала взглядом пустую панораму. Ибо бледное утро осветило пустой ландшафт. Так и продлился этот день до вечера: поиск и ожидания, и бесконечные вопросы самой себе.
Наконец настал ужин, уже третий, после битвы на поле рядом с Аурвочем. И на середине печального ужина послушался шум во внешнем дворе, заскрежетал, опускаясь, подъемный мост, и копыта лошади зацокали по мосту и яшмовой мостовой. Мевриан сидела, выпрямившись, в ожидании. Наконец она кивнула Равнору, который, не дожидаясь другого знака, быстро вышел. Почти сразу же он вернулся, нахмурив лоб, и сказал ей на ухо: — Новости, миледи. Он просит у вас личной аудиенции. Но сначала выпейте этот кубок, — и он налил ей немного вина.
Она встала и сказала управляющему: — Иди и приведи его ко мне.
Пока они шли, Равнор прошептал ей: — Это Астар из Реттри. Лорд Зигг послал его по очень важному делу со словом, предназначенном только для ушей вашего величества.
Леди Мевриан села в кресло из слоновой кости, обитое роскошным Бештрианским шелком, на котором переливающимися нитками были вышиты маленькие золотые птицы, листья и цветы клубники, и самые разнообразные фрукты. Она протянула руку Астару, который стоял перед ней в запыленной броне, грязный и запятнанный кровью от головы до ног. Он наклонился и поцеловал ее руку; потом опять выпрямился, но не заговорил. Об высоко держал голову, и глядел прямо ей в лицо, но глаза его были налиты кровью, и он глядел на нее призрачным взглядом посланника несчастья.
— Сэр, — сказала Мевриан, — не стой в сомнениях, но расскажи мне все. Ты же знаешь, что наша кровь не дрожит при самых страшных опасностях и неудачах.
И Астар заговорил. — Зигг, мой шурин, поручил мне, мадам, рассказать вам все, не утаивая ни слова правды.
— Говори, — ответила она. — Ты знаешь наши последние новости. Каждый час мы высматриваем победу. К сожалению я не могу устроить пир в честь твоего прихода.
Астар тяжело вздохнул. — Миледи Мевриан, — сказал он, — лучше готовьте меч, а не пир. Вы посылали гонца к Лорду Спитфайру?
— Да, — сказала она.
— Той же ночью он сообщил нам о поражении Газларка, — сказал Астар. — Увы, эти Гоблины приплыли на день раньше, и одни приняли на себя удар врага. Тем не менее мы полагали, что мщение — в наших руках. Мы охраняли каждый проход и каждую тропинку, и нас было больше. Так что эту ночь мы выжидали, видя огни лагеря Кориниуса в Крозеринг Сайд, и собирались ударить на них рано утром. Ночь выдалась туманная, луна села рано. И правда, как бы ни была она горька, состоит в том, что в темноте вся армия Ведьмландии прошла мимо нас.
— Что? — крикнула Мевриан, — и вы спали, когда они шли мимо?
— В полночь, — ответил он, — мы получили надежное известие, что они ушли, а огни, которые все еще горели в его лагере, зажжены в насмешку над нами. По верным признакам мы убедились, что он резко повернул на северо-запад, и пошел верхней дорогой в Миланд над Броксти Хауз. Зигг с семью сотнями всадников отправился в Хесби, чтобы задержать их там, пока наши основные силы шли быстрейшим путем через Малый Равендейл. Понимаете, мадам, Кориниус должен был пройти по дуге, а мы пошли напрямик.
— Да, — сказала она. — Вы собирались задержать его в Хесби, и там он должен был сражаться, или отойти обратно к Джастдейлу, где он, скорее всего, потерял бы половину своих людей в Меммерской Топи. Иностранец никогда не найдет там дороги, тем более в ночной темноте.
— И, конечно, тогда мы бы точно разгромили его, — сказал Астар. — Но он стал петлять, как заяц, и обманул нас, когда наши основные силы поднимались на перевал: он повернул, как мы позже поняли, где-то в районе Гузсанда, и вместе со своей армией проскольнул обратно на восток прямо под нашим арьергардом. И это самый чудесный подвиг, о котором я когда-нибудь читал во всех военных хрониках.
— Не так громко, благородный Астар, — сказала Мевриан. — Не надо так громко хвалить Ведьм, и не думайте, что я считаю Зигга и Спитфайра худшими военачальниками, чем Кориниус, который благодаря своему искусству или удаче сумел ускользнуть от них.
— Тогда, дорогая леди, — сказал он, — приготовьтесь к самому худшему.
Ее серые глаза твердо поглядели на него. — Лазутчики сообщили нам, — продолжал Астар, — что они очень быстро прошли мимо Свичуотера, и, прежде, чем солнце поднялось над Гемсар Эйдж, мы уже шли по их следу, зная, что мы сильнее их. Мы надеялись настичь их и сразиться с ними еще до Ушка, ибо знали, что там они построили сильную крепость, которую мы вряд ли сумели бы взять штурмом.
Он замолчал. — Ну, — сказала она.
— Мадам, — сказал он, — мы, Демоны, непобедимы в бою, и это знает весь мир. Но в эти дни мы сражаемся как слепые или сонные, или, в лучшем случае, как те, кто неизвестно где потерял половину своей силы. Ибо мы лишились наших величайших воинов. Без них навалились на нас страшные несчастья и неудачи вроде той, что произошла под Скалой Тремнира прошлой осенью, когда наша армия была разбита наголову, и вот сегодня на Свичутерском Пути нас поджидала еще более худшая катастрофа.
Щеки Мевриан стали мертвенно-белыми, но она ничего не сказала, выжидая.
— Мы яростно преследовали их, — продолжал он, — и я уже объяснил вам, мадам, почему. Вы знаете, как близко подходят горы к дороге, когда идешь мимо Свичуотера, и берега озера на много миль окаймляют отроги гор, нижние склоны которых поросли лесами; и еще там много лесистых долин и узких проходов между отрогами, которые ведут наверх, в горы. День выдался туманный, и туман клочьями висел над берегами Свичуотера.
Мы шли очень быстро, и наш авангард был уже напротив Хайбанка, который находится на том берегу Свичуотера, началось сражение: и с их огромным преимуществом, ибо Кориниус разместил большие силы в горах справа от нас, поймал нас в ловушку и застал врасплох. Я не хочу подробно описывать вам, мадам, все печальные дальнейшие события, но в конце концов нас потопили в крови и наша армия перестала существовать. Вся. Где-то в разгар боя Зигг улучил мгновение и приказал мне, ради любви к нему, скакать в Крозеринг так, как если бы от этого зависела моя жизнь, и просить тебя немедленно уехать в Вестмарк, или на острова, или вообще в любое место, куда захочешь, прежде чем Ведьмы вернутся и схватят тебя. Ибо за исключением этих стен и кучки храбрых солдат, стоящих на них, больше тебя защитить некому, и никто не встанет между тобой и этими дьяволами.
Она по-прежнему не произнесла ни слова, и он сказал: — Разрешите мне больше не надоедать вам, самая прекрасная дама, этим грубым рассказом о великом несчастье. Внезапность катастрофы мешает мне говорить языком придворного. Но, уверен, я больше угодил вам, сказав грубую голую правду, а не галантную ложь, которая заставила бы вас подумать, что есть утешение там, где его нет.
Леди Мевриан встала и обеими руками обняла его. Свет глаз дамы походил на новый свет утра, пробившийся через серый туман, повисший над спокойной поверхностью горного озера, и она сказала голосом, сладким как голоса утра: — О Астар, не считайте меня такой нелюбезной или глупой. Благодарю тебя, мой дорогой Астар. Но ты сегодня еще ничего не ел, и, безусловно, как бы кошмарны не были новости, которые ты принес мне, после страшного сражения и долгой скачки тебя терзает ужасный голод. И мое гостеприимство не будет холоднее от того, что мы ждали не тебя и не с такими известиями. Покои для тебя уже готовы. Ешь и пей, а когда вечер кончится, у нас будет достаточно времени, дабы еще раз поговорить об этих делах.
— Мадам, — сказал он, — вы должны уйти отсюда, немедленно, или будет поздно.
— Нет, благородный Астар, — ответила она. — Это дом моего брата. Пока я буду в силах охранять его от захватчиков, я не поползу из него, как крыса, но буду стоять на страже и ждать Лорда Брандох Даха. И, конечно, я не открою ворота Крозеринга Ведьмам до тех пор, пока я и мои люди будем живы.
И заставила она его пойти и поужинать, но сама до полуночи сидела одна в Зале Луны, которая находилась в донжоне над внутренним двором Крозеринга. Эта была любимая трапезная Лорда Брандох Даха, спланированная и обставленная им много лет назад. Если их не посещали многочисленные друзья, брат и сестра обычно ели здесь, а не в огромном пиршественном зале замка. Круглой была эта комната, ибо круглой была башня, в которой она находилась. А все колонны и стены и сводчатый потолок были сделаны из странного камня, белого и гладкого, от которого шел слабый бледно-золотой свет, походивший на золотое свечение полной луны теплой летней ночью. Лампы, коими служили лучезарные молочные опалы, наполняли комнату мягким светом, освещая вырезанные на высоких панелях барельефы, представлявшие бессмертные и прекрасные цветы амаранта, непенфа, моли и асфодели, цветущих на полях Элизиума, а также еще более прекрасную картину: Лорд Брандох Даха и его миледи сестра стоят у большого камина, Лорд Джусс перед ними, Голдри и Спитфайр по бокам. Было там еще несколько картин, поменьше: принцесса Армеллина Гоблинландская, Зигг и его леди жена, и другие; все замечательно нарисованные.
Вот здесь и сидела Леди Мевриан, долго-долго. Наконец она взяла в руки маленькую лютню из сандалового дерева, покрытую мозаикой из слоновой кости и украшенную драгоценными камнями. Задумчиво перебирая пальцы струнами, она заиграла старинную мелодию и запела низким приятным голосом:
Три ворона сели на ветку сосны,
И были они, как сажа, черны,
Не зевай, запевай, пой, пой, пей, пей, подливай.
И каркнул ворон: "Летим куда?
Нужна на завтрак нам еда!
— Вон там, на зелёном поле лежит
Убитый витязь, щитом накрыт.
У ног его верные псы лежат,
Его, как живого, они сторожат.
И соколы реют вокруг него,
К нему не подпустят они никого".
Тут юная дева к нему подошла,
Она его милой подругой была.
Кровавые раны целует она,
Но не прервать ей вечного сна.
Его на спину себе кладёт
На берег морской его несёт.
Хоронит, пока не настала тьма;
И умирает под вечер сама.
Пошли вам Бог таких соколов,
Такую жёну, таких верных псов!
Не зевай, запевай, пой, пой, пей, пей, подливай.
Когда последний звук с трепетом слетел с струн, она со вздохом отложила лютню в сторону и сказала: — О моя милая лютня, гармония твоих струн совсем не согласуется с беспорядком в моих мыслях. Приведи их в порядок.
И она посмотрела на портрет своего брата. Лорд Брандох Даха стоял в украшенной драгоценными камнями кольчуге с завязками из золотых нитей, опираясь на свой меч. Как и в жизни глядел он на зрителя ленивым и насмешливым, но, одновременно, властным взглядом. Так удивительно изобразил его искусный художник, и такими прекрасными казались линии его лба, губ и рта, и наполнены такой силой и решительностью, что, казалось, так мог бы стоять бронзовый Арес под руку с Королевой Любви.
И еще долго глядела Мевриан на картину, глядела и думала. Потом, уткнувшись лицом в подушки, на которых сидела, разразилась долгими горькими рыданиями.
XXIII
ПРЕДСКАЗАНИЕ ИШНАЙН НЕМАРТРЫ НАЧИНАЕТ ИСПОЛНЯТЬСЯ
О СОВЕТЕ ВЕДЬМ, НА КОТОРОМ ОНИ ОБСУЖДАЛИ, КАК ВОЕВАТЬ ДАЛЬШЕ; И О ПЯТОМ ПРИСТУПЕ ЗАМКА ЛОРДА БРАНДОХ ДАХА, ПОСЛЕ КОТОРОГО КОРИНИУСУ УДАЛОСЬ ДОБРАТЬСЯ ДО СВОЕЙ ДОБЫЧИ.
НЕМНОГО времени осталось у них для разговоров и предположений, ибо на следующее утро армия Ведьмландии опять появилась перед Крозерингом и посланный Кориниусом герольд предложил Мевриан сдать замок, пока с ним и ее собственной персоной не произошло самое худшее. Когда она мужественно отказалась, Кориниус пошел на приступ, но потерпел поражение. И в следующие три дня он трижды штурмовал неприступные стены Крозеринга, и добился только того, что число Ведьм несколько уменьшилось.
И созвал он других лордов Ведьмландии, и так сказал им: — Что вы скажете? Какой совет вы может нам дать? Там, на стенах, всего несколько человек, и позор нам и всей Ведьмландии, если такая огромная армия с такими великими капитанами не может сломить их.
— Ты — король Демонландии, — ответил Лаксус. — Отдавай приказы и мы исполним их. Но если хочешь знать мой совет, я могу тебе его дать.
— Я желаю, — ответил Кориниус, — дабы каждый из вас, свободно и открыто, дал мне совет. Но все вы должны понимать, что стремлюсь я только к славе Ведьмландии и упрочению нашего владычества над Демонландией.
— Хорошо, — сказал Лаксус. — Однажды я уже подал тебе совет, и ты был в ярости. Но послушай: ты одержал замечательную победу на Свичуотерском Пути, и если бы мы преследовали их, и, образно говоря, вонзили меч нашей победы вплоть до рукоятки в тела наших противников, мы могли бы избавить эту землю от целого гнезда мятежников, вроде Спитфайра, Зигга и Волле. А сейчас они затаились дьявол знает где, и готовят новые колючки, которые собираются всадить нам в зад.
— После драки кулаками не машут, милорд, — сказал Кориниус. — Это не совет. Лучше скажи мне, как взять Крозеринг. Я поклялся своей рукой, что сделаю это.
— Не только я говорил тебе об этом, — возразил Лаксус, — но и Хеминг, и если бы ты послушал нас, мы могли бы с малыми силами стеречь для тебя эту изюминку, пока ты с остальной армией съел бы весь пирог.
— Это так, — сказал Хеминг.
— Нет, не так, — ответил Кориниус. — И даже если бы это было так, он и ты просто страстно желаете первыми укусить этот сладкий фрукт. Но я не собираюсь отдавать его вам.
— Очень плохие слова, — сказал Лаксус. — Я вижу, что надо подстегнуть твою память, иначе ты станешь неблагодарным. Сколько таких фруктов ты уже съел с тех пор, как мы высадились здесь и сражаемся, позабыв про боль и раны?
