Здравствуйте, я Лена Пантелеева

Лейтенант почувствовал, что его мысли уходят в густой туман дурных загадок и нелепых предположений и попробовал сменить их направление. Но не вышло, его взгляд споткнулся на идущей рядом с ним фигуре Стилета. Идущего быстро и легко, словно ему не мешают и не тревожат его многочисленные шрамы и ожоги по всему телу. Особенно два шрама от пулевых ранений в области сердца.

Да, кстати, а как? Как можно выжить с двумя ранениями в области сердца, обширной контузией и множественными ожогами?! Божьим попущением или же....

Ведь он сам, лично, видел этого 'товарища' обнаженным после водных процедур! Ну не выживают после таких ранений! Никто и никогда! А он ходит, дышит, двигается! И как двигается! Плавно как змея, всегда собранный и настороже. Только взгляд у него мертвый, холодный и вымораживающий. Пустой как соленное озеро. А... А может у него сердце справа расположено?!

-Сейчас нам направо, лейтенант?

Проклятье!

День-ночь-день-ночь мы идем по Африке. День-ночь-день-ночь — все по той же Африке! Пыль-пыль-пыль-пыль от шагающих сапог! Отпуска нет для меня....

Да и нафиг он мне нужен этот отпуск? Отчего мне отдыхать в отпуске? Тем более мечта разных бюджетных отпускников из одного сытого и толстого времени у меня сбылась полностью — прямо пирамиды, слева и чуть сбоку река Нил, позади меня Красное море. Вокруг мельтешат сплошные этнические арабы, настоящие египтяне и такие же неподдельные турки. Только я путешествую без гидов, турагентств и без виз. Зато с личной охраной, двумя служанками, и я тут самый главный. Не все это знают, но меня это не трогает — я-то знаю кто здесь истинный вдохновитель, доподлинный организатор и просто Великая мать всей этой дурнократии стыдливо скрывающейся под названием археологической экспедиции турецкого музея Мевляны.

Поэтому я не обращаю ни на кого внимания и громко распеваю песни Киплинга во все свое нежное горло. Через плотно намотанный на лицо платок. От этого звук моего голоса не совсем хорош и гм, звучен, но и я не на сцене миланской Ла-Скалы, так что сойдет для пустынной местности.

Кстати, а Египет — это вообще Африка или нет? А, мля, вспомнил — точно Африка! А в Африке живут гориллы и злые крокодилы из которых получаются замечательные сумочки и разные ремешки. Только вот в самой пустыне крокодилы мне не попадаются, хотя тут когда-то существовал целый город крокодилов. А так бы подстрели бы одного, зубастого и матерого, на радость Леночке. Портупею бы себе сшил из крокодильей кожи. Или сапоги. Мне бы и одной некрупной рептилии за глаза бы хватило, ступня у меня сейчас миниатюрная.

Но здесь, в пустыне, только песок, солнце, сумасшедшая жара, ящерицы, ядовитые змеи, разные мерзкие сколопендры и верблюды. И я на верблюде. Еду. На вонючем и плешивом, некрасивом, сером. Мне что, белого верблюда не смогли найти? Или лошадь? Тут есть лошади, я видел. Или не захотели искать, и так мол сойдет? Тем более мы вовсе не в самой пустыне, а всего в полсотни километров от Каира. Какая уж тут пустыня? Тут и чахлые кустики есть и разные деревца, мелкие и кривые. Их тут много и растут они часто, будет на чем вскипятить воду вечером для чая, все равно до нужного нам места мы засветло не доберемся. А ночи здесь....

Плохие тут ночи, темные и холодные, неуютные. Местные ночи лучше пережидать в палатке на теплой войлочной кошме из верблюжьей шерсти и под одеялом из той же шерсти. С верным 'люггером' под подушкой и не менее верным Ли у входа. И плевать мне на косые взгляды всех остальных, спокойная, без нервов, ночь мне дороже чем чье-то мнение. Зато я высплюсь, так как завтра сил мне понадобиться много, коридоры на подземном уровне Великого лабиринта длинные и с запутанными переходами. Ноги собью легко. Да и пока будут взрывать вход на нижний уровень лабиринта и затем его раскапывать, то можно и на пирамиды скататься посмотреть. Хотя, что я там не видел? Все я там видел. И гораздо более облагороженное, очищенное от пыли, песка и камней. С ровными дорожками, пандусами и электрическим освещением в коридорах. Нет, не буду я смотреть на пирамиды, лучше буду подгонять новоявленных археологов вместе со швейцарским профессором Густавом Жекьером и Хелми-пашой. Буду участвовать по мере сил, советовать, обязательно всем руководить и всюду вмешиваться. Короче, буду устраивать абсолютный бардак и сеять семена хаоса вместо разумного и вечного.

И у вас самих словесный понос, а я просто нервничаю. Внутри меня сухо щелкает сменяющимися цифрами запущенный таймер и спину мою жгут злые взгляды. Из-за вот тех барханов. Или вот из-за тех. Отовсюду.

Да, не удалось мне оторваться, сбежать, уйти. Нашли меня, догнали. Не ошибся я тогда на стамбульском вокзале, вдруг увидев вдалеке знакомый силуэт. Выжил все-таки мой злой гений. Выжил 'друг мой сердечный' Стилет. Не оборвали жизнь товарища оперативного уполномоченного два выстрела в упор из моего безотказного 'люггера'. Что ж, может так и надо кому-то там наверху. Или тому, кто внизу. Это не мне решать. А вот почему товарищ Гольба, мой Сашенька, настойчиво и страстно не искал со мной встречи, для меня полная загадка, которую мне очень хочется разгадать. Как орешек знаний расколоть — чем-то очень тяжелым и несколько раз.

И да, из вида нас в Каире совершенно не выпускали, хотя и пообщаться не жаждали — на углах кривых и узких улочек квартала где мы пребывали некоторое время, открыто терлись разные мутные личности с цепкими взглядами и сидели у стен домов напротив типа нищие с сытыми лоснящимися мордами. Регулярно маршировали мимо дома, где мы замерли как мыши, армейские патрули и медленно прогуливались чопорными тройками господа офицеры из каирского гарнизона. И прилично одетые одинокие граждане с откровенно рязанско-вологодскими мордами. Как же тут без их-то 'холодных голов' в такую жару? Откровенно спелся пролетариат с мировым капиталом и совершенно этого не стеснялся. Ну так и 'Служить в органах могут или святые, или подлецы'. Чем меня совершенно не удивили — профессиональные интересы важнее глупых этических норм, что придумали разные блаженные.

И продолжался открытый показ знания о нашем присутствии и полного владения ситуацией ровно два дня. Потом исчезли патрули и господа британские офицеры перестали щеголять перед нашими окнами своей выправкой. Нищие остались, остались мутноглазые личности и изредка мелькал один из сотрудников ОГПУ. Если говорить коротко, то состоялась явная демонстрация сил, но при этом не было проявлено никаких намерений.

Никто не колотил прикладами в наши ворота, не брал штурмом забор под скупые команды офицеров и не орал в рупор с ужасным акцентом: 'Вы окружены! Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно! В плену вы получите вкусную горячую пищу и теплую одежду! Не нужно бояться плен! Немецкая армия обещает вам....'. Тьфу, куда-то не туда меня понесло!

Короче, никто вежливо не приглашал нас и меня лично на 'беседу' в уютное темное место с толстыми стенами и ажурными решетками на окнах. Вот совершенно ничего из мною ожидаемого. Полный разрыв шаблона и обман всех моих ожиданий. Нам просто дали понять, что о нас знают и что мы под полным контролем. Даже из Каира в пустыню нас выпустили без малейшего препятствия, заблаговременно убрав с нашего пути все патрули и посты. Зеленый свет, скатертью дорожка, счастливого пути, ариведерчи сеньорита и сеньоры.

Почему так?! Не знаю... Нет у меня ни единой догадки и предположения. Но ведь знает же товарищ Гольба меня и куда именно я стремлюсь! И в курсе, что ни в одно приличное место меня без присмотра пускать нельзя — все поломаю и испорчу, если сжечь и в пыль стереть не смогу. Почему же тогда в его поведении видима абсолютная инертность и неприкрытое игнорирование всех моих действий? Ему плевать на его операцию 'Роза Матильды'? Плевать на ужасно таинственные и мистические знания мудрых пердунов, что сдохли в этих песках тысячи лет назад? Плевать на таящееся в Великом Лабиринте неведомое 'могущество' и 'обретение' бароном Стацем личного 'бессмертия'? Плевать на меня? Плевать на месть мне? Плевать на своих грозных начальников? Или у 'душки' Стилета появился новый хозяин, вдруг одевший на него строгий ошейник и взявший на 'короткий поводок', а ко мне проникшийся беззаветной любовью и симпатией? Черт его и их всех знает!

Одни мучительные вопросы без ответов, но на это уже мне наплевать — завтра я спущусь в темноту самой дальней и скрытой гробницы неведомого мне жреца бога Ра и сожгу там все нахрен! Что бы более никто и никогда не принес в мир 'серую' чуму, 'нильский' вирус! Выжгу дотла, развею пепел и наконец-то вздохну с облегчением, потому что все, наконец-то закончится. А то что дальше начнется, то меня совершенно не волнует, моя миссия будет уже выполнена.

-Мадмуазель Элен!

-Да, Густав?

Ну да, вот так просто и по именам мы общаемся друг с другом. Сдружились мы с профессором Жекьером вдруг и неожиданно. Забавным и симпатичным дядечкой оказался этот египтолог швейцарского происхождения. Вежливый и обходительный, совсем не дурак и очень такой проницательный, даже умный. И это странно. Вот что, их всех, совершенно неглупых людей, так тянет к себе местный песок, эти пирамиды и затхлая темнота саркофагов в их глубинах? Золото? Даже не смешно. Тогда неистребимая жажда натащить в музеи груду рассыпающихся в руках папирусных свитков и разных плит с выбитыми на них иероглифическими письменами?

Угу, конечно же я верю, что всем невероятно интересно, как какой-то фараон тысячу лет назад побил какого-то Рамона, отобрал у него всех овец с баранами, надругался над всем женским полом и спер из его сокровищницы все золото, попутно прирезав себе еще пару десятков гектаров бесплодной земли.

Или может быть тут, в Египте, действительно что-то такое есть, сверхтаинственное и очень загадочное? Невообразимо нужное и полезное для человечества? Например, инструкция по архисложному производству гандонов из кишок баранов? Или достижения древних египтян в астрономии вкупе с математикой, что не имеют никакого практического применения? Ну сориентированы все пирамиды так и вот так и что? Это чем-то кому-то помогло? Мы построили межмировые порталы и изобрели вечный двигатель? К сожалению, нет. А может быть тогда их солнечный календарь? Самый якобы точный и продуманный? А им кто-то пользуется? Вот то-то. И я очень сомневаюсь, что все эти пирамиды, Великие лабиринты и прочее, и прочее, построили вот эти забитые и дикие люди. Почти пять тысяч лет, это слишком много, чтобы ничего тут не сменилось и не поменялось. Ну, а если это, они и есть, те самые древние египтяне — мудрецы, великие математики, могущественные маги и великие герои, то почему они сейчас живут как скот в загоне, постоянно битый злым хозяином? Магия вместе с героизмом вдруг неожиданно закончилась?

-Мадмуазель Элен?

-Простите, Густав, я задумалась.

-О чем же, мадмуазель Элен, если, это не секрет?

И своими очками, так насмешливо на меня сверкает, рожа швейцарская. Это он зря, нет у меня сейчас настроения шутить и веселиться.

-Вот об этом всем — я обвел вокруг себя рукой — О пирамидах и их загадках. О вашей и ваших коллег болезненной страсти к ним. И о бессмысленности и бесплодности всех этих древних тайн и пыльных знаний для сегодняшнего мира.

И что вы на это заявление ответите мне, месье египтолог?

-К-ха! М-да... Это... Это несколько неожиданный для меня ответ, мадмуазель Элена! И я вас уверяю, довольно смелое заявление для столь ... э, юной мадмуазель!

Я совершенно убеждён, что Густав хотел сказать такой глупой и необразованной, но воспитание ему не позволило. Эх, профессор, профессор, разве мы с вами не общались? Разве я вам не демонстрировал свой невероятно могучий ум, абсолютную гениальность и невероятную сообразительность? И совсем не женский взгляд на многие вещи?

-Почему же, Густав? Я вот абсолютно убеждена в правоте своих слов. Но если я все же неправа, то тогда приведите мне хоть один пример практического применения всех этих древних знаний. Поведайте мне, Густав, как в каком-то древнем свитке вами вдруг была раскрыта тайна зарождения жизни на Земле, или же нашлось доказательство существования других миров и путь к ним. Или покажите мне чертеж для постройки звездного корабля. Принципиальную схему хоть какого-нибудь двигателя? Речной плотины, мартеновской печи, сверлильного станка, наконец! Ну же, Густав, я с нетерпением жду от вас ответа!

Нет ответа. Молчит, едет рядом, мерно покачиваясь на 'корабле пустыни' глубоко и безнадежно задумавшись. Умен мужик. Не кинулся обвинять меня с пеной у рта в глупости и невежестве, молчит, думает, аргументы 'за' ищет. Лоб наморщил, подбородок трет, челюсти упрямо сжал, мыслит напряженно. Жаль его, ничего он не намыслит и не надумает. Кстати, а что он хотел узнать от меня, когда прискакал ко мне с торжествующей улыбкой на бритой морде?

-Густав, а что вы хотели спросить у меня?

-Просите, мадмуазель Элен, когда и что спросить?

-Когда вы подъехали ко мне, Густав.

-К вам?

Молчу, ничего не говорю, и так мне за него уже неудобно.

-Ах это! Ох, мадмуазель Элен, вы совершенно лишили меня душевного равновесия своими неожиданными речами! Я совершенно и абсолютно забыл, что хотел вам сказать, что я понял, для чего в нашем снаряжении пустые бочки!

-И зачем же нам пустые бочки, Густав?

-Эти бочки для ловушек в лабиринте! Мы наполним бочки песком, покатим их перед собой и таким способом будем обезвреживать ловушки древних зодчих этого великого строения! Все эти поворотные плиты над бездонными ямами, опускающиеся потолки и сходящиеся стены! Мадмуазель Элен, это так просто и гениально! Я преклоняюсь пред вашим умом, мадмуазель Элен! Вы совершенно невероятны! Вы совсем поразили меня до глубины сердца своим неординарным умом! Вы...

Ах, хвалите меня, хвалите! Восхищайтесь мной, восхищайтесь! Замурлыкать, что ли?

-Что они делают?

-Готовятся взрывать вход в лабиринт.

-А что делает она?

-Ничего. Просто сидит. Смотрит.

-Просто сидит? Не бегает, не указывает? И еще никого не убила?

-Нет. Уже часа два так сидит. Только воду иногда пьет. Даже в нашу сторону ни разу не посмотрела. А мы ведь не скрываемся, нас увидеть, как плюнуть.

-Это странно. И для нее необычно. Может ночью, ножом там кого зарезала и поэтому успокоилась?

-Нет, наши люди в их лагере говорят, что ночью она из палатки не выходила. Как зашла ближе к полуночи, так и все, до самого рассвета. И ее узкоглазый телохранитель тоже не выходил из палатки. Даже до ветру.

-Это не ее телохранитель.

-А кто он ей тогда? Он ее любовник? Или он ее слуга? Или может быть этот, раб, как тут давно было?

-Нет. Ни первое, ни второе, ни третье — и опережая незаданный вопрос, человек присевший на корточки рядом с наблюдателем, ответил:

-Я не знаю кто именно он для нее и, кто он на самом деле. Да и знать этого не хочу. Главное, что он и сейчас по-прежнему играет на нашей стороне и на наших условиях. Всех условиях.

-Все они.... Все они принимают наши условия, когда видят перед собой....