Андрей Васильев Солнце и пламя

Зато мы с Рози теперь всегда будем вместе. А еще там, за облаками, я, возможно, встречу всех тех, о ком так скучаю и кого мне так не хватает. Своих друзей. Наставника. Отца.

Свою семью.

Встречу, чтобы больше не расставаться.

И только об одном я бы, пожалуй, сейчас попросил богов, представься мне такая возможность. О том, чтобы они дали мне возможность после того, как я стану легким облачком, заложить петлю над Форнасионом, увидеть дорогу за его стенами, по которой идет высокий мужчина, опирающийся на посох, с плетеной корзиной за плечами.

Увидеть его, неслышно попрощаться с ним и его ношей, после дождаться второго облачка, в которое скоро превратится та, что была дарована мне судьбой раз и навеки, а после навсегда раствориться в небесной сини...

Эпилог

— Да, — сказал первый всадник и почесал щеку, на которой виднелся глубокий старый шрам. — Кранненхерст уже не тот, что раньше.

И это в самом деле было так. Некогда зажиточная деревушка являла собой довольно жалкое зрелище. Храм всех богов, и до того находившийся в плачевном состоянии, теперь вовсе развалился, там и сям виднелись старые пепелища, и о том, что деревня обитаема, говорили лишь редкие дымки над домами.

— Так же, как и везде, — высоким голосом, выдающим в нем совсем еще юное создание, ответил второй всадник и поправил шпагу, отчего-то висящую не на боку, а на спине. — Эти еще ничего, как-то существуют. Вспомни, какие деревни нам по дороге попадались. Жуть, да и только!

И это было правдой. Множество войн, прокатившихся за последнее десятилетие по многострадальным землям, которые раньше назывались "Центральными Королевствами", а после "Империей", совершенно их разорили. И не только их. Казавшийся незыблемым Асторг пал точно так же, рассыпавшись на десятки мелких княжеств, постоянно грызущихся между собой.

Дошло до того, что теперь даже названия у этих земель не было. Старые королевские фамилии почти все сгинули в Имперской войне, устроенной Линдусом Первым, а последних бывших правителей выследили и казнили после нее, во время короткого, зато яркого правления Айгона Кровавого. Он лихо расправился со всеми, кто мог встать на пути, и даже стал поглядывать на земли эльфов, но тут до него добрались остатки Ордена Истины, которые он так и не выкорчевал до конца. Нашелся там все же лидер, который смог собрать рассеянных по Рагеллону чернецов, а после состряпать заговор, к которому охотно присоединились кое-какие представители старых благородных фамилий, не простившие Айгону предыдущей резни. Вся знать так или иначе находится в родстве, так что ничего удивительного не произошло.

Вот только получилось все не так, как задумывалось. Нет, Айгона задушили прямо в спальне, на пару с его тогдашней фавориткой, но только Орден Истины решил, что королей и императоров ему больше не надо. Он и сам замечательно будет править всеми и всем.

Благородные господа из сподвижников превратились в предателей, и большей частью отправились на плаху; народу было объявлено, что теперь все живут по новым правилам, а следом за этим зачадили костры. Орден есть Орден, ему без того, чтобы кого-то да не сжечь, жить неинтересно.

Маги давно перевелись, потому чернецы начали ловить травников и знахарок, обвиняя тех в колдовстве и ведовстве. И вот тут простой люд, которому очень не понравилось, что теперь жгут их, а не каких-то там чудиков в балахонах, взялся за оружие. Воевать селяне не очень хорошо умели, но здесь им на помощь пришли последние уцелевшие благородные, которым по-прежнему очень хотелось взять реванш за недавние казни родственников и друзей.

В общем, власть Ордена не продержалась и года, рухнув с треском и навсегда погребя под своими обломками собственную трехсотлетнюю историю.

А потом началось самое страшное. Безвластие. История циклична, и многим казалось — в Рагеллон вернулся Век Смуты с его эпидемиями, голодом и повсеместной враждой.

Но то ли раньше народ был покрепче, то ли еще чего, но на этот раз для понимания того, что история человечества вот-вот закончится, сто лет не понадобилось. Может, просто всем надоело жить так, как лучше бы и не жить вовсе?

Через дюжину лет после падения Империи на измученные войной, болезнями и недородами земли начал возвращаться порядок. Условный, разумеется, но лучше такой, чем никакого.

На старых башнях королевских замков взметнулись ввысь стяги с новыми гербами. Как правило, они принадлежали тем, кто оказался чуть сильнее и предприимчивее остальных — удалым командирам отрядов наемников, умелым авантюристам, а то и вовсе атаманам крепких разбойничьих шаек. Кстати, именно последние оказывались самыми верными блюстителями новых законов. Одно дело, когда грабишь ты и чужое, другое — когда другие и твое.

Некоторые из новоявленных королей, кстати, иногда охотно заключали браки с уцелевшими представителями благородных фамилий. Время изменилось, но титулы-то остались, верно? Старая кровь есть старая кровь.

Бывшие господа охотно соглашались на браки своих дочерей с этими удальцами. Во-первых, это гарантировало им хоть какую-то, но защиту от напастей, во-вторых, за руки дочерей можно было получить неплохую мзду. Титул — это здорово, но съесть его не получится, верно?

И самое главное — новые короли не грызлись между собой, по крайней мере — пока. Они кое-как договорились о разделе территорий и теперь приводили в порядок доставшиеся им земли. И даже смогли отвесить хорошего пинка эльфам, которые, окончательно оправившись от разгрома, случившегося много лет назад, попытались снова прибрать к рукам Фольдштейн. В результате Меллобара вышвырнули обратно за реку, после чего тот торжественно заявил, что ноги эльфийской больше на людских землях никто никогда не увидит. Ему, разумеется, не поверили, но этого и не требовалось. Людям нужен был мир, хотя бы ненадолго. И не только с эльфами, но и друг с другом.

Города уже приобрели более-менее жилой вид, но деревенькам вроде Кранненхерста раны было залечивать куда сложнее. Казалось бы, должно быть наоборот, но увы, увы... Слишком много жизней унесло десятилетие войн. Слишком много.

— И корчму спалили, — недовольно буркнул первый всадник. — Куда это годится? Эй, селянин, а что же это вы едальню по новой не отстроили?

— Отстраивали, — охотно ответил всаднику мужичок средних лет, волокущий куда-то две березовые жерди. — Даже два раза. После первого разгрома сам старый Иоганн постарался, корчма лучше прежней получилась. С годик постояла, а после пришел Кривой Орро и вместе с Иоганном ее того! После еще раз стены под крышу подвели, это уже сынок покойного корчмаря постарался. Ну он нам говорил, что сыном Литке приходится, а так кто знает? Мы его до того тут не видели. Только все же, думаю, сын, потому как и его сожгли вместе с домом. Фамильное это у них, надо думать.

— Они всегда так много говорят? — спросил молодой всадник у старшего товарища.

— Да, — невозмутимо ответил тот. — Привыкай.

— Ужас, — вздохнул юноша.

— А нечего было со мной сюда переться. Так что — цыц!

— Дело к вечеру, — заметил мужичок. — В лесу по нынешним временам ночевать и холодно, и небезопасно. Если есть пяток медяков, выделю и вам, господин, и дочурке вашей место для ночлега. И ужином накормлю!

— Пять медяков? Дешевеет жизнь. Раньше за такое серебрушку брали. А то и две.

— Раньше у каждого кубышка была в огороде зарыта, — пояснил селянин. — А нынче на базар ехать не с чем. Продавать нечего, покупать не на что. У нас вон четыре топора на всю деревню осталось. И дождь третье лето льет не переставая, овощ в земле гниет. Но ежели есть желание серебрушку заплатить, так я не против!

Лето и впрямь было пакостное, оба всадника с этим утверждением были полностью согласны. На дворе начало августа, а ночи такие, что под утро зуб на зуб от холода не попадает.

— Плохо, — посочувствовал собеседнику старший всадник. — Но нам приют не нужен, мы куда надо еще до темноты точно доберемся.

Он пришпорил лошадь и направился к дороге, по которой никто давным-давно не ездил, — той, что вела к развалинам старого замка.

— Ох ты! — селянин почесал затылок, отчего его шапка съехала на лоб. — То-то мне его рожа знакомой показалась!

Он прихватил жердины под мышки и шустро посеменил к одному из домов.

Всадники же тем временем уже двигались по дороге, которая все круче и круче забирала вверх.

— Дядя Карл, а как он догадался, что я девушка? — поинтересовалась владелица шпаги за спиной у своего спутника, хитро сверкнув своими голубыми глазами и заправив под щегольскую шляпу выбившийся черный локон.

— У него небось свои такие дома сидят, и все не замужем, — хмыкнул дядя Карл. — Поди такого обмани мужской одеждой. Глаз-то наметанный. Ох, вот навязалась ты на мою голову, Люсиль! И столько же от тебя неудобств!

Люсиль, впрочем, это ворчание привычно пропустила мимо ушей — она к нему привыкла за то время, что они путешествовали вместе. Да и до того, дома, в Халифатах, дядя Карл, случалось, задавал ей трепку, когда она слишком проказничала. Словами, разумеется, — до физических наказаний или чего другого дело никогда не доходило. Он ее слишком любил, чтобы позволить себе подобное.

Правда, в их доме, где, помимо самой Люсиль, жили еще тетя Агнесс и тетя Эмбер, дядя Карл появлялся далеко не каждый день. Чаще всего он был в отъезде, выполняя очередное поручение Сафара, повелителя Халифатов. За последние десять лет Карл Фальк прославился в тех землях как умелый воитель и сильный маг, потому Сафар особо ему благоволил; эта приязнь монарха выражалась в щедрых дарах и опасных заданиях. Впрочем, Фальк никогда на судьбу не роптал, такой образ жизни его устраивал. Дома сидеть он не любил, как и тетя Эмбер, которая, бывало, составляла ему компанию путешествиях.

Так что, по большому счету, Люсиль воспитывала тетя Агнесс. Вот так вышло — у всех ее подружек имелись одна мама и один папа (если повезет), а у нее только две тети и один дядя. Как так получилось? Секрета никто из этого не делал, она с самого детства знала, что ее настоящих папу и маму сожгли злые люди на костре, и все, что от них осталось, — это амулет на цепочке, который она никогда не снимала с шеи. Еще имелся золотой перстень, лежащий в шкатулке, когда-то принадлежавший другому ее дяде, которого звали Гарольд. Он тоже погиб. Но его не сожгли, он пал в бою, так же как дядя Мартин, тетя Фриша, дядя Реван, тетя Миралинда и другие ее родичи. От них, правда, даже перстней не осталось, но их имена Люсиль знала с детства. Иногда ей даже казалось, что все эти люди на минуточку вышли за дверь, но скоро вернутся, и она с ними наконец-то познакомится.

А еще как-то раз, когда ей было лет восемь, она услышала обрывки странного разговора. Дядя Карл, который вернулся после долгого отсутствия, за что-то ругал тетю Агнесс, то и дело поминая некую Луару и говоря, что так, как она (то есть тетя Агнесс), поступать нельзя. Тетя ему возражала, говоря о том, что Рози они все знали, а эту Луару никто толком не видел даже.

Люсиль ничего из этого разговора не поняла, а наутро и вовсе его забыла. Луара какая-то... Ерунда это все. Маму звали Рози, папу — Эраст, солнце встает утром, луна появляется вечером. Все просто и понятно.

Еще у нее имелся дедушка Игнасио, приходившийся папой тете Агнесс, которого Люсиль очень любила. Он всегда привозил ей огромное количество сладостей и игрушек, что вызывало недовольство тети Эмбер, считающей, что нельзя так баловать ребенка. Но он все равно продолжал это делать.

А другого своего дедушку, Агриппу, она никогда не видела. Но знала, что он был лучший фехтовальщик на свете, ей про это дядя Карл рассказывал не раз.

И эта счастливая жизнь закончилась в один момент, этой весной. Именно тогда Люсиль приняла одно очень важное для себя решение.

Дело в том, что одним теплым майским вечером к ним в дом пожаловал странный гость, при виде которого и обе тети, и дядя очень насторожилась. С точки зрения Люсиль — странник как странник. В руке посох, на плечах плащ, на голове — капюшон. Что тут такого? Не иначе как денежку будет клянчить.

— Карл Фальк? — спросил гость глухим голосом. — Верно?

— Да. — Дядя Карл чуть выставил правое плечо вперед. — И что?

— Это тебе, — странник сунул руку под плащ, а когда она появилась обратно, в ней находилась продолговатая деревянная коробочка. — Владей по праву.

— Этого не может быть, — возразил Фальк. — Я не маг. Я подмастерье. Никто из нас не получил посох. То, что я нашел в нашем доме старые записи наставника, изучил их, и теперь использую полученные знания, не дает мне права...

— Неверно, — бесстрастно произнес гость. — Посох у тебя есть. Ты взял его в бою, он твой по праву. А то, что он лежит в кладовке без дела, ничего не меняет. И знания, как ты сам признал, у тебя тоже есть. Что же до формальностей — они нужны только тем, кто верит в них больше, чем в себя. Настоящий маг выше этого. Так что вот твой скипетр, Карл Фальк, а что с ним делать — решай сам. И еще — его место не здесь, не на Востоке. Его место там, где некогда ты начал свой путь мага. Помни об этом.

Сказал — и попросту растаял в воздухе.

— Карл, не надо, — попросила Агнесс сразу же. — Давай я уберу эту штуку в сокровищницу, пусть полежит там пару лет, а после исчезнет в никуда.

— "Где ты начал свой путь", — процитировала Альба. — Ты понял, куда он гнул, Карл? Ну да, там сейчас не то что раньше, Ордена давным-давно нет, но хорошего все равно ждать не приходится.

— Они всё знают. — Фальк налил себе вина, а после показал пальцем в потолок. — Всё. Мне ведь всё чаще в последнее время снится наш замок, озеро, корчма в Краннехерсте. Ворон тоже снится. А ребята — нет, не приходят почему-то.

— Карл, это безумие, — Агнесс жалобно сдвинула брови. — Ты не можешь нас бросить. Опять! Вспомни, каким ты вернулся тогда, как мы тебя выхаживали, как ты в забытьи валялся почти месяц, никого не узнавая?

— Я еще ничего не решил, — буркнул Фальк. — Эмбер, скажи, пусть подают ужин.

Все он уже решил, Люсиль слишком хорошо его знала. И она тоже все для себя решила, поскольку сразу поняла, о чем идет речь.

Ох, сколько всего Люсиль пришлось выслушать на корабле, когда на третий день она все же решила показаться дядюшке на глаза! И про то, что она избалованная девчонка, и про то, что она ни в грош никого не ставит, и про то, что обе тетушки сейчас, наверное, уже от разрыва сердца померли. Тогда много чего прозвучало. Капитану Раваху-аге, которого она знала с детства, и который когда-то ее, совсем маленькую, привез с умирающим от ран Фальком в Халифаты, даже пришлось на время прятать Люсиль в своей каюте.

И все же она победила. Карл не стал отправлять ее обратно, хоть сначала и собирался поступить именно так. Как ни странно, помогло то, что она, заявляя о том, что это ее решение и изменить ни у кого ничего не получится, насупила брови и чуть выпятила нижнюю губу. Фальк вгляделся в ее лицо, как-то странно усмехнулся, пробормотал что-то на тему яблок и яблонь, а после сел писать письмо, в котором объяснял тетушкам, что произошло. Вообще-то Люсиль и сама оставила им записку, в которой указала, куда она отправилась и зачем, но Карл как аргумент это не принял, зато сообщил воспитаннице, что в ближайшие лет десять ей в родном доме лучше не появляться, поскольку хорошего ничего там ее не ждет. Равах-ага же обещал доставить письмо им как можно скорее, глядя на девушку с доброй улыбкой и покачивая седой головой.