Мое плохое настроение от нее не укрылось, хотя, клянусь, я тщательно разглаживал все морщины неудовольствия на своей физиономии. Такая проницательность разозлила меня еще больше.
— А что ты сделала с третьей? — спросил я резко, — Неужто измывалась над Тонкой только потому, что она, глупая, проявила ко мне интерес?
— Она не глупая. И ее интерес к тебе объяснялся не твоими мужскими достоинствами, — Хозяйка, походя, ткнула в больное место, уже расковырянное госпожой В.М., — Ты ей нужен был, как потенциальный союзник: Хозяин Тира — фигура сильная.
— Это все — твоя паранойя. Даже в посудомойке видишь соперницу. Где теперь Тонка, что с ней сделали?
Глаза Хозяйки сузились.
— Не пререкайся со мной, пожалуйста, и послушай меня. И не стой столбом, сядь.
Я уселся напротив, ее глаза затягивали в себя, как омут.
— Человек, соперник, враг... может получиться из никого. Откуда ты знаешь, может, и я раньше свиней пасла? И, хватит,... давай о деле, — она оборвала себя, — Ты не в духе, но сейчас успокоишься. Все хорошо.
"Не все..."
— Тонка в порядке, скоро мы с ней простимся, — Хозяйка заметила в своих словах зловещую двусмысленность и досадливо поморщилась.
Встала.
— Не веришь мне. Идем.
Хорошо оборудованный лазарет располагался в подземном этаже. Палату заливал солнечный свет, исходящий из продольных прорезей в толстых, тянувшихся под потолком трубах. Он слегка мерк, когда солнце снаружи скрывалось за облаком, и разгорался вновь, когда тучка уходила.
— Пять минут, больше не дам. Лучше б вовсе не приходили, — Гаяр не церемонился даже с Хозяйкой.
— Мне хватит. Тонка,... слышишь меня?
Глаза на прозрачно-бледном лице наполнились ужасом, запекшиеся губы беззвучно шевельнулись.
— Вечно не везет мне с тобой, Тонка. То недосуг казнить тебя, то веревка оборвется...
Тонка съежилась под одеялом, словно желая исчезнуть, стать невидимой, а Хозяйка продолжала свой издевательский монолог.
— Снилось мне, Тонка — о тебе. Что будущее у тебя — светлое: добьешься успеха, блистать будешь, шагать по головам поклонников. Богатство так же тебя ждет. И все это — не здесь.
Тонка отвечала чуть слышно:
— Я... сделаю, как ты хочешь. Уеду... навсегда... Только...
Губы ее скривились в беззвучном плаче.
— Не убивай меня больше!
Хозяйка взяла меня под руку, давая понять, что уходим. Я оглянулся напоследок: рыжая голова Тонки утопает в подушке, глаза устало закрыты. Такой ее и запомнил, потому что никогда не встретил снова. Мы с Хозяйкой, уже мирно настроенные друг к другу, вернулись в ее кабинет. Она кинула мне через стол свернутую вчетверо газету.
Номер "Голоса народа" трехдневной давности был для меня (неожиданно!), как весточка из родного дома. Я читал торопливо, через строчку, улавливая общий тревожный смысл.
К гражданам Эгваль!
...Верные своему долгу... стремясь не допустить развала государства... преодолеть паралич власти... пресечь разгул коррупции и казнокрадства... вооруженные силы взяли власть в стране в свои руки... Образован Комитет национального спасения в составе... Гвардия надежно контролирует столицу и центры всех провинций, любые проявления неповиновения будут наказываться по законам чрезвычайного положения. Обстановка не терпит нерешительности, промедление подобно смерти. Верю в силу и разум народа Эгваль.
Председатель КНС, команданте Авель Орьега
— Ты — мой посланник, отнюдь не шпион. Передашь письмо, расскажешь обо мне,... что посчитаешь важным. Помни: мир с Эгваль нужен мне, а не война. Позже я дам тебе еще инструкции, а пока... готовься. Соберись с мыслями — вы же с полковником давние друзья. Он очень хорошо к тебе относится.
Она встала, нежная и суровая. "Радость — видеть тебя. Счастье — служить тебе".
— Ступай. Отдыхай до вечера: работа впереди трудная. Я на тебя надеюсь.
Кабинет Авеля оказался большим и неуютным. От прежнего хозяина в нем мало что осталось, а новый его еще не обжил. Темное прямоугольное пятно на обоях напоминало о стоявшем некогда у стены шкафе, два кресла у широкого окна завалены папками в синих и желтых переплетах. Авель сидел за столом, но, завидев меня, поднялся навстречу. Мы обнялись.
— Ну, здравствуй, сынок.
— Здравствуйте... Авель.
Он вздохнул, снова усаживаясь за обширный, темного дерева, стол.
— Присаживайся ближе.
Вид у моего бывшего высшего начальника был не вполне здоровый, но держался он бодро. Вынул сигарету, повертел в пальцах, сломал и сунул в пепельницу.
— Видишь,... курить бросил. А ты — по-прежнему стоик? Ну и хорошо.
Я уселся напротив него, странным образом ощущая, что пришел домой.
— Дай взглянуть на тебя. Хорош. Я не сразу поверил, когда узнал, что фаворита Хозяйки зовут Нат Гариг и он — выходец с Эгваль. Сомнения исчезли, когда я получил от правительницы Острова письмо. В нем она — сама любезность. Расхваливает тебя, просит доверять. Ты сделал великую карьеру, сынок. Поздравляю.
— Спасибо... Авель, но не за что. Все — случайность.
— Когда речь заходит обо всем, что связано с этой женщиной — о случайностях забудь, — он добродушно рассмеялся, — Глядя на ее последние успехи, я переменил свое о ней мнение. В лучшую сторону. Изощренный ум, выдающийся политик. Но... опасения остались.
Авель примолк, зверски угробил еще одну сигарету, поднял тяжелые веки:
— Власть, могущество. Одного этого довольно, чтобы превратить женщину в зверя. Добавь сюда неуравновешенную психику.
Меня задели его намеки.
— Авель! Не верьте сказке, что у власти может удержаться человек, убивающий людей лишь по прихоти своей порочной натуры! Эна — не сумасшедшая. И без причины не карает. Под каждым из вынесенных ею приговоров есть веское основание.
Авель подался вперед.
— Сынок... Ты — на ее стороне!
— Конечно. Но упреков не принимаю. Я давно уволен из гвардии и свободен от данной Эгваль присяги. Не считайте меня своим человеком в стане врага.
Авель расстегнул нижнюю пуговицу на мундире, глубоко вздохнул.
— А просто человеком я могу тебя считать?
Я не успел ответить на его неожиданную эскападу, как он, впившись в меня глазами, с нажимом продолжил:
— Две наши южные провинции охвачены редкостной эпидемией. Лихорадка крэг. Сотню лет не возобновлялась так масштабно эта нехорошая болезнь. Но теперь... Началось два месяца назад, с первыми беженцами из Горной страны. Сейчас больны больше миллиона человек и зараженная зона все ширится. Мы можем только стараться целиком блокировать южные края, чтобы остановить бедствие...
— Авель... А не случалось ли в последнее время в Эгваль бурь и ураганов? Как насчет землетрясений? Засухи? Все свои беды вы валите на Хозяйку, словно она дьявол во плоти, пришедший в Мир. Не стану вас разубеждать, но в таком случае могу лишь посоветовать: чаще творите молитву. А теперь посмотрите с моей стороны. Воздушный флот: отдаленные земли Мира связаны отныне воедино. Я добрался до Майи на "Мангусте" за три дня. Верхом на стиксе тащился бы месяц и неизвестно, добрался бы, когда у вас в Эгваль такой бардак.
— "У нас", сынок. Мир един, что бы ни говорили правители. Беда Эгваль — она и твоя беда, и Острова. И ее тоже.
Беспокойство Авеля постепенно передалось мне. Черт его знает,... если эта дрянь достанет Тира, а оттуда Острова — неприятностей не оберешься. Лихорадка крэг не смертельна, если не рыпаться, а сразу лечь в постель. Месяц или два жуткой слабости, когда пить и есть можешь только с ложечки, а затем постепенное выздоровление. В дальнейшем — иммунитет на всю жизнь. И только одно...
— Не давите на меня, Авель. С моей колокольни это выглядит, как наказание за поставки оружия Народу гор. Прежнее правительство пыталось сорвать восстановление Тира. И получило по рукам. Но я считаю возникновение эпидемии естественным явлением. Длань Господня, так сказать.
— Ну, хорошо... Хотя, чего ж хорошего. Не стану больше надоедать тебе своими рассуждениями. Жаль только, что Хозяйка так плохо соразмеряет силу своих ответных ударов — если действительно это бедствие ее рук дело. Я не настаиваю,... прости.
"Настаивать лучше всего на лимонных корочках" — вспомнилась некстати глупая присказка. А Авель продолжал своим глуховатым говорком:
— Население Острова иммунно к крэг-лихорадке.
— Что-что? Авель?
— То, что сказал. И союзники вроде Ганы и Норденка тоже провели массовую вакцинацию еще три года тому назад. Наше правительство посчитало тогда подобную акцию глупой блажью, напрасной тратой сил, времени, средств.
— Да. В Эгваль многое считается глупым. В вашей резиденции есть телефон? Или древний, как Мир гелиограф — ваш единственный способ связи? А видео вы видели?
— Видел что?
— Подвижное изображение. Звук. Реальная картина происходящего в другом месте. Сейчас это — дорогая игрушка. Но,... подождите несколько лет, и Остров продаст Эгваль свои новинки, не даром, конечно. Хозяйка уверена, что спрос на ее чудеса будет. Вот вам доказательство ее миролюбия. Она не станет рушить собственными руками такой роскошный рынок сбыта. А что до прививок от крэг... Эна — гений и видит далеко. Теперь Остров защищен от мора, что несут с собой горцы.
Авель тяжело вздохнул, кряхтя, встал, прошествовал к тяжелому сейфу в углу кабинета. Долго набирал шифр, наконец, открыл свое тайнище и извлек на свет нечто плоское. Вернулся и положил это на стол. И так же молча уселся, наблюдая за моей реакцией из-под набрякших век.
Портрет. Небольшой: три ладони на три. Эна, изображенная в левый полупрофиль, смотрела на невидимого собеседника с мягкой, кроткой полуулыбкой. Я никогда не знал ее такой и не мог отвести глаз — от нее, настоящей.
— Похожа?
— Невероятное сходство!.. Чтоб я лопнул. Откуда он у вас? Она обрадуется такому подарку, я знаю!
Авель ушел от прямого ответа.
— Может и подарю. Лично ей. При встрече... Скажи, сынок, а как гм-м-м...Ну, скажем, разговаривает она: похоже на простолюдинку... бывшую или как?
Я честно ответил Авелю, что Эна — человек высокообразованный и речь ее безупречна и грамотна. Он смутился еще больше и долго подыскивал подходящие выражения. Авеля интересовали особые приметы Эны, и я с удовольствием его разочаровал:
— Обыкновенная молодая симпатяшка. На улице можете ее и не заметить. Ни тебе бородавок на носу, ни родинок на заметных местах.
— А на незаметных?
По-моему, Авель слегка покраснел. Я не преминул его поддеть, даром, что он меня порядком разозлил своими нападками на Эну:
— Готовите покушение? "Тело было опознано, как принадлежащее..." и так далее... Оставьте дурные мысли, чтоб самому в скорости не лечь трупом!
— Извини еще раз, сынок... Не думай ничего такого.
Авель так же неторопливо вернул портрет Эны в сейф. Вид у него стал очень печальный.
— Встреча с Хозяйкой... да, необходима. И... передай ей мои наилучшие пожелания. Хочу надеяться — она поймет: ничто в этой жизни не дается даром и за все придется платить.
Второй день "Мангуст" пробивался в южные пределы Эгваль. Мы часто меняли высоту, стараясь уйти от сильного встречного ветра, что само собой, увеличивало расход горючего. Я знал о недовольстве команды самоуправством "хозяйкиного любимчика" — так назывался я у них в самом мягком переводе. Но в открытую никто не прекословил и я все еще сохранял в своих руках командирскую власть.
Местность под нами выглядела узорной чашей с приподнятыми желтыми размытыми краями. Пыльная буря. И безлюдные города и деревни внизу. Людская масса, составлявшая их население, расплескалась по дорогам, тропам, проселкам. Телеги со скарбом, равнодушные ко всему стиксы, лошади горцев, уставшие шарахаться от страшных для них умных зверей и полумертвые люди: мужчины, женщины, дети. Исход не был добровольным, мирных жителей гнали вперед горцы, чтобы вслед за этой людской лавиной самим растечься по Эгваль и отвоевать себе новое пристанище. Даже десятилетние горские мальчишки уверенно держали оружие в тонких, смуглых руках, каждый стоил двоих взрослых наших мужчин. Разгромив Горную страну, не совершила ли Хозяйка очередную ошибку, ослепленная своим "величием"? Сеяла ветер, и урожай вышел подстать... Народ гор не сломить.
Скоро я изменил свое мнение. Перед болезнью все оказались равны. И беспомощные в долгом пути горожане, и крепкие, глядящие исподлобья деревенские мужики и невероятно выносливые и сильные духом горцы. "Лихорадка крэг не смертельна". Разумеется. Если есть, кому за тобой ухаживать пока ты лежишь пластом. Если не палит сверху злое южное солнце, от которого не спасает полотняный походный шатер. Если тебе есть, что есть. И что пить... Горький парадокс состоял в том, что невидимая порча — крэг достает только человека, а братьев наших меньших щадит. Через месяц во всей округе останутся лишь стиксы, да лошади, которых еще живые хозяева успеют распрячь. Люди и животные даже в сильной оптике визира казались мне муравьями. Глаза и голова болели от напряжения — я слишком долго пялился в окуляры.
Закат охватил полгоризонта узким кровавым серпом и стал, постепенно утончаясь, потухать пока "Мангуст" вместе с нами не повис в центре молчаливой черной вселенной. Сверху она становилась светлее, разбавленная пригоршнями звезд, в то время как под нами расстилалась мгла огромного кладбища. Я включил сигнал оповещения, выждал положенные семь секунд.
— Командир — экипажу. Курс: Гана — Вагнок.
С нашими остатками бензина добраться домой без дозаправки мы уже не могли. И только через одиннадцать дней после расставания с Хозяйкой я снова предстал пред ее темные очи. Поспел вовремя — к завтраку.
Эна неторопливо смаковала кофе со сливками, спустив голые ноги с постели. Ригли с очень серьезной миной поспешно ставила еще один прибор — мне, а сама втайне, внутри себя прямо светилась от радости. Неестественно спокойная Пини строила из печений, вынимая их по одному из вазы, сложной архитектуры пирамидку. Я небрежно отдал честь светочу Острова (что-то она мне уготовит за четырехдневное опоздание?) и замер в дверях.
— Устал, присядь, — ее ресницы взметнулись и опали вновь.
С удовольствием опустился на стул, лицом к Хозяйке, краем глаза наблюдая и странное поведение Пини. По телу разлилась истома усталости — все же я чертовски вымотался. Пакет с посланием Авеля живо перехватила Ригли и протянула Хозяйке, а та молча положила его на подушку, не к спеху, дескать.
— Опять работа тебе. Займешься сейчас же.
Надо, так надо. Но что за срочность такая, важнее общенья вождей Острова и Эгваль? Кондитерская постройка рассыпалась под рукой Пини.
— Кир пропал... — прошептала она.
— Позавчера, — сказал Мэтью Храпун, и ямочки на его щеках стали глубже, — Я плохо сплю, и видел, как Кир сквозанул.
— В котором часу, вспомни...
Он смешно пошевелил бровями.
— Темнотища была... А! Вот! Селинда в окне еще стояла. Яркая такая.
В год противостояния сестра нашего Мира, Селинда представляла расчудесное зрелище. С зеленоватым отливом, немигающая крупная точка, почти крошечный диск в южной половине неба. Значит, Кир бежал где-то около четырех утра. Я оборотился к Пини.
