Я пожал плечами:
— Могу повторить то, что вчера услышал от тебя. Про больших людей, нежелание жить, постоянно оглядываясь, кусание зебр и прочее. Надо?..
Нас обогнала ещё одна машина — такой же пикап, как наш, только бежевый. В его в кузове громоздились одна на одной перевязанные тряпьём клетки с курами, посреди которых сидел, обнимая их длиннющими худыми руками, тощий, грустный и грязный негр.
— Нет. Впрочем, знаешь, у меня есть идея. Когда приедем, сразу порулим к предвыборному штабу Юнгера и скажем, что готовы с ним…
— Господи, завали ебало, — схватился я за голову. — Что ты несёшь? Просто завали!
— Что не так? — нахмурился напарник. — Ты ведь не дослушал! Надо действовать нестандартно и не по шаблону, иначе нам крышка!
— Мы уже действовали не по шаблону! Настолько часто, что теперь находимся в полной жопе и ни черта не понимаем!
— А если по шаблону, — продолжал настаивать Эрвин, — то нас бы давно…
— Я серьёзно. Заткнись. Ни слова больше, — мой тон говорил больше слов. Дорога едва заметно уходила левее, и у негра в пикапе покачнулись клетки. Он перехватил их поудобнее, не сводя с нас тоскливого взгляда. — Надо прекращать это ёбаное безумие. Мы оба хороши, конечно. Оба неадекваты, у обоих проблемы с башкой, оба творили всякую хрень вместо того, чтобы нормально во всём разобраться, вот и получилось то, что получилось. Абсурд… — я потёр уставшие глаза. — Это всё просто абсурд, а мы два идиота. Я вот пытаюсь найти себе оправдание, подвести под весь этот пиздец хоть какую-то идеологию — и не могу. Никаких идей, никакого пафоса, сплошной фарс и кровавая клоунада. Мы не мстим за семьи, как в каком-нибудь кино, не добиваемся справедливости — просто два старых бандюгана и убийцы, которые по собственной дурости вляпались в неприятности и ищут способ из них выбраться. Нет стремлений, нет точки приложения сил, понимаешь? Одна сплошная инерция.
Эрвин помолчал несколько секунд:
— А как ты вообще представляешь свою жизнь дальше?..
Вопрос застал врасплох — я смог только промычать что-то непонятное и пожать плечами. Когда главная и единственная задача — не дать себя убить, и нет уверенности в том, что удастся с ней справиться даже сегодня, не говоря уже о завтра, становится как-то не до построения долгосрочных планов.
Я попытался помечтать и представить, что всё закончилось и я вновь свободен настолько, насколько может быть свободен никому не нужный старик без имущества.
Что я сделаю тогда? Вернусь к мелким разборкам в гетто? Найду тяжёлую, низкооплачиваемую и неблагодарную работу, куда возьмут старого пердуна вроде меня? Прислушаюсь к гордости, ужмусь в расходах и стану жить впроголодь на военную пенсию?
Все эти варианты выглядели одинаково глупо и бесперспективно. Снова возвращаться в клетку, влачить жалкое существование и однажды вновь осознать, что готов застрелиться? Нет уж. Нужно было что-то, чего я жаждал бы всем сердцем, что-то, ради чего стоило бы жить, но вот беда — «надо» так долго давило моё «хочу», что желаний не осталось вовсе.
«Бар, — неожиданно вспыхнула в мозгу яркая, как красная неоновая вывеска, мысль. — Я хочу открыть бар».
Озвучив и покатав эту мысль на языке, я понял, что она мне нравится.
Полуподвал, кирпичные стены с каким-нибудь ярким рисунком, огромный телевизор или голографический проектор, полутьма, высокая стойка с хромированными пивными кранами, за ней шкаф с алкоголем подороже, мягкие и уютные диваны, столики…
Эрвин фыркнул, грубо врываясь в мои сладкие мечты и развеивая сложившийся в мозгу образ. Растаяли столики и диваны, потускнели хромированные краны, растворилась в сером тумане стойка.
— Бар... — фыркнул напарник. — А впрочем, ты как раз достаточно старый для того, чтобы мечтать о чём-то таком.
— А ты чего хочешь? — буркнул я. — Найти и перерезать всех негров?
— Не скажу, — ехидно усмехнулся напарник.
Мне осталось лишь гневно закряхтеть от такой несправедливости.
А город становился всё ближе и ближе. Неровная тёмная полоска вырастала над горизонтом, с каждой секундой приобретая всё более отчётливые очертания и превращаясь в знакомый, похожий на крепостную стену с зубцами, городской силуэт. Я усмехнулся: мы с Эрвином словно были героями древней игры-гонки, где пиксельная машина ехала к нарисованному вдалеке мегаполису, но никак не могла его достичь.
Пространство вокруг оживало: больше забегаловок, заправок и парковок, всё чаще попадались серые бетонные коробки складов, ангары и окружённые высоченными оранжевыми кранами стройки, ощетинившиеся острой арматурой.
Появилась нормальная связь, а вместе с ней и первые ростки дополненной реальности: над большинством строений крутилась простенькая реклама. «Шиномонтаж», «Склад», «Логистика», «Грузоперевозки», «Стройматериалы», «Пластик» и, конечно же, вездесущая «Аренда». Вокруг таких комплексов, как древесные грибы вокруг ствола, вырастали мелкие закусочные, отели и магазинчики, многие из которых, как ни странно, предлагали рыболовные снасти.
Я попросил Эрвина остановиться возле одного из таких и вернулся через десять минут, сияя от счастья: в кои-то веки на моих ногах красовались крепкие туристические ботинки. Негр-продавец, которому я сделал недельную выручку, проводил меня до дверей, похлопал по плечам и на радостях всучил в подарок целый ворох носков, которые я не знал, куда девать.
Напарник, на перебинтованных ногах которого красовались резиновые сланцы, взглянул на мою обувь с такой завистью, что было удивительно, как у него из глаз не потёк яд.
На въезде в Корп ожидаемо собралась длинная пробка.
Слева от нас встал огромный грязный грузовик, выхлопная труба которого очень удобно расположилась прямо напротив нашего окна и щедро извергала сизый вонючий дым. Впереди оказалась машина с давешним негром и куриными клетками — и им было явно хуже.
— Ну, вот мы и дома, — широко улыбнулся Эрвин и вдохнул полной грудью. — Я ещё не пересёк городскую черту, а уже хочу убивать. Мы живём в самом прекрасном месте в мире, правда?.. Ты, вроде, говорил, что без твоего разрешения никого нельзя трогать, поэтому можно я оторву голову водителю грузовика и сожгу его колымагу? Пожалуйста-пожалуйста!
— Нет! — просипел я, пытаясь поймать носом хотя бы пару молекул кислорода. — Но в морду можешь дать. И заглушить двигатель. Действуй!
— Спасибо! — просиял Эрвин и исчез из машины со скоростью мультяшного персонажа.
Негр и куры проводили его заинтересованными взглядами.
Не прошло и половины минуты, как грузовик заглох.
— Всё! — доложил довольный скаут, когда уселся на место.
Я сдержанно похвалил его:
— Молодец. Надеюсь, всё-таки обошлось без убийств. А теперь угомонись и рули.
Эрвин шутливо откозырял:
— Да, мой генерал!
Время текло медленно, как поток машин на въезде в Корп, и чем ближе становился КПП, тем сильнее я волновался. Эрвин заметил это и вскоре не выдержал:
— Можешь сидеть спокойно?!
— Нет! — огрызнулся я. — Не могу!
— Ты так ёрзаешь, что сейчас сиденье загорится!
— Ах, прости, что переживаю из-за того, что сейчас нас могут повязать!
— Нас скорей повяжут, если ты не перестанешь так себя вести!
Конечно он был прав, и я сам понимал это, но никак не мог обуздать собственные конечности, которым не терпелось шевелиться, дёргаться и хвататься за всё подряд.
Городская стена возвышалась над нами, насколько хватало глаз: я ради эксперимента пригнулся к лобовому стеклу, но так и не увидел неба — один только серый бетон, армированный оранжевыми полосами металла и кое-где спрятанный за строительными лесами.
Бесконечное дёрганье машины сильно напрягало. Проехать метр, остановиться. Через десять секунд ещё. И ещё. И опять, до тошноты и бешенства.
— Хоть пешком иди… — пробурчал я, когда Эрвин в очередной раз резко затормозил.
Вздохнуть с облегчением получилось, лишь когда мы въехали в «бутылочное горлышко» — место, где дорога сужалась до четырёх полос и уходила в стену, превращаясь в туннель, перегороженный шлагбаумами и выдвигающимися из земли полосатыми столбиками. Его охраняли два белых полицейских бронетранспортёра и чуть ли не целый взвод копов — закованных в непроницаемую синюю броню и вооружённых здоровенными автоматами. Над дорогой то и дело загорались огромные полупрозрачные надписи типа «Вы въезжаете в Корп» или «Не препятствуйте проверке транспортных средств».
— Документы!
— Да, вот, — улыбнулся Эрвин, вывешивая своё удостоверение в дополненной реальности. Я последовал его примеру.
Коп застыл в молчании, а я с тоской думал, что очередь из его гаубицы влёгкую прошьёт пикап вместе с нами в придачу.
— Всё в порядке, офицер? — как можно беспечнее поинтересовался скаут, когда пауза стала затягиваться. Из-за машины с курами показались ещё два автоматчика, а в воздухе я заметил пару дронов, повернувших к нам свои камеры.
— Выйдите, — коп слегка сместил лежавшую на цевье ладонь: внешне не особо заметное движение, но я был профессионалом и прекрасно знал, что оно значило: полицейский брал оружие поудобнее, чтобы в случае чего быстро применить. «Только, блядь, этого не хватало, — подумал я. — Не стоило ехать в открытую».
Несмотря на утреннюю прохладу, стало очень жарко.
— Но в чём дело? — удивился скаут. — Мы что-то…
— Выйдите. Из. Машины, — отчеканил коп. Те двое, что недавно появились на сцене, стояли рядом и также ненавязчиво демонстрировали готовность пристрелить нас в случае чего.
Эрвин вопросительно поглядел на меня. Мне ничего не оставалось делать, кроме как пожать плечами и потянуть за ручку.
— В чём дело, господа? — я сделал всего один шаг в сторону копов, но они тут же подняли пушки и наперебой заорали:
— Назад! Назад! Не подходить! Руки! Руки, чтоб мы видели! На колени!
— Ладно-ладно! — я показал им пустые ладони и медленно начал опускаться, лихорадочно соображая, что делать. Драться? Или сдаться и посмотреть, куда нас вынесет на сей раз? — В чём дело-то?
Полицейский, который проверял у нас документы, заговорил с Эрвином, которого я не мог видеть из-за корпуса машины:
— Ваша страховка истекла двадцать четыре дня назад. Мы не можем пустить вас в город.
Напарник молчал. Видно, услышанное и до него доходило слишком медленно.
— Эм… И? То есть мы не можем проехать, если?..
— Да, если не купите страховку. Эй, парни! Отпустите пассажира, всё хорошо!
Услышав это, я поднял голову и вопросительно поглядел на копов, которые тут же развернулись и ушли. Дроны, кружившие над нами, также улетели восвояси. Я шумно выдохнул и мысленно обматерил тех, кто додумался превратить полицейских в страховых агентов. С перепугу сердце стучало быстро-быстро — так, что его удары едва не сливались в один бесконечный гул.
— Страховка сегодня стоит сорок девять и девяносто девять, а штраф за просрочку всего пятнадцать девяносто девять, так что если вы хотите…
— А что будет, если мы не оплатим? — Эрвина чуть заметно потряхивало. Я подошёл ближе и положил ладонь ему на плечо:
— Спокойно. Не нервничай.
Из-под тёмного забрала наконец-то повеяло хоть какими-то эмоциями. В данном случае — плохо скрываемым ехидством.
— В случае неоплаты вы либо поедете обратно, либо пойдёте в город пешком.
— А. Ладно, — кивнул Эрвин и повернулся ко мне. — Пошли?
— Пошли, — подтвердил я.
— Стойте, в смысле «пошли»? — обиженно спросили из-за тёмного стекла. — Вы не можете оставить машину здесь!
— Она нам не нужна, — оскалился скаут.
— Но её заберут на штрафстоянку! — крикнул коп нам в спину.
— Ну и хорошо!
— А через неделю, если вы не погасите счета, её утилизируют!..
— Спасибо, офицер!.. — крикнул я, ступая на узкий мостик-тротуар, прилепившийся к бетонной стене туннеля. — Вы нам очень помогли!
В отличие от въезда, выезд никем не охранялся. Всем было глубоко плевать на тех, кто покидает Корп: скатертью дорога, чем меньше людей останется, тем больше будет воздуха и воды для остальных.
На другой стороне новоприбывших встречала небольшая застеклённая будка, в которой крутился на вертеле огромный кусок мяса, за которым присматривал смуглый бородач с гигантской бородавкой на носу. Возле будки стоял мусорный бак — переполненный и разворошенный бродячими собаками, чутко спавшими совсем рядом. Чуть поодаль устроили стоянку исхудавшие белые бродяги, сидящие и лежащие на каком-то тряпье. Мы застали очень драматичную сцену: коротко стриженная женщина с красным пропитым лицом неубедительно делала вид, что собирается уйти и поливала матом своего худосочного бородатого кавалера, неубедительно делавшего вид, что хочет ей помешать. Остальные флегматично наблюдали за представлением, рассевшись полукругом и потягивая дешёвое вино из пакетов.
Прямая и широкая улица, которая начиналась сразу за туннелем, выглядела по меркам Корпа просто шикарно: ухоженные чистые многоэтажки, припаркованные машины (в районах похуже их ни за что не оставили бы на улице), целые витрины, прилично выглядящие заведения. Но в какой-то паре сотен метров, скрытое за ухоженными фасадами и охраняемым периметром, громоздилось очередное гетто с высоченными ульями без воды, канализации и стёкол в окнах.
«Дом, милый дом».
— Итак? — Эрвин повернулся ко мне. — Куда теперь?..
— В район Накамура Индастриз.
Эрвин закатил глаза:
— Ну пиздец. Только не это. Ненавижу азиатов. Где азиаты, там вечно…
26.
— ...грязь, теснота, извращенцы и вечно воняет едой, которую никто в здравом уме не съест! — ворчал Эрвин, с трудом пробираясь сквозь густую толпу.
Складывалось впечатление, будто каждый в ней считал своим долгом толкнуть двух престарелых гайдзинов, хоть те и были на голову выше. Стихийный рынок, зажатый между двумя домами-стенами, с высоты смотрелся, как фентезийное магическое ущелье: у подножия угрюмых серых скал многоэтажных ульев всё цвело, бурлило и переливалось зелёным, красным и фиолетовым неоном, будто кипящая радиоактивная река.
Стоило окунуться в неё, как голова шла кругом от суматохи. Рынок беспощадно лупил по всем чувствам и буквально оглушал неподготовленного человека: мигали вывески, танцевали голографические девицы в коротких юбках, а люди носились туда-сюда, прикасались, толкали, пролезали, отодвигали и беспрерывно кричали. В нос била невероятная комбинация запахов, в каждой точке — своя. Шаг — и аппетитный аромат жирного вока сменяется вонью лежалой рыбы, ещё один — и в носу щекочет от запаха маринованного имбиря.
На кривых и грязных прилавках под натянутыми тентами из ткани и плёнки благоухали горы сомнительной еды. Овощи, выращенные прямо здесь, в переулках, на щедро удобренной местными помоями почве, синтетическая говядина и настоящие куриные тушки — тощие и синие. В аквариумах с позеленевшими стёклами лениво шевелили плавниками полуживые карпы, а рядом, в корытах с кусками льда, лежало нежно-розовое филе лосося.
