Почему и нет? Часть первая.

Дописал, запечатал и отправил на почту через посыльного. Что перехватят недруги, не боялся. Как только письмо попадало к почтмейстеру, изъять его не мог никто, а почта находилась рядом с гостиницей. Почтовая служба в Империи работала как часы, да и прочитав фамилию получателя, почтальон костьми ляжет, но корреспонденцию не отдаст.

В номер вошел Гаврила. Я с удивлением уставился на его живописные лохмотья нищего. Удивленно по причине того, что только полдень, а он уже тут как тут. Да и видок у него... Гаврила всегда перед приходом в наше временное жилье возвращал себе свой образ слуги, а сейчас вот пренебрег. Видно, здорово спешил.

— Меня никто не видал. С черного крыльца зашмыгнул пока девка помои выносила. Не хотел время терять. — Гаврила был серьезен и собран, говорил негромко и четко, одновременно переодеваясь и приводя себя в порядок, стирая грим с лица.

— Вызнал чего?

— Вызнал. Офицер утром уезжает. Где хоронится, я так и не узнал.

Ночью на нас нападут, все уж сговорено. Трое татар пойдут резать, а мокродел на подхвате да на страже будет. Татары ловки уж больно. Жилистые, крепкие, кинжалы мечут отменно, даже мне не уступят. Подсмотрел, как они ножами доску ковыряли. С десяти шагов в сучок без труда вгоняют с обеих рук пару ножей единым броском. Живыми их брать не выйдет. Это — воины, не убийцы. Подкрадутся как тени. Беречься крепко надо будет.

— А если не беречься?

— Это как?

— Самим напасть. Днем.

— Ты сдурел, Сергей Лексаныч! — Гаврила хлопнул себя по губам. — Ой, прости, барин. С неожиданности я...

— Прощаю. — Я хмуро глянул на управляющего. — И то, только потому, что 'сиятельством' меня перестал обзывать. Но впредь думай, что и кому говоришь. Вдругорядь не прощу. — Потом добавил.

— Но раз ты не ожидал, то и они не ожидают...

— Так ведь днем! — Изумленно покачал головой. — На глазах у всего честного народа? Это кто ж на такое решится?— Гаврила потер затылок.

— Только полный псих. И еще мы. А кроме того, нам тот мужик нужен, что за нами следил. Он ведь с татарами остался? — Мне все больше нравилась эта идея.

— Остался. — Управляющий кивнул.

— Вот через него и на офицера выйдем. А насчет народа... Как мыслишь, ежели пожар полыхнет, куда люди станут смотреть?

Гаврила задумался, проигрывая в уме варианты наших действий. Лицо прояснилось. — А ведь выгорит! Ха! Если гореть будет ярко. — Скаламбурил, расплывшись в улыбке, довольный собой. — И они, небось, выскочат глядеть. А мы за их спиной в дом и проберемся.

Я спросил:

— Чего там поблизости можно подпалить, чтобы большой пожар не возник?

— Да есть одна сараюшка на отшибе неподалеку. — Гаврила традиционно почесал в затылке. — Там держат с дюжину овец, а под стрехой сено хранится. Стреха — из соломы. Добре будет гореть, но если люд поторопится, то и овец спасут. Только как подпалить незаметно?

— Просто. В сено свечу поставить, чтобы чуть выше выступала, и запалить. Прогорит немного да сено подожжет. А мы тем временем к дому проберемся. Все легко.

— Годится. Только не свечу, а гренадерский фитиль запальной. Свечу и задуть может, а фитиль не погаснет. — Гавриле явно все больше нравился план. Ишь ты, воодушевился-то как. — А еще лучше и то и другое. Чтобы вернее вышло. И еще одно. Чтобы нас не узнали, перекинуться надо.

Я уже знал, что слово 'перекинуться' у Гаврилы означало — сменить внешность.

Поскольку надо иметь под рукой оружие, то он решил загримировать нас под плотников-поденщиков. Топоры и завернутые в холстину инструменты подозрений не вызовут.

Время поджимало...

— Раз пошли на дело — я и Рабинович...

Вот привязалась песенка, так и крутится в мозгах. Это нервное у меня, ничего с этим не могу поделать. Не раз уже за собой замечал. Что-то вроде предстартового мандража. Стою за углом сруба, жду Гаврилу и мурлычу одесский фольклор. Ненавижу ждать.

Поджигать сараюшку мой управляющий мне не позволил. Отправился самолично, прихватив мою зажигалку, а я остался ждать, груженый двумя котомками с 'инструментом', топором и завернутым в полотно клинком. Брать его на такую операцию — полная дурость, но я уже убедил себя, что Дель Рей — мой счастливый талисман. Вот и взял.

Время тянется как очередь за колбасой в годы 'плюрализму', бесконечно, нервно и скучно. Но ничего не поделаешь. Ждем-с.

Гаврила возник бесшумно. Умеет ниндзя российский, этого не отнять.

Отдаю ему котомку и топор. Двинулись.

Теперь, не таясь и очень неторопливо, приближаемся ко входу в жилье наших врагов. Последние минуты. Когда же...?

Вот над сараюшкой появился легкий дымок и за запертыми дверями заблеяли овцы, охваченные ужасом. Над соломенной стрехой взвился первый язычок огня.

— Пожар!!! Люди-и-и! Гори-и-им! Пожар!!!

Крики бьют по нервам. Нет ничего страшнее пожара в городе с деревянными домами. Горят заразы. И от печки, и от свечки, и от лучинки или уголька. Любит огонь дерево, при первой же возможности набрасывается и пожирает, словно хищник вожделенную добычу.

Часты пожары. Это — плата за тепло и свет в зимнюю тьму и стужу. И люди знают и боятся самого этого крика. На всполошный зов выбегают все, и стар, и млад. Всем миром стараются обуздать огненного дракона, пока не вырос, пока не разгулялся во всей своей грозной силе. Да и первое желание при этом вопле — выскочить и глянуть, не грозит ли огонь твоему собственному дому. Это уже на уровне инстинкта.

Сработал он и у наших подопечных. Дверь интересующего нас дома резко распахнулась, и из нее выскочили все трое татар. Хромой шпик остался внутри.

Татары бросились к забору, глядеть чего горит, а увидев, остановились и зачарованно уставились на разгорающийся пожар. Огонь не опасного для их дома громадного костра притягивал взгляды лучше магнита.

Мы с Гаврилой не теряли времени зря и шустренько прошмыгнули в дом за их спинами. Быстро, но тихо поднялись по темной и крутой лесенке на второй этаж, где находилась съемная квартира в две комнаты. Гаврила влетел первым в приоткрытую дверь.

Шпик, находящийся в первой комнате, чего-то почувствовал своим варначьим чутьем, и встретил нас уже на ногах, вытягивая вперед руку с зажатым в ней пистолетом.

Напарник оказался шустрей. Взмах руки и в воздухе закувыркался топорик. Глухо бумкнул обух, встретившийся со лбом бандюгана. Нокаут. Можно не считать.

Не сбавляя хода, мы подхватили тело за руки и потянули его во вторую комнату. Шишка у этого парня будет знатная, а крови и вовсе нет. Вяжем молодца в темпе.

Класс. Гаврила не только ниндзя, но еще и индеец. Вон как топорики мечет.

Итак, минус один.

Гаврила затаился во второй светелке, а я, подхватив Дель Рей в правую и ТТ в левую руку, рванул назад в коридорчик. Свое секретное оружие в этот раз решил все же использовать, уж больно стремно с кремневым чудом тульского производства в ближний бой идти.

Выскочил на темную лесенку. Там, перед входом в квартиру, была небольшая захламленная какими-то рогожными кулями площадочка и дверь в чуланчик. Вот за кулями я и схоронился.

Крики на улице усиливались, народ сбегался на тушение пожара со всех окрестных домов. А вот мои татары сейчас должны вернуться. Выскочили-то неодетые, знать, уже промерзнуть должны. Во, шаги...

Все трое один за другим поднимаются, переговариваясь на непонятном мне языке. Ступени скрипят.

Наверное, когда мы поднимались, тот мужик, что был в комнате, скрип и услыхал.

Рука ощупывает куль. Что-то мягкое, похоже на перо. И запах подходящий. Точно, необработанное перо, которое готовят на подушки, или еще для какой-то нужды.

Перо — подушка — глушитель. Идея появилась мгновенно...

Татары, тем временем продолжая обсуждать что-то, входят в дверь, вот уже и спина последнего в проеме...

Все остальное произошло одновременно. В комнате раздался предостерегающий гортанный вскрик, звякнуло железо.

Я вскочил и мягко толкнул всем своим телом последнего из входящих в комнату человека. Почему мягко? Да потому, что между ним и мной был подхваченный правой рукой куль, набитый перьями. В него в свою очередь я воткнул ствол зажатого в левой руке и уже готового к выстрелу пистолета.

Неудобно-то как держать куль и шпагу одновременно!

Выстрел через импровизированный глушитель прозвучал все равно громко. Или мне так показалось? Швыряю куль вперед и в перекате через рухнувшее тело влетаю в комнату. Над головой мелькнул брошенный в меня кинжал. Блин, тотошку выронил...

Это я вовремя. В дальнем конце комнаты Гаврила схватился с одним из татар. Похоже, второй собирался метнуть кинжал в него, но швырнул в меня, как более опасного. А лихо он кидается ножичками, прав был Гаврила, этот — мастер. Вон еще один кинжал тащит. Успеет?

Не позволим!

Сокращаем дистанцию. Дель Рей сверкнул в стремительном и глубоком выпаде. Достал...

Но вражина оказался крепок и зол на драку. Раненый, потерявший кинжал он, извернувшись как кошка, перекатился спиной через стол. Вскочил на ноги уже с сабельным клинком в руке.

Знал куда падать...

Кровь окрасила левую сторону живота, но татарин, казалось, не замечал этого. Всю свою оставшуюся силу и ярость он вложил в бешеную ответную атаку. Единственная для раненого возможность победить, и он ею воспользовался.

Только не было скрежета столкнувшейся стали. Встречный укол шпаги оказался быстрей, чем рубящий сабельный удар.

Останавливающее действия клинка — огромно, сравнимо разве что с крупнокалиберной пулей, но этот парень имел железную волю. Уже со сталью в груди наносит удар. Чтобы увернуться пришлось выпустить эфес и остаться вовсе безоружным.

Гаснущие глаза моего врага не закрывались покорено. Сверлили яростно до последнего удара сердца, и даже после его остановки...

В углу тяжело поднялся на ноги помятый и пошатывающийся Гаврила. Его бой оказался не легче моего.

Э, парень, да ты ранен.

На плече напарника быстро разрастается кровавое пятно. На скуле — длинная ссадина и похоже сильный ушиб запястья левой руки. Вон как ее другой рукой поддерживает. Хоть бы, не дай Бог, перелом. Там косточки тонкие.

Противник ему достался не из рядовых. Если бы я не завалил третьего в первые секунды, тут бы нас карачун и посетил.

Но отдыхать некогда. Быстрая, хоть и тщательная перевязка, короткий шмон павших противников и экспресс-допрос пленного.

Колол его Гаврила. Одной уцелевшей правой. Я ему только лучинки затачивал, которые он вгонял под ногти. Шпик поплыл почти сразу. Явно, человек не той породы, что наши недавние противники. Дым — пожиже, труба — пониже. Да и Гаврила зол из-за своих травм. Убийственно хладнокровно зол.

Показал мне мастер-класс скоморошьего допроса.

Я вообще-то не институтка нервная, но тут был впечатлен. Все-таки средневековая палаческая школа — вещь непревзойденная. Гестапо отдыхает. М-да.

Данные, которые мы получили, меня просто огорошили. Кто, вы думаете, желает моей, в смысле князя Куракина кровушки? Вот и не верь после этого в судьбу...

Кирилл Степанович Фролин, собственной персоной. Военный интендант в чине подполковника, старший брат мною приконченных разбойников и мой кровник. Последний сын Степана Федоровича Фролина, яростного недруга князя Мирского. А кроме того, ныне занимающего должность штер-кригскомиссара от квартирьерской службы, и первого кандидата на вакансию генерал-интенданта Первой Западной русской армии, которую только начинает формировать Барклай.

Эта семейка посмела обидеть женщину, которую я полюбил... Я обещал Мирскому не искать с ним встречи, и не искал. Все решила судьба.

Теперь же ликвидировать его — это моя прямая служебная обязанность.

У-нич-то-жу... Порву, как Тузик грелку.

ГЛАВА 19

Хорошо заданный вопрос это — уже половина ответа, а Гаврила спрашивать умел. Все пароли, явки и связи варнак выложил как на исповеди. За что и получил легкую смерть.

Люд на улице стал расходиться, победив огненного дракона. Пора и нам пока еще не разбрелись добровольные пожарные и зеваки, в толпе всяко легче затеряться. Последний раз оглядываю комнату, не позабыли ли чего. Вроде все забрали, включая гильзу от ТТ. В комнатушке — полный разгром, создающий впечатление грабительского налета.

Житейское дело, шалят шпыни ...

Тем более, что мы таки и грабанули для большего реализма. Все ценное изъято.

А татары-то богатенькие Буратины оказались, и варнак не из бедных.

Гаврила был не только мастер допроса, но и мастер обыска. Все тайники в одежде и в комнатах он находил играючи, правда, копаться в вещах пришлось мне из-за однорукости напарника.

Немного серебра в кошельках, много больше золота в секретной шкатулке, ассигнации в тряпице, золотые и серебряные кольца, цепочки и браслеты, а к ним все найденные бумаги, мы сгребли в котомки, спехом, не рассматривая. И ходу, ходу отсюда...

Гаврила ранен, но не слишком сильно, так что помощь в следующем предприятии он оказать сможет. Хоть одной рукой.

На серьезное дело идем. Офицера добывать...

План разрабатываем уже на ходу, изображая двух поддатых плотников, возвращающихся из кабака в обнимку для большей устойчивости.

Еще не совсем стемнело, и мы успеваем провести предварительную разведку.

Кирилл Степанович остановился на самой окраине городка в небольшом мещанском домике. Вход — отдельный с торца сруба выходящего в дальний двор. Хозяева имеют вход с другой стороны, с главного двора. Там будка и привязанный на цепь кобель. Хоть дворы и отгорожены забором, но собака это плохо.

При Фролине находится слуга, он же и телохранитель по всей вероятности. Мелькнул разок во дворе, когда набирал дрова для печи. Со слов шпыня он ранен в стычке на дороге, но ходячий. Тоже одну руку бережет.

Силы равны, выходит.

Поглядели, посоветовались и решили напасть под утро, а пока вернуться в гостиницу и отогреться.

Вернуться, ага! Хорошо, что не успели уйти.

Фролин нам все планы поломал, решив самолично проконтролировать действия своих ассасинов. Дверь его жилища открылась, выпуская на мороз крупного мужчину в теплой подбитой бобром шинели и зимней военной фуражке с наушниками. Со свечою до калитки его провожал сурового вида мужик. Правая рука слуги — на перевязи, но он и левой управляется весьма ловко. Левша, что ли? Впрочем, не важно, он остается в доме, а офицер топает в темноту один. Прямо в руки. Я же говорю, судьба...

Подходит к нам, затаившимся в черноте тени. Поравнялся. Прошел мимо. Удаляется.

Мой бросок из темноты был быстр и бесшумен. Ну, относительно, конечно. Я не ниндзя в отличие от Гаврилы, но и Кирилл Степанович — не Брюс Ли.

Рывок, удар рукоятью ТТ в темечко, и мы падаем оба в снег. Он — снизу, без сознания, а я — сверху, ибо поскользнулся. Шепотом матерюсь на свою неловкость.

Гаврила уже рядом со мной, вставляет Фролину кляп в рот, пока я вяжу руки. После, ухватившись за воротник шинели, мы дружно потянули тело подальше от дороги в сторону чернеющих неподалеку деревьев. То ли сад заброшенный, то ли лесок. Под снегом не разобрать. Метров триста проволокли. Хорошо скользит шинелька по снежку, но все равно упарились. Тяжеленький дядя, гражданин подполковник, за центнер будет.