— Побьет скоро Кривой Тимур, Тохтамыша и обратно в свою землю повернет, не будет его разбитую рать догонять и добивать. Не будет у него на то, ни сил, ни времени. И ему крепко от татар достанется. Но не успокоится Великий Хан. Дальше будет войска ратить, земли, что отнял Тимур у Орды, под свою руку подводить. Три года будет он украины Тимурового ханства разорять. На четвертую весну придет Тимур с силой великой на Кавказ, все народы верные Тохтамышу резать будет без пощады. Войско Тохтамыша сильно побьет, догонять будет побитые рати и добивать. До берегов Днепра будут гнать его конники битых татар. Кто на нашу сторону уйти сможет, тот и выживет. Сам Тохтамыш будет у Литвы защиты просить. Опустеет степь, Дон, Кавказ. И Крым не избежит разорения. Поставит Тимур нового хана, а кто жить захочет, тот ему в верности присягнет.
— А у нас что?
— В Киевском княжестве четыре года тишь да гладь. Крымчаки если и будут появляться, то малыми силами, кусок ухватят и бежать. На севере князь литовский, Витовт, будет биться с братом своим двоюродным, королем польским Ягайлой. Через два года замирятся они и начнет Витовт всех поместных князей под свою руку подводить. Через три года, осенью, поменяют нашего князя киевского Владимира Ольгердовича, на Скиргайла. Тот, на следующий год в поход на Черкассы пойдет, казаков под свою руку подводить.
— Уверен в слове своем? Не уверен, лучше помолчи, может так статься, что головой отвечать придется и тебе, и мне, если слову твоему поверю.
— Что мне открыто, то тебе открываю, слово мое твердое. Надо будет, отвечу головой.
— Добре... теперь скажи, что с наймитами делать думаешь? Может в Черкассы их? Там простоя не будет. За тыном переночуют, а возле стен работать будут без опаски. — Жаба, мой тотемный зверь, надавила на грудь так, что слова застряли в горле.
— У меня работа для них в лесу есть, батьку. Простаивать не будут, -выдавил из себя, с трудом шевеля сведенной от возмущения челюстью. Я, можно сказать, ночей не спал, работников разыскивая, а тут и оставшуюся половину забрать хотят. Без хитрого Атанаса тут не обошлось, зуб даю.
— Порядок знаешь? Шуметь в лесу, только вечером и ночью позволено. Днем тихо должно быть.
— Все будет, как ты велишь, батьку.
— Гляди, монету тебе платить, не перехитри самого себя. Завтра с утра раненых к Мотре завезешь, с ней они и в лес поедут. Потом наймитов своих в лес спровадишь. Послезавтра, после полудня в поход. До вечера на выбранном месте должны быть. Там и станем татар дожидаться.
* * *
Следующий день прошел в страшной суете. Ох, не даром мудрый народ говорит, — "Два раза переехать, все одно, что раз погореть". Мать хотела и на новом месте винокурню организовывать, но я стал на дыбы. Не хватало мне, чтоб в походном лагере всей толпой дружно самогон гнали, обсуждая мои производственные секреты. Мать так просто бы не угомонилась, если бы ей батя не напомнил простые партизанские правила: костры палят либо с самого утра, до рассвета, либо после заката. Ни о каком многочасовом технологическом процессе не могло быть и речи.
Надо сказать, что в последние годы татары редко заглядывали в наши края. Дело в том, что к нам не вели битые дороги. Нужно было километров пятьдесят идти степью, что существенно уменьшало скорость движения татарского отряда. С другой стороны в наших краях к моменту появления людоловов все успевали отсеяться и налегке, с остатками припасов, спрятаться в лесах. Народ тут жил боевитый, а рыскать по непролазным, лиственным лесам в поисках стрелы вылетевшей из кустов... такие охотники жили не долго, поэтому и находилось их среди непрошеных гостей крайне мало. Также как желающих шакалить по брошенным хатам в поисках чего-то ценного. Все татарские загоны рвались на северо-запад, в густонаселенные районы, где еще не все успевали провести весенний сев. Там была высокая вероятность захватить ценную и беззащитную добычу.
Тем не менее, никто в нашей деревне на авось не надеялся. Собирались быстро, бедному собраться, лишь подпоясаться. С собой забирали лишь то, что действительно ценно и может служить добычей грабителю. Никто не грузил столов и лавок. Большую часть глиняной посуды тоже оставляли в доме. Уже к полудню следующего дня груженые нехитрыми манатками возы, с привязанной к ним скотиной, потянулись через мост, на ту сторону реки, в леса Холодного Яра. Битая дорога обрывалась где-то посредине маршрута, дальше шли пеша, по тропинке, нагрузив себя и скотину. Чтоб все вынести приходилось делать несколько ходок. Затем возы разбирались и складировались недалече, а колеса, как самый ценный и дорогой элемент конструкции уносились с собой.
Своим работникам устроил временный партизанский лагерь на месте зимней вырубки, оно же было местом строительства самой верхней из запланированного каскада трех плотин высотой три с половиной — четыре метра каждая. Пока перевозили на лодке и на своем горбу инструменты, припасы и все необходимое, я объяснял бригадирам технологию строительства плотины. Поскольку мне никогда в жизни не приходилось строить плотин, пришлось творчески переработать технологию бобров и с уверенным видом внушать работникам свои идеи.
— Первым делом изготавливаете большое колотило, которым будете столбы забивать. На четыре руки. Знаете, о чем я речь веду?
— Да кто ж того не знает, Богдан. Кусок бревна по колено высотой, а к нему по бокам четыре палки крепим. Один хлопец столб держит, а двое берутся за палки и колотилом тот столб сверху забивают.
— Значит, подберете столбы, не тонкие, но и толстых не надо. Где-то как нога толщиной. Забиваете их через каждый шаг в дно ручья. Потом два шага отступили и второй ряд забиваете. А дальше просто. Поперек ручья кладете длинные ветки, тонкие деревца. Кладете перед столбами, чтоб они на них упирались, а сверху засыпаете землей. Так, чтоб плотина шириной не меньше четырех шагов была. Землю ниже по течению брать будете. Берега расширять станете сразу за плотиной. Там мы мельницу и пилораму потом поставим. А дальше вам все Павло расскажет, когда желоб деревянный ложить и на какой высоте. Он тут без меня старшим будет. Он вам и монеты вместо меня платить будет в конце каждой седьмицы, как у нас уговор был, чтоб вы меня не дожидались. Как тут закончите, ниже еще два места есть, где надо ручей городить. Так что без дела сидеть не будете. Пока ставьте шалаши, лагерь обживайте, думаю, вам здесь не меньше месяца жить придется.
— А вы когда вернетесь?
— Как татары домой отправятся, так сразу и вернемся, если будет на то Божья воля.
* * *
На следующий день, после полудня, дождавшись казаков атамана Непыйводы, мы единым отрядом выдвинулись к месту будущей засады. Сигнальные дымы еще не горели, опасаться было нечего. Наши битые гости, по сообщениям дозоров, в тот же день скрылись на левом берегу Днепра. Выехав по самому короткому пути сквозь Холодный Яр на битую дорогу, мы в приличном темпе зарысили в сторону переправы, где в далеком будущем вырастет город Кременчуг. До выбранной нами балки было километров сорок, но еще нужно в стороне скрытое место для лагеря найти, обустроиться.
Всего собралось нас семьдесят два человека. По сравнению с предыдущей сшибкой меньше на двенадцать человек. Трое из четверых раненых остались в лесу, да и не только они. Тот поход был обязательным, свои дома защищали, всех до кого дотянулись, всех мобилизировали. Этот — поход охотников за зипунами, хочу иду, хочу в лесу с семьей остаюсь. Прошлая осень была удачной, мои разнообразные сетевые начинания давали нашим бабам неплохой приработок, на бражке, на полотне для маскхалатов, поэтому и недосчитались мы девятерых казаков. Зато будет кому дозор в летнем лагере нести, за порядком следить.
В отличие от большинства казаков, мои хлопцы уже побывали этой весной на месте будущей засады. Там мы дружно поработали, увеличив плотность колючих кустарников на отдельно выбранных склонах. Атаман дал нам наказ исходить из того, что спрятать придется человек двадцать на каждом склоне. Уже тогда он прикинул, что у него, кроме моих пацанов, будет под рукой не меньше пятидесяти конников, поэтому решил значительно усилить наш отряд лучниками. А это значило дополнительные маскхалаты и дополнительные самострелы. В результате у меня скопился целый арсенал. Тридцать семь обычных арбалетов и мой, фряжский, как его тут окрестили. Маскхалатов и того больше. Сперва Андрей скупил все полотно в селе и в ближайших хуторах. Затем наши хитрые бабы сообразили, что на такую халамиду, которую шьют себе казаки из их полотна и мешковина сгодиться. Открыв мне эту истину и разницу между вышеупомянутыми сортами домотканой продукции, они, напирая на дешевизну мешковины, впарили весь запас этого полотна неопытному покупателю. В результате, после того как все сшили, покрасили, сетки наделали, веток и сена навязали, то оказалось в наличии сорок шесть маскхалатов.
Все это стоило немалых денег. Керим с меня брал за каждую двухслойную деревяшку по пять монет серебром. Это было очень по-божески. Самый простой двухслойный лук стоил в Киеве на базаре не меньше десяти монет. Но с учетом массовости заказа мне удалось выторговать у прижимистого Керима приемлемую цену. Все остальное дерево стоило мне еще три монеты, хотя возни с ним было не в пример больше. Чтоб выполнить мой заказ дядька Опанас, кроме Степана, взял еще двух помощников, которым платил по две чешуйки в день. Полотно на халаты стоило монету серебром не считая всего остального. Крюки, наконечники, окантовка щитов железом, обувь и многие другие мелочи, все стоило денег. Кругом — бегом, в оснащение каждого своего бойца пришлось вложить около двадцати монет серебром.
Но оснащать казаков за мой счет мы с атаманом не договаривались поэтому, вспомнив госзакупки, отнес шестнадцать самострелов и двадцать четыре готовых маскхалата, атаману, потребовав с него за все это богатство, двести восемь монет.
— Ты что, Богдан, сдурел совсем, столько монет с меня драть за свои халамиды?
— Так считай сам, батьку. Самострел по десять монет и халамида по две, вот и выходит. И не с тебя я их деру. Ты с казаков, кто их получит, эти монеты обратно вернешь.
— Так не захотят казаки брать...
— Так пускай лежа стрелу с лука пустят и без халамиды в степи заховаются, чтоб не нашел никто. Тогда могут и не брать. Ты им пока так дай, в долг, а с добычи монеты вернешь.
— Хитрый ты, Богдан, чисто жид на базаре, а не казак. Ладно, иди, получишь свои двести монет, как добычу осенью продадим.
И кто из нас спрашивается жид? А сформулировал как хитро, — "когда добычу осенью продадим", читай, — "после дождика в четверг". Почему двести, а не двести восемь? Почему с государства всегда так тяжко урвать монету? И ведь откат не предложишь, не та эпоха, не те люди. Не поймут, сразу веревку на шею и на гиляку в качестве наглядного пособия, — "что такое хорошо, а что такое плохо".
В результате такого хитрого маневра с амуницией удалось добиться того, что приписанные к засаде казаки самостоятельно овладели стрельбой из самострела, сами озаботились болтами, крюком и прочими необходимыми элементами. Со своим оружием каждый обходится не в пример заботливей, чем с колхозным. А прикрыться маскхалатом дело нехитрое, на месте мелочи поправим.
Весь следующий день после приезда на место засады, мы примерялись к будущей позиции. В результате многочисленных споров и дискуссий сложилась следующая диспозиция: Один наблюдатель на вершине ближнего холма. Тридцать восемь стрелков с двух сторон дороги, по девятнадцать с каждой стороны, на расстоянии пятнадцать-двадцать шагов от дороги. Двое лучников вынесенных на сто пятьдесят метров вперед и четверо назад от места засады, подстраховывают наличие переднего и заднего дозора у отряда противника, либо просто выбивают вырвавшихся вперед и отстающих. Двадцать пять всадников прячутся в балке, двое следят за остальными нашими лошадьми на месте основного лагеря. Распределив, таким образом, наши силы, атаман выбрал себе место наблюдателя на холме. Ему решать, кого бить, а кого пропускать. Для этого нужно видеть полную картину.
Ужинали мы на месте нашего основного лагеря, а вот спать нас атаман потащил в балку на месте засады. Дескать, татары ждать не будут, пока мы приедем, спрячемся, а потом обратно коней угоним. И он не ошибся. Костер на вежи, наблюдаемой с нашего холма, загорелся еще затемно. Вскоре он погас, значит, авангард татарский переправился перед рассветом и старается успеть за разъездами казаков потушить максимум сигнальных дымов, пока не рассвело. Мы как раз успели занять подготовленные позиции и тщательно замаскироваться, как появились первые отряды. Только начинало светать, а они успели тридцать километров от переправы до нашего холма преодолеть. Не даром говорят, волка ноги кормят.
Мы пропускали отряд за отрядом, ожидая команды нашего атамана, но отряды шли слишком плотно, времени на надежную эвакуацию, с его точки зрения не было. Мимо прошло не меньше полутысячи всадников, пока мы дождались окрика с вершины:
— Готовсь! Тридцать басурман! Дозоров нет!
Так для меня и осталось загадкой, то ли подбирал атаман отряд поменьше, то ли интервал между отрядами побольше. Время в бою и в ожидании боя течет по-разному.
Роли были расписаны заранее. В голове и в хвосте засады сидело по восемь лучников, четыре с каждой стороны. Соответственно они, самострелами, в первом залпе, захватывали четыре передних и четыре последних цели со своей стороны. С каждой стороны дороги, в центре, находилось по десятку моих парней, разбитых на две пятерки. Первая пятерка захватывала цели с пятой по девятую, считая с головы колоны, вторая пятерка, с девятой по пятую, считая с хвоста колоны.
Пересекаются ли множество целей второй пятерки, с множеством целей первой пятерки, этот, сугубо математический вопрос, никого не волновал. Лишнюю стрелу на супостата никто жалеть не собирался, тем более что бронебойные болты прекрасно достаются из трупа и пригодны к дальнейшему использованию после переклеивания оперения. Убеждался в этом уже неоднократно.
Себе зарезервировал место в самом центре, напротив посадил Андрея. Мы были свободными охотниками и выбирали цели сами, после первого залпа. Команду подавал атаман с холма, тем самым отвлекая противника на свой одинокий окрик. Мы договорились, что он крикнет — "Ахмет!". Во-первых, очень распространенное имя среди крымских татар, во-вторых, не несет никакой угрожающей информации. Мало ли какой знакомый может сидеть на холме в степи и захотеть перекинуться словом с Ахметом. Обычное дело.
Меня искренне обрадовало то, что все казаки поняли, когда атаман крикнет — "Ахмет", нужно стрелять, а не помогать атаману найти Ахмета. Опечалило, что они переоценили свои математические способности. Считать до четырех умели явно не все. А как согласно кивали головой, когда я им талдычил в кого они стрелы пускать должны. Обманули меня доверчивого...
Порадовали мои ребята, центр выкосили полностью. В ком застрял один болт, в ком два, но результат был стопроцентный. Из четверых задних с моей стороны один остался невредимым. Его нужно было выбить в первую очередь. Пока он с похвальной скоростью закрывал свою грудь щитом, я стрельнул ему в голову прикрытую шлемом. С моей пушки можно было стрелять куда угодно. Не убьет, так покалечит. Целил в лоб, а попал в лицо. То, что противник слетел с коня, меня совершенно не удивило. Меня в плечо эта дура толкала отдачей весьма ощутимо, несмотря на свой вес.
