Раненый мир - Книга Холмов

Но пришло время испытать такое же превосходство врага теперь уже на себе. Анна перекатилась в сторону, уходя от тяжелого Убой-меча, но все-таки не успела, лезвие врезалось в ускользающую спину, легко вспороло хлипкий доспех девушки, удар опалил лопатку, и жгучая боль дернула отдачей в ребра и мышцы руки. Правая рука сразу ослабла, чертов мародер проделал с ней примерно то же самое, что серый воин с Неженкой!

Она еще вскакивала, а он уже бил снова, Анна едва отогнулась от меча, миг позже, и он воткнулся бы ей в грудь, а так лишь чиркнул по плечу острием. Хотя у этого полуторника еще и острие заточенное! На плече красовалась широкая царапина.

Убой реально пугал. Двухметровый, в тяжелой кольчуге до колен и в пластинчатом нагруднике поверх нее, в открытом, но мощном шлеме, в кольчужных штанах со стальными поножами и плотных кольчужных перчатках — весь звенящий, с кольцами в бороде, тяжелый — он умудрялся двигаться быстро, бить скупо и точно.

Рраз, еще рраз, Анна едва успевала отскакивать, он не давал ни доли секунды передышки, девушка не могла развернуться и просто броситься бежать. Развернись — и ты труп с пробитой спиной, попробуй перекатиться — получи удар в голову. Удар длинных, могучих рук страшным, сверкающим искрами рунным мечом.

Анну накрыла испарина, страх медленно проникал в нее, хотя девушка уже давно научилась справляться с чувствами во время боя. Сам Убой был весь красный и мокрый, когда же он выдохнется и устанет?! Кольчужный воин звенел, меч крутился со свистом, словно веер смерти, разрубая воздух то в ладони от ее живота, который свело от страха, то в сантиметре от ее лица!

Отскочив от широкой косой атаки сверху-вниз, черноволосая неожиданно получила удар в живот. Убой угадал ее движение, и быстро врезал без замаха, практически плашмя, но сбил равновесие Анны, сломал хореографию ее быстрых, уклончивых движений — и тут же двинул ногой ей в бедро. Девушка испуганно закричала, падая, неловко и больно, задницей на камни, закричала потому что уже предчувствовала, как он, не останавливая крутящийся меч, провернет полный круг в воздухе и обрушит его прямо ей на голову. Жажда жить, как пружина, подбросила воительницу, она откатилась от тяжелого клинка, который врезался в камень, взметнув целый сноп искр.

И в этот момент серая Анна, про которую все забыли, и которая спокойно стояла на гребне и целилась в главаря, спустила крючок. Над холмами пронесся грохот, пуля прошибла воздушную пелену со странным хлопком, и врезалась Убою в грудь именно тогда, когда он был в наклоне и разгибался, перенеся вес на одну ногу. Бородатого опрокинуло, пластинчатая кираса точно была пробита, но... но Убой был вполне еще жив.

Анна вскочила, как будто у нее за спиной выросли крылья, и помчалась к Дмитриусу. Одежда и доспех на спине мокро хлюпали от движений, рассеченная лопатка продолжала кровоточить. В голове немного шумело от слабости, но сжатый клубок нервов внутри слегка отпустило. Только что все могло кончиться. Он мог поймать ее и разрубить до пояса. Или отрубить руку, и она улетела бы, смешно закрутившись в полете, хлеща кровью, в сторону. Анна могла исчезнуть в один миг. Друзья бы жили, а ее бы уже не было, и от осознания этого черноволосая почему-то содрогалась сильнее, чем тогда на семидесятом Холме, сильнее, чем на крыше броневагона в центре взбесившейся вселенной. Потому что в первом случае времени содрогаться и переживать о себе вовсе не было, нужно было спасти друзей. А во втором это было все равно, что землетрясение или цунами. Все равно, что быть раздавленный упавшей с небес Луной. Это было нечто великое вне ее сил. А здесь, наоборот, было нечто малое и мерзкое, этот человечишка, эта отвратительно звенящая машина с лицом и бородой, равнодушно и методично пытавшаяся убить ее, без всякой жалости и сомнения... Нет, больше она с этим ходячим ужасом биться не будет! Пускай его принимает на себя Стальной!

— Иди сюда! — на бегу крикнула она тени. Та не умела перезаряжать огнестрел, потому что и Анна не умела. Так что держать ее на гребне уже не было смысла. Две Анны мчались к Дмитриусу, живая и серая. Гремлины зыркнули на обеих недовольными, нервными рожами, что-то щелкая и клекоча.

Убой, звеня, ругаясь и звякая, поднялся и оценил ситуацию. Как-то не ахти. Подскочив к Неженке, он сграбастал ее и побежал, для разнообразия, вперед.

Анна, раскрыв рот, смотрела, как с ненавистью зыркнувший на нее двухметровый мужик оббегает по дуге столпившихся ее, тень, Дмитриуса и гремлинов, и... вспрыгивает на козлы! Свалив бесчувственное тело магички себе на колени, положив сверху меч, Убой схватил поводья, брошенные Дмитриусом, и стегнул их, но, пошли, проклятые!

— Охренеть, — в третий раз за последний час сказал Дмитриус.

Кони, заговоренные Алейной от страха, чтобы смирно стояли посреди шумного боя и не дергались, послушно тронулись, но их реакции были замедлены, ход заторможен.

— Да пошли вы, но! — орал Убой, и броневагон, скрипя, едва-едва тронулся с места.

Дмитриус встал. Если бы на его железном лице могли играть желваки, они бы играли. Но его шлем, как и все тело, помял и деформировал выплеск хайпа, поэтому безликое железное лицо казалось злобнее некуда, а улыбающаяся рожица на груди, искривленная, выглядела как зловещая ухмылка.

Отчаянно скрежеща погнутыми руками и ногами, Стальной подошел к броневагону и ухватился за борт. Убой стегал безвинных коней, они уже протяжно ржали от боли и возмущения, пытались идти вперед все быстрее и сильнее, но Дмитриус своей нечеловеческой силой держал повозку и не давал.

Главарь понял, что так ему не уйти.

— Ну-ну, — сказал он, слезая с козел и поигрывая мечом. Кольца, вплетенные ему в бороду, прозвенели от прыжка сверху-донизу, как маленький водопад. — Ну давай, голем засранный.

— Пошли, — сказала Анна тени. Все внутри нее протестовало против нужды приближаться к этому человеку, но делать было нечего.

Они двинулись на Убоя впятером. Дмитриус посередине, две Анны с одной стороны, два гремлина с другой. Хрррщ-скрррщ!

— Где же ваше благородство, защитники, — оскалился он. — Пятеро на одного?

Выходит, знал, что за серебряные бирки. Знал, куда пригнал своих людей.

— Шестеро.

Сверху на дорогу упала тень, и это была тень Винсента. Ну то есть, не призванная, а обычная, его. Он вылез на крышу с арбалетом в руках, хоть стрелять особо и не умел, но все-таки, лишняя десятка в лисьем рукаве.

— Там же, где твое, свинья мародерская, — сказал Дмитриус. Он поднял руку и выстрелил железным прутом, но рука была гнутая, и прут глупо и смешно застрял, выбитый примерно на треть. Торчал из рукава, словно маленький ломик.

На броневагон села белая друда.

— Чиривик-сквик! — сказала она с угрозой. Узкое треугольное лицо, пугающе похожее и еще более пугающе не похожее на человечье, слегка склонилось на бок.

— Сдавайся, Убой, — предложила Анна, которую только сейчас наконец отпустило. Она коротко и часто дышала, но была готова протянуть еще какое-то время на ногах.

— Ну-ну, — повторил бородатый, и посмотрел на лежащую без сознания Неженку. — Тьфу ты.

Он пошарил латной перчаткой на шее, выудил из-под доспеха цепочку с тем самым "высокородным" амулетом, и засунул его в рот.

— Бей его! — крикнула Анна и вслед за тенью сама бросилась вперед. Винсент выстрелил, и даже угодил болтом Убою в наплечник. Друды зачивирикали, и вокруг бородатого закрутился целый рой неизвестно откуда взявшихся ос. Дмитриус был уже почти вот-вот на расстоянии удара, но главарь зажмурился, выкрикнул что-то нечленораздельное — и внезапно исчез.

Только осы рассержено жужжали и собирались уже напасть на остальных двуногих, когда белая друда махнула крылом, и их как ветром сдуло.

— Трус, — сказал Стальной, останавливаясь.

Все молчали, пытаясь отдышаться.

— Вы живы? — Алейна оббежала повозку, испуганно глядя на взмыленных коней, и еще более испуганно заглядывая за них, на друзей.

— Да, — успокоила ее Анна. Хотя по-хорошему, надо было сделать строго наоборот. В голове шумело все сильнее. Но жрица уже подбежала и начала отстегивать с ее шеи кожаную бармицу с вклепанной в нее стальной полосой.

— Он ушел эфирным броском, — прокомментировал Винсент. — Значит, ушел недалеко. И бросок делается к метке, которую ставишь заранее. Дай угадаю, где метка?

— В повозке с красной заплаткой, — буркнула Анна и зашипела от боли.

— Вот-вот, — маг взмахнул рукавом, из него вылетел серый ворон, и, заложив вираж, полетел в сторону зеленых холмов.

— Хотя бы реликвию ордиса мы отбили, — сказал Дмитриус. Его гнутая железная ладонь указывала на магичку воды. — Посмотри у нее в поясной сумке.

— Откуда знаешь? — удивилась Анна.

— Слышу. Вокруг нее нет вибраций и звуков. Вообще.

— Эй, хватит болтать! — возмутился распростертый на земле Кел. — Освободите меня!

Лисий суд

<сenter>Глава двенадцатая, где Лисы убивают пленников.

— Снимите меня! — визжала Неженка, дрыгая ногами и звеня цепями колодок. — Что я вам сделала? Нельзя так с детьми! Я еще не замужем!

Ей и правда было лет шестнадцать, хотя по разбитому лицу и не скажешь, даже после того, как Анна аккуратно обтерла его. Но, например, запястья у магички были вот совсем детские. А цинизм как у сорокалетней.

— Не замужем, — подтвердил толстячок, единственный, не висящий в кандалах, а сидящий у ног Неженки. — Но такие серенады выводит, когда Убой ее в шатре дерет, что все убойцы заслушиваются.

Убойцами звался их вшивый отряд, и "вшивый" было не метафорой.

Злюка, услышав последнюю фразу, метнула в огнемага невидимое копье ненависти, которое пронзило бы его брюшко и намертво пригвоздило к земле, но увы, невидимые копья обычно не долетают до цели.

— Я читал, — тут толстячок вдруг смутился и покраснел, — то есть, от мужиков слыхал, что юные девы не горячи к мужеложеству, нет в них страсти, она с годами накапливается, как в ценном сосуде дорогое вино. А Лилла младая, но уже и горячная. Хотя, может, она изображает.

В одной этой фразе было сразу столько всего не так, что Лисы смогли лишь покачать головами. А Злюка, судя по ее остановившемуся, остекленевшему взгляду, методично раскладывала невидимые внутренности огнемага на невидимой разделочной доске.

— Гидра вообще безумица, — тут же доверительно прибавил толстик, кивая на мечницу, — встает внутри шатра и охраняет. Они с голыми задницами, она с обнаженными мечами. Убой не хочет, чтобы кто-нибудь его в спину ударил, пока он на мели. Вот она и постаивает.

На мели? Анна хотела было уточнить, почему он применяет выражения совершенно несуразно их настоящему смыслу? Но не успела.

— Ах ты жирный слизняк! — взъярилась Неженка, лицо ее не по-детски исказилось злобой, на мгновение превращаясь в сморщенную маску, словно прежний юный облик растворился, а из-под него проступил мятый жизнью, чуть ли не старческий. Резкий плевок угодил магу на макушку и зашипел.

— Ааа! Она кислотную каплю вышмыгнула! — закричал огнемаг, тряся головой, безуспешно пытаясь извернуться и стереть мучительно разъедающую слюну. — Дайте ей в губы, а то сейчас кандалы себе проест и начнет снежками кидаться!

Но шипучей магии воды было всего-ничего, она уже испарилась, хотя у бедного толстячка, наоборот, обильно увлажнились глаза.

— Больно, аж слезки сводит... — пожаловался он.

Похоже, у мил-человека было что-то с головой, причем, задолго до того, как Лилла плюнула туда кислотой. Этим объяснялась и его послушность в бою, и бесстрашные россказни при своих. Маг-имбецил, такого Лисы еще не встречали.

— Забыл, как я тебя наказывала, прикормыш! — прошипела магичка, стуча колодкой и пытаясь пнуть его носком сапога, но безуспешно. — Еще раз раздеть догола и подморозить твои муды?

— Нет, — побелел тот, как испуганный ребенок, вскинув вверх просящее лицо, — не надо, Лилла, не надо.

— Заткнитесь оба, — резко и зло сказал Ричард, вставший напротив пленников с наложенной на тетиву стрелой. — А то железом накормлю.

Маг вздрогнул, пряча голову в колени. Неженка прикусила язык. Лицо ее сделалось притворно-покладистым, но в уголках глаз и губ морщилось желание вскинуть свободные руки и выпустить колючую ледяную злость, чтобы наказать тех, кто прицепил ее на стену броневагона — где она висела, задыхаясь от бессилия, как рыба, выброшенная из воды.

Семеро пленников тесным ковром тел повисли на рабской стене, напротив расположившихся полукругом Лисов. Нахохленный огнемаг мятой грудой сжался у ног Неженки. Места и кандалов хватало как раз на восьмерых, но пухлого решили не вешать за примерное поведение, чтоб показать остальным, что идущий на сотрудничество получает поблажки. Хотя руки свели за спиной в неудобную "бабочку", одев антимажью защелку, пальцем не шевельнешь. Трое пленников были еще без сознания, двое мычали от боли, не приходя в себя.

Алейна все же подошла и осмотрела их, остановила кровотечение там, где это требовалось, не нашла серьезных ран и удовлетворенно кивнула. Тратить силы, исцеляя врагов, даже она не любила, ведь потом может не хватить, чтобы спасти друга. Любая магия небезгранична, как и дары Богов; подобно теням Винсента, каждая следующая из которых слабее предыдущей, свет в Алейне так же слабел, чем больше она его тратила. И если он истратится и погаснет весь — остается лишь ждать до рассвета, когда силы вновь восполнятся с первым лучом солнца.

Анна сидела под походным плащом, с голым левым плечом и едва укрытой грудью, а с другой стороны была перевязана чуть ли не до поясницы. К моменту, когда Алейна сняла с нее нагрудник, чтоб исцелить рассеченную спину, оказалось, что рана уже срослась сама. Перезибыток виталиса в теле нашел, куда себя применить. Хорошая порция черевичной мази, промасленная накладка и мятные слезы привели Анну в состояние почти удовлетворенности. И драться больше не хотелось, хотелось неделю жить на берегу шумной горной речки и по полдня купаться и гулять, а вторые полдня валяться в траве.

Снятое с мародеров оружие свалили в кучу, а ценные вещи, которые из всех присутствующих были только у Неженки, лежали на ее же шейном платочке у ног черноволосой. Двенадцать, между прочим, колец, три броши и четыре цепочки с амулетами. Ни одного реально ценного. И набитый серебром с медью кошелек, расшитый бисером.

— Надо решать, что делать с этими и с остальными, — сказал Ричард намеренно громко, чтобы пленники понимали, решается их судьба, и не рыпались лишнего.

— А что ты предлагаешь? — тихо спросила Анна, обращаясь уже так, чтобы слышали только свои.

— Ясно что, поубивать всех, и дело с концом, — в тон ей ответил рейнджер. — Можно отдать друдам, и поминай как звали, и руки чистые. Но мы с Дмитриусом можем и сами их прикончить, у меня нигде не екнет, у него тоже.

Стальной молча, с негромким скрежетом кивнул.

— Даже девчонку? — спросила Алейна, которая еще ничему не возражала, но уже встала рядом с Келом, будто формируя альянс тех, кто против.