— Довести себя до оргазма после того, как медленно и подробно изучишь собственное тело. Хочу, чтобы ты рассказала мне после этого о том, где тебе особенно приятно чувствовать прикосновения.
Внезапное. Кислородное. Голодание.
— Ч-что? Как... каким образом... я не...
Мою уверенность изгнала мысль о необходимости делать с собой что-то подобное. Непозволительно постыдное. Невероятно развратное. Даже грязное.
Боги, что же он со мной делает?..
— Ты прекрасно знаешь, каким образом, — его горячее дыхание касалось щеки и шеи, заставляя жутко нервничать. — Можешь сделать это рукой, а можешь — подручными средствами. Внимательно изучи своё тело, пойми, что ему нравится. Не жалей на это времени. Ты же старательная ученица, Эла? Я верю, что ты и на этот раз справишься со всем идеально.
— Ты... ты не шутишь? — уточнила я срывающимся голосом.
— А похоже, что шучу?
Отступив от Диса на шаг, я заглянула в его горящие глаза.
Нет, не похоже.
39 глава.
Почему-то именно с тех самых пор моё обучение-приручение взяло под контроль все мои мысли. Обязанности главы клана казались мне теперь чем-то второстепенным, более далёким и не таким явственным, как, например, "домашнее задание", которое мне поручил Десница. Но, думаю, "наставник" должен быть только рад такому усердию.
Теперь, когда я смотрела на Диса, я ловила себя на мысли-понимании, что всё и так зашло слишком далеко. А должно зайти ещё дальше. Меня это пугало, а его — заставляло предвкушать. В последнее время я стала замечать на бледном, как холодный лунный свет, лице отражение эмоций, незнакомых этим чертам ранее. Я предпочитала считать, что изменился именно Дис, а не я. И изменился кардинально.
Его взгляд, его речь, манера двигаться или, напротив, хранить полную недвижимость в моменты тяжелых раздумий или принятия важнейших решений. Его ледяная бесчувственность и сдержанность, содержащие некую неприкосновенную загадку. Всё это обладало тонкой магией, раздражающей меня своей притягательностью.
Я стала ещё больше понимать, чем Десница заслужил пылкие взгляды Мадлен. И всех тех женщин, что были у него. Ведь у него их было много?
Когда я словно ненароком обронила этот вопрос, Дис долго молчал, глядя на меня с легким прищуром, словно пытаясь понять, что за игру я веду. А мне просто нужно было знать, где он научился понимать женскую суть, а ещё — этой особой осторожности, которая не свойственна всем мужчинам, чье призвание — разрушать.
— До твоего брата мне далеко, — ответил он в тот раз, отведя взгляд.
— Почему? Ты не любитель... всего это?
— Просто у меня есть пара недостатков.
— Каких же?
— Я меченый альбинос.
И тут он был прав. Это, пожалуй, были единственные его "недостатки". Других я не замечала даже при желании их обнаружить.
Прежде чем тема была закрыта, я узнала, что он спал лишь со шлюхами... не только с теми, которые берут деньги за свои услуги. О существовании любви Дис знал понаслышке, как и я. Сей факт сближал так же, как дата рождения и клан.
Я верила, что есть ещё масса неоткрытых важностей и незначительных мелочей, объединяющих нас. Но путешествие в его обезвоженную, иссушенную, колючую душу казалось мне страшным и совершенно безнадёжным предприятием.
Но ведь в нём было что-то ещё? То, что заставляло его отказаться от Мадлен, потому что она была слишком хороша и заслуживала лучшего мужчину. То, что вынуждало помогать мне... некое замаскированное под безразличие благородство.
Хотя, когда он интересовался у меня об успехах в последнем "пункте", благородства в его словах не наблюдалось.
Поразительно... в отличие от задания с платьем, о котором Дис не вспоминал с месяц, о моих достижениях по части самоудовлетворения он решил осведомиться уже через неделю. Выбрав для этого "подходящее" место и время.
Наблюдая за динамично продвигающимися военными учениями с трибун, затенённых навесом, я испытывала чувство непомерной гордости, практически позабыв о существовании Десницы. Хотя мужчина сидел рядом. Стоило сделать глубокий вдох, и я коснулась бы его плечом.
Утонув в шуме, я вздрогнула, когда моего слуха коснулся тихий шепот, а щеки — чужое дыхание.
— Выглядишь очень довольной, босс. Могу предположить, что ты справилась с очередной задачей на отлично. Не хочешь похвастаться успехами? Ты сделала это сегодняшним утром? Или ночью?
Рядом находился Лайз, Бартл и Олафер. Бурное проявление эмоций в связи с бесцеремонным интересом моей "правой руки" было небезопасным.
Наклонившись к мужчине, я едва слышно ядовито поинтересовалась:
— Ты не мог выкроить время для этого вопроса чуть раньше?
— А ты?
Да я бы никогда в жизни не решилась подойти к нему с докладом о выполнении этого "задания" первой. К тому же, докладывать было не о чем.
— У меня... я... в общем, я ничего не смогла сделать. Увы.
Горячий выдох обжег кожу шеи, вынуждая мечтать о побеге. Мужчина сидел слишком близко для ведения подобных переговоров.
— Плохо стараешься, босс.
— Да как ты... — стиснув зубы, я зашипела: — Я старалась очень хорошо, ясно тебе? И всё равно ничего не вышло! Мои руки... слишком холодные, я не чувствую ничего, кроме отвращения!
— Попытайся сделать это, принимая горячую ванну, — посоветовал участливо Десница, а я просто не могла поверить, что мы ведём этот разговор буквально на виду у всего клана.
А ещё... говоря все эти вещи, он ведь представляет меня, выполняющей их, не так ли?
— Я не буду делать это нигде больше! — отрезала я шепотом.
— Саботаж?
— Я не буду, потому что это совершенно бесполезно! А не потому, что мне... не хочется. Я ничего не чувствую, понимаешь? — кроме прожигающего меня насквозь стыда. — Что, если я совершенно испорчена? Если я больна настолько, что никогда и не смогу... ощутить это? Ты никогда об этом не задумывался?
Я, например, думаю об этом постоянно в последнее время. Это казалось таким очевидным теперь, после того как я безуспешно, но исправно раз за разом, лежа в темноте, пыталась испытать хотя бы тень того, что так восхваляет человечество. Но тело оставалось безразличным к прикосновениям моих неумелых, обжигающих холодом рук.
— Задумывался ли я над тем, сможешь ты кончить или нет? — уточнил Дис. Его низкий, хриплый голос ускорял сердце. — Я уверен в том, что сможешь. Но мне придётся немного тебе помочь.
— По... мочь? — переспросила я, стискивая пальцами ослабевшие колени. Досадуя на утрату примитивной способности ходить. Так что, да, похоже Дису придётся мне подсобить с кое-чем.
— Разнообразим сегодня наш рабочий день.
И едва ли это было предложением. Самодовольное чудовище уже всё решило и продумало, глядя в сторону полигона с предвкушением, заметным только мне. Дису доставляло удовольствие делать меня слабой и заикающейся, это стало очевидным уже довольно давно. Поэтому он ни в коем случае не упустил бы возможности низвести меня до положения пульсирующего средоточия истерики. При этом делая всё столь искусно, медленно и ненавязчиво, что в итоге виноватой в собственном отчаянном положении считалась я.
Манипулятор.
Оставалось непонятным только, отчего, ненавидя эту "терапию", я думала о ней непрерывно? Замечая за собой всё меньше банального страха и всё больше беспокойного ожидания. Моё сумасшествие просто меняло полюс.
Потому, когда поздним вечером Десница закрыл дверь кабинета, приближаясь ко мне, застывшей у стеллажей с важнейшей документацией, морально я уже была готова к его "помощи". Сказать откровенно, под паникой, обернувшей сердце, зарождался интерес: каково будет испытать то, за чем так неистово гоняется большая часть человечества? Теперь это "лечение" уже нельзя было назвать исключительно необходимостью, навязанной мне скорой свадьбой.
И всё-таки, прижавшись спиной к несгораемому шкафу, я выглядела как подготовившийся к расстрелу солдат. Руки по швам, серьёзный взгляд исподлобья, напряжение выдаёт даже движение губ.
— Не смотри на меня так, — усмехнулся остановившийся в полуметре от меня мужчина. — Я не буду прикасаться к тебе сегодня.
— Нет? — недоверчивость моего голоса его явно забавляла.
Что тогда он подразумевал, говоря о "помощи"?
— Раздень меня.
Прохлада твердой поверхности шкафных дверей помогала справиться с вспышкой недоумения или даже шока.
— К-как... ещё раз? Ты... ты хочешь, чтобы я...
— Просто сними с меня рубашку, — обозначил границы нового задания не изменяющим спокойствию голосом Десница. — Поверь, в браке тебе пригодится этот навык.
Медленно, словно нехотя смиряясь с ближайшим будущим, я опустила взгляд на стройный ряд мелких пуговиц. Их всегда было так невозможно много? И почему он не соизволил надеть сегодня футболку?
Если не смотреть ему в лицо, можно свести задачу к банальному повторению одного и того же движения. Не задумываясь над тем, как это выглядит со стороны.
— Давай, Эла, — подтолкнул меня с некоторой долей иронии Десница. — Мужчинам нравятся инициативные. Не думаю, что твой брат — исключение.
Обезвреживать бомбу было бы легче.
Подняв руки, я коснулась одеревеневшими пальцами верхней пуговицы, вытаскивая её, изворотливую и такую раздражающе маленькую, из петли. Передохнув с полминуты, я принялась за вторую, зная, что за моими действиями пристально следят. Дойдя до третьей, я набиралась сил всего несколько секунд. Делать это, убеждая себя в неодушевлённости подопытного, куда проще... Но в один момент Дис сделал глубокий вдох, и я отдернула руки, словно его движение обожгло меня.
Моя пугливость наверняка злила, но Десница не проронил ни слова, давая мне закончить дело в неторопливом темпе умственно отсталого ребёнка.
Разобравшись с манжетами, я облегченно вздохнула.
— Снимай, — хрипло подсказал мужчина, и я, поджав губы, стиснула пальцами ткань на его груди, раздвигая, стягивая вниз.
Чёрт возьми, и это я пару лет назад с такой беспечность следила за ним в ванной? Что стало со мной? Как один поцелуй мог изменить меня столь сильно? Это не поцелуй, а вопиющее преступление. И пусть преступник даже не рассчитывает на моё прощение.
Его торс походил на оскверненную мраморную скульптуру. Под росписью разновидных шрамов скрывалась идеальность, если говорить о человеческом теле. О теле мужчины. Симметрия, гладкость, твёрдость, поразительная белизна и прозрачность. Под тонкой кожей, обделённой цветом, виднелось переплетение вен.
Глядя на него, я начинала верить в мной же придуманный миф о его исключительной хрупкости: в нём было что-то... хрустальное.
— Ты в порядке? — вывел меня из задумчивости чужой голос, и я подняла голову.
Мой остекленевший взгляд был напрочь лишен осознанности.
— Д-да... я... ничего такого. Всё хорошо.
— Сможешь прикоснуться ко мне?
Я никогда не испытывала трудностей с прикосновениями к мужчинам. Я росла среди них. Я привыкла к их обществу. Тогда почему сейчас так трудно просто представить это?
— Я могу принести перчатки, — предложил сухо Дис, но я покачала головой.
— Мои руки... холодные... мне самой неприятно к себе прика...
Я проглотила слова, когда мои ладони оказались зажаты в его руках. Медленно, но настойчиво мужчина притянул их к себе, кладя на грудь. Глядя на свои ладони, лежащие на чужом, белом, как будто светящемся изнутри теле, я задышала прерывисто и часто. Понимание того, что я прикасаюсь к его обнажённой коже, расползалось внутри дрожью.
Замерев на минуту, я просто наблюдала вызывающий контраст своих рук и его кожи. Ощущала холодными пальцами тепло и биение чужой жизни. Ритм его сердца едва ли уступал по скорости моему.
Интимность этого момента смущала меня в той же степени, в какой и околдовывала. Дис казался мне живым в ту минуту больше, чем когда-либо.
Подняв глаза, я задумалась над тем, какие на ощупь его волосы. Они походили на колючий снег.
Поймав мой взгляд, мужчина тихо осведомился о причинах моего оцепенения. Кажется, он сделал предположение... среди его слов опять затесалось имя Индры. Мол, я не должна волноваться, ведь у моего будущего мужа не должно быть смущающих женский взор изъянов. Тогда как Дис — только лишь опытный образец, поэтому я должна ему извинить очевидное уродство.
— Твои волосы, — прошептала я неразборчиво, заставляя его внезапно замолчать. — Могу я прикоснуться к ним?
* * *
Пункт "и" растянулся на пару недель. Трудный, поначалу изнуряющий и настолько личный, что мне оставалось лишь удивляться, как Дис мог подпустить меня к себе настолько близко. Возможно ли, что эта "терапия" меняла не только меня?
Сегодняшним вечером я оказалась сидящей на краешке рабочего стола. "Доктор" стоял напротив, совсем близко, обнажённый по пояс. Дверь была закрыта, а кабинет погружён в сосредоточенную тишину.
Который день я изучала неповторимый узор его шрамов, карту самых хреновых событий его жизни. Находя очередной "штрих", я удовлетворенно щурилась: я знала наверняка, что о его происхождении и нахождении известно из ныне живущих лишь нам двоим.
Поощряя моё усердие, Десница называл "имя" каждого шрама: человека, который его оставил, и место, где Дис его заработал. И я запоминала каждый с первого раза, проводя по нему пальцем, повторяя про себя и вслух. Почему-то моя весьма избирательная память посчитала эту информацию жизненно важной.
— Эта Цитра... совсем не ласковое местечко, — пробормотала я, вспоминая слухи об этой райской планете.
Для кого как.
Узнать о том, что Дису некогда выпала роль чужого развлечения, было для меня шоком. Я понимала, что меченому изначально закрыты все дороги, ведущие к счастью. Но меня, например, обходили стороной и старались не трогать. Тогда как Дису его проклятье и экзотическая внешность вымостили путь в Фомальгаут — главную арену Цитры, основанную в угоду кровожадной, азартной толпе. Бои без правил и законов. Бои на смерть. Он попал туда в двенадцать лет и протянул четыре года, пока Паймон не забрал его оттуда, наверняка тем самым спасая жизнь.
Десница не помнил, когда убил в первый раз. Возможно, он сделал это ещё в младенчестве, и первой его жертвой была его собственная мать. По крайней мере, именно так рассказывал ему тот, кто долгое время называл себя его хозяином. Дис ничего не знает о своей родине. О своих родителях. Своей семье. Он привык считать себя никем, и даже по-своему гордился этим обстоятельством, делающим его в своём роде особенным.
Паймону достался по-настоящему проблемный ребёнок: перевоспитать Диса, даже просто приучить его к новому имени, стоило титанических усилий. Бывшего босса Децемы можно по праву называть чудотворцем, ведь передо мной сейчас стоял уверенный в себе, стойкий человек, а не сумасшедший, потерявший людской облик социопат. О его тяжелом прошлом могли рассказать лишь его тело и взгляд, как будто укоряющий или презирающий всё, что видит.
Я помнила, что на этой леденящей кровь "карте" некогда память о себе оставила и я. Моё имя носят рубцы на бёдрах Десницы. Понимание этого стоит между нами, почти материальное, делая момент ещё более личным, утяжеляя дыхание.
