— В смысле?
— Мне как-то довелось видеть, охоту на это животное. Незабываемое зрелище. Охотники гнали ее к утесу почти суман, теряли след и снова находили, а затем снова теряли. Когда, наконец, им удалось загнать ее в угол, у нее в глазах появилось то же самое выражение, которое иногда проскальзывает во взгляде нашей девчонки, когда она смотрит на послов и позволяет себе проявлять какие-то эмоции. Я не уверен в том, что это было, но хорошо помню ее глаза. Там была и ярость, и решимость, и упрямство, и гордость, но и ожидание удара, возможно смертельного. Как только первый из этих самоубийц сделал к ней шаг, кошка вцепилась ему в горло. Зверь загрыз еще троих из семи охотников прежде, чем удалось ее убить, но буквально за вдох до выстрела она шагнула с обрыва, сжимая в зубах свою последнюю жертву, их тела так и не нашли, — закончил он, а затем поднял на меня свой взгляд, с трудом возвращаясь из воспоминаний. — Для такого поведения должны быть причины.
— Какими бы не были эти самые причины, ей бы лучше прекратить этот спектакль. Она здесь, чтобы работать, свои семейные проблемы, пусть решает в свободное время.
— Мне кажется, ты не прав Ширан, она просто действует на опережение, — я расхохотался.
— Может, все-таки пойдешь по стопам отца и станешь дипломатом?
— Я серьезно, ты слишком многого требуешь от нее. В конце концов, она тоже что-то да чувствует.
— Ну да, ну да, — я махнул рукой. — Мне просто нужно, чтобы она выполняла, то для чего я ее нанял.
— Ага, а еще чтобы она ластилась к тебе кошкой, была мягкой, нежной и непроходимо тупой, тогда ты сможешь вздохнуть спокойно и отстать от нее, — я зарычал. Видимо, Рик слишком давно не получал по морде.
— Не передергивай, ты не прав, — ответил я тихо, цедя слова сквозь зубы и пытаясь унять вспыхнувшую ярость.
— Хорошо, если так. Но мой тебе совет, определись уже, кто тебе нужен: охотник или покорная любовница, такая как Кэссиди, — тихо добавил он и растворился в толпе.
Я остался стоять на месте, до феечки оставалось всего пару шагов, но... Каленым железом в голове отпечатались слова друга. Я никогда не врал себе особенно в том, что касалось моих желаний. И начинать не собирался. Да, я хочу видеть ее в своей постели, но не смирную и покорную, а такую, какой уже привык видеть — дерзкую, ехидную, яркую. Да, я хочу понять, что скрывается за всеми этими тайнами и недомолвками, в которые она так тщательно кутается. Но хочу ли я этого настолько сильно, чтобы не обращать внимания на ее откровенно хамское и вызывающее поведение, на ее беспрекословное желание не подчиняться, на ее грубость? И снова ответ вышел положительным. Я улыбнулся, ну вот мы и определились с этим вопросом. Остался еще один... Я посмотрел в сторону Кэссиди, она поймала мой взгляд и, отсалютовав бокалом, ослепительно улыбнулась. Сама невинность. Интересно, насколько действительно она чиста и непорочна? Если хотя бы на одну сотую — можно считать ее подарком небес.
— Фина Кэссиди, — я склонился над тонкими дрожащими пальчиками, — вы просто очаровательны. Смею ли я надеяться, на то, что вы не забыли про данное мне обещание? — девушка покраснела, но взгляда не отвела.
— Нет, Ваше Высочество, первый танец ваш по праву, — она присела в легком реверансе, и тут же зал наполнили звуки музыки.
Феечка танцевала легко и плавно, каждое движение, каждый шаг и наклон головы был грациозным, почти ленивым и элегантным, но при этом просто убийственно сдержанным и пристойным. Улыбка ни на миг не покидала ее, а в глазах светился почти детский восторг. Мы вели пустую ничего незначащую беседу, и мне было скучно почти до зубного скрежета. Вдруг младшая графиня подняла на меня серьезный взгляд и вздернула к верху очаровательный носик.
— Не сердитесь на Диану, — снова проявления сестринской любви?
— Я не сержусь.
— Сердитесь, это видно, — упрямо повторила фея.
— Знаете, я восхищаюсь вашей преданностью сестре.
— И совершенно напрасно, я просто... люблю ее, — последние слова прозвучали тихо, но достаточно твердо, чтобы поверить в них.
— Я ни в коем случае не хочу обидеть вас, но, мне кажется, вы тратите свои чувства впустую.
— Вы ошибаетесь, рано или поздно Диана если и не примет мою любовь, то хотя бы смирится с ней.
— И вам будет этого достаточно? Простого смирения? — я озадаченно разглядывал фею.
— Не знаю, — она чуть огорченно вздохнула и замолчала. Но через вдох подарила мне очередной упрямый взгляд. Я читал ее чувства, даже не напрягаясь. Смятение, уверенность, страх и надежда. Последняя эмоция была сильнее всех. Ярче. Горела сильно и ровно, словно огонек новенькой свечи. — Но я пока не хочу отступать.
— Почему? Вам ведь каждый раз больно от ее слов и поступков, так зачем вы мучаете себя? — силился я понять поведение младшей графини.
— Скажите, что вы думаете обо мне? — она подняла испытующий взгляд. Причем здесь это? Я задумался на вдох. Вот теперь аккуратно.
— Вы сильная, умная, мягкая, иногда немного наивная, — судя по взгляду Кэссиди, последняя характеристика ей мало понравилась. Женщины... — В хорошем смысле графиня, прошу, не обижайтесь. Я только хотел сказать, что вы необычайно светлое создание, — она почему-то лишь сильнее нахмурилась, и уголки губ нервно дернулись.
— Я не так наивна и не так чиста, как кажется Ваше Высочество. И поверьте, я вполне заслужила такое отношение к себе со стороны Дианы. Поэтому терплю. Это мое наказание и искупление, — она замолчала. Я склонил голову набок, внимательно разглядывая такое непривычно серьезно лицо.
— Ей не нужна ваша любовь Кэссиди, она вообще не нуждается в этом чувстве, — мягко, стараясь не обидеть, ответил я.
— Вы не правы. Каждый нуждается в любви, а Диана больше всех.— Я ничего не ответил, потому что не знал, что говорить... Да и что можно ответить на такое? Зачем разбивать стеклянный мир, в котором живет фея, зачем показывать туда дорогу тьме и ночи, зачем прожигать кислотой правды и без того хрупкие стены? Нет. Она очаровательна в своем незнании, прекрасна в своем заблуждении и так отважна в своем непонимании. И кто знает, но, может, она — любимица богов, и все останется так, как есть? Странно, но почему-то хотелось в это верить. Музыка кончилась и я, поцеловав ей руку, отпустил.
Я наблюдал за Кэссиди весь остаток вечера. Она смотрела на все широко открытыми глазами, с почти детским восторгом. Разглядывала толпу, улыбалась, смеялась, легко вела беседу, как-то по-детски кокетничала. Каждая новая эмоция отражалась на ее лице и в глазах, как в зеркале: задумалась, испугалась, насторожилась, оскорбилась, повеселела. Легко, беззаботно, она была здесь... к месту. Во взгляде не было скуки и наигранной пресыщенности, что в последнее время стало модно. Она не вздыхала и не закатывала в притворстве глаза, не морщила нос и не корчила гримасы. Мы танцевали с ней еще два раза, и во время этих танцев я смеялся и улыбался так, как, казалось, уже давно разучился. Вообще ощущения были странными и новыми — легкость, спокойствие, отрешенность. В какой-то момент, я поймал себя на мысли, что хочу снова поцеловать ее. Я усмехнулся. Непорочная невинность. Ну, кто бы мог подумать? Эмоции Кэссиди были под стать моим, да и вообще вечер выдался на удивление тихим. Правда время от времени в общем фоне я ловил едва различимое беспокойство и напряженность. А что самое интересное никак не мог понять, от кого они исходили. Но к тому моменту, как гости начали расходиться это чувство сошло на нет. Я свернул к своей комнате и уже взялся за дверную ручку, как сзади послышался шелест юбок. Хм, что-то долго она.
— Ты научилась терпению, Лита? — я обернулся. Демонесса стояла почти вплотную ко мне.
— Пришлось, — недовольно выдохнула она и подалась вперед всем телом, положив руки мне на плечи. — Ты сегодня был исключительно неуловим, такой общительный, гостеприимный... К чему это? — протянула она, погладив меня по щеке. Я не пошевелился и не счел нужным отвечать. — Или все это результат влияния той мелкой крылатой?
— Ты пришла... поговорить? — я намотал ее распущенные волосы на руку. Лита откинула голову назад и облизнула губы. Пошло и уже не так соблазнительно, как раньше.
— Я скучала, — прохрипела она, проводя рукой по моей груди.
— Да? — я еще чуть-чуть отвел руку, демонесса сильнее прогнулась. Глаза лихорадочно блестят, жилка на шее бьется как сумасшедшая, напряженно вздрагивают тонкие ноздри. Действительно, что ли соскучилась? Ну надо же...
— Что ж, — я отодвинулся в сторону и повернул ручку, снимая по пути охранки, — заходи.
Как только за нами закрылась дверь, Лита накинулась на меня с поцелуями, лихорадочно комкая рубашку. Я вдохнул ее запах. Практически все тот же — какие-то терпкие и сладкие фрукты. Единственное, что было новым — легкий горький оттенок травы. Развернув ее спиной к себе, я расшнуровал платье и спустил лиф до талии, от каждого моего прикосновения она вздрагивала и выгибалась. Кончиком пальца, по старой привычке, я обвел татуировку на левой лопатке. Лита вскрикнула, и резко развернувшись, рванула мою рубашку, не обращая внимания на постепенно спадающее к ногам платье. Вот, что хорошо в старых любовницах, они всегда знают, что тебе нужно. Я слегка улыбнулся, девушка подняла на меня затуманенные глаза, дрожащими руками стараясь расстегнуть штаны. Затем развернула спиной к кровати, и, не прекращая целовать, стала подталкивать в ее направлении. Невольно хмыкнув, я подчинился, и она опрокинула меня на покрывало. Платье Лита потеряла еще на середине пути, и сейчас, стоя передо мной полностью обнаженная, тяжело дыша, пристально всматривалась в мое лицо.
— Ты... странный сегодня, словно не со мной... Какой-то холодный, — наивная дура. Пришлось схватить ее за руку и опрокинуть на себя. Она сдавленно охнула, но тут же взяв себя в руки снова меня поцеловала. Ничего нового этот поцелуй с собой не принес. Я как-то отстраненно наблюдал за всеми ее движениями и действиями. За тем, как тонкие бледные руки скользят по моей груди, за тем, как от каждого вдоха поднимается и опускается полная и в принципе достаточно красивая грудь, как темные почти черные волосы опускаются на живот, пока она целует и обводит его пальцами, спускаясь ниже. Она снова провела руками по груди, слегка царапнув, не прекращая целовать и прикусывать живот. Рваные плети силы требовали сжать ее тонкую шейку, перехватить инициативу, а затем свернуть эту лживую голову, но я остался лежать на месте, лишь жестко улыбнулся. В этот момент Лита подняла голову и, перехватив улыбку, замерла.
— Передумала? — тихо спросил я. Она тряхнула головой, облизала губы и вернулась к прерванному занятию. Я чувствовал, что она уже почти на грани, видел лихорадочный румянец на щеках и шее и полубезумный блеск в глазах. Лита всегда была ненасытной и очень чувствительной. Ей хватало пары прикосновений, чтобы взорваться. Она подняла на меня глаза и, не отрывая взгляда, облизала головку кончиком языка. У меня невольно вырвался рык. Демонесса победно улыбнулась и обхватила член у основания. Я вцепился в ее волосы.
— А ты, смотрю, не растеряла навык, — непонятно как прохрипел я.
— Хороший... учитель, — донеслось в ответ едва слышное. Духи грома, она меня в могилу сведет этими медленными движениями. Я обхватил ее голову двумя руками, задавая темп, она уперлась ладошками мне в бедра, подчиняясь заданному ритму, и опустила щиты. Сквозь пелену накатывающего экстаза я видел, как демонесса обхватила свою грудь и начала пощипывать сосок. Я еще увеличил темп и теперь доставал ей до задней стенки горла. Лита начала стонать. От ее стонов волна вибраций прокатилась по члену, усиливая возбуждение. Я готов был кончить, и, почувствовав это, демонесса попробовала отстраниться. Ну нет милая, ты сама решила идти до конца. Я сжал челюсти, еще немного... На руках появились шипы, демон внутри меня гортанно взвыл, я вцепился руками в покрывало, раздирая его в клочья. Когда, наконец, я смог отдышаться и открыть глаза, увидел Литу с сияющим чисто женским превосходством лицом. Она устало и блаженно улыбалась. Денег ей, что ли, за старание предложить? Встав с кровати и подняв с пола платье, я швырнул его демонессе.
— Одевайся, — хлопая глазами, она растерянно смотрела на меня. Я достал из шкафа халат и, одевшись, сел в кресло.
— Ран, — прижимая к груди платье, пролепетала она. — Я не понимаю.
— Зачем ты здесь, Лита?
— Я же сказала...
— Лита, — не повышая голоса, повторил я. Ее все еще трясло и желание все еще кипело в ее крови, я чувствовал это почти физически. Идиотка. Зачем было опускать щиты и ловить отголоски моего удовольствия?
— Ходят слухи, — выругавшись и сверля меня злым взглядом, начала она, — странные слухи. О том, что на границе гибнут люди, о том, что на тебя работает какая-то странная девчонка, и ты стягиваешь сюда из столицы все больше и больше солдат и дознавателей. Слухи о том, что послы у тебя во дворце появились не просто так и это не дружеский жест со стороны Физалии, а последняя попытка заключить мирное соглашение перед объявлением войны, — я сжал подлокотники с такой силой, что дерево под моими пальцами затрещало.
— Значит война? — я сощурился. — И кто распространяет эти слухи?
— Я не знаю, — пожала она плечами.
— Лита.
— Я. Не. Знаю, — рыкнула она
— Не заставляй меня ломать твои щиты, тебе не понравится, — ее лицо пошло пятнами, она закусила губу. Я вздохнул и потянулся к ее сознанию.
— Да чтоб тебя сирены на дно утащили, я действительно не знаю! — истерично проорала она, как только я снес поверхностный щит. — Я на очередном балу услышала и сразу сюда рванула!
— Можешь отправляться назад, в столицу. Твои земли в безопасности.
— То есть войны не будет?
— Нет.
— Но слухи...
— Не выводи меня, — я устало откинулся на спинку. Через вдох я почувствовал на своей щеке ее ладонь.
— Я конечно же уеду, — прошептала она у моих губ, — но только завтра. А сегодня, может, закончим то, что начали?
— Все, что мне надо было, я уже получил. Ты мне больше не нужна, — Лита отскочила от меня и замахнулась для удара. Тупая баба. Я перехватил ее руку и с силой сжал запястье. Брюнетка тихонько взвизгнула и попробовала освободиться. Я лишь усилил хватку, понимая, что еще чуть-чуть и кости не выдержат. Сила во мне взбесилась. Сломай, накажи, сделай больно, убей. Соблазн пойти на поводу у инстинктов был велик. Первобытная ярость так заманчива. Я пришел в себя, только когда девушка упала на колени возле моих ног, и из-за боли начала трансформацию. По ее щекам катились слезы, пришлось разжать пальцы.
— Пошла вон, — она поднялась на дрожащих ногах, натянула платье, в бессильной ярости сверля меня взглядом.
— Ты еще об этом пожалеешь Ран, — прошипела она и вышла. Я тут же поднялся, с отвращением сдернул с кровати покрывало и распахнул окно. Я вглядывался в ночь еще около оборота. Мыслей не было абсолютно. Кому нужны слухи о надвигающейся войне? Что делать с феями? Что делать с охотницей? И вопрос на миллион аржанов — оно мне надо? От нерадужных мыслей меня оторвал голубой камешек, начавший тускло поблескивать у меня на шее. Близнец того самого исфита, что я отдал Диане.
