— Ты оставляешь меня здесь одну? — спросила Нисса.
— Корабль запрограммирован отвечать тебе, если что-то пойдет не так. А пока мы все еще сможем поговорить.
После того, как он с трудом облачился в скафандр — Кану никогда не считал это быстрым или легким процессом, несмотря на годы, проведенные на Марсе, — он прошел через ближайший к повреждению воздушный шлюз, который вывел его на грань космоса. Он высунул голову и верхнюю часть туловища в настоящий вакуум, любуясь открывшимся видом. Корпус простирался по обе стороны от него — иногда казалось, что это потолок, иногда — что это пол или отвесный склон скалы. Большая часть пути была гладкой, но кое-где были предусмотрены опоры для рук и ног, и при некоторой концентрации он мог проложить маршрут, который привел бы его к поврежденному участку, который в настоящее время скрывался из виду.
— Мы можем это сделать, Свифт?
— С осторожностью, Кану. Я позволю тебе проявить инициативу до тех пор, пока не почувствую необходимость вмешаться. Постоянно поддерживай три точки соприкосновения и не отвлекайся на огромную планету, доминирующую в поле твоего зрения.
— Спасибо, — сказал Кану со всей фальшивой искренностью, на которую был способен.
Но одно дело было видеть Посейдон на экране, и совсем другое — увидеть его собственными глазами. Его освещенная часть была обращена к нему, окутанная от полюса до полюса удушающей глубиной океана. Какими бы высокими ни были мировые колеса, они были слишком узкими в поперечном сечении, чтобы быть видимыми с такого расстояния. Пока он наблюдал, похожая на осколок полоска двигалась по поверхности планеты с идеальной ньютоновской плавностью мертвой глазной клетки. Это были останки Хранителя, возможно, даже того, который напал на них. Он не испытывал гнева по отношению к инопланетной машине, чувствуя, что за нападением не стояло никакого умысла.
Кану вывел все свое тело из шлюза, нервно хватаясь за поручень, затем за другой, пока его ноги не нашли опору. Он не столько стоял, сколько распластался по корпусу, и медленное падение корабля создавало ощущение, что он хочет избавиться от него, пока он ползет вперед. Медленно, чувствуя, как адреналин разливается по венам, а руки дрожат от нервной сосредоточенности, он начал отходить от шлюза. Первые несколько попыток были неловкими, но он заставил себя ускорить темп, довериться конечностям и чувствам, которые никогда раньше его не подводили. Падение само по себе не было проблемой — он был достаточно силен, чтобы удержаться, несмотря на это. Его настоящим врагом был страх.
Когда он начал огибать изгиб корпуса, шлюз исчез из виду. Посейдон появлялся и исчезал из поля зрения — слишком большой, чтобы его можно было игнорировать, поскольку боковому зрению он всегда казался ярким и голубым. Он чувствовал на себе пристальный взгляд всего мира, как будто тот проявлял особый интерес к его судьбе.
Впереди в корпусе виднелась выемка, желоб глубиной в несколько метров. Не было никакого способа обойти его, который не отнял бы драгоценных минут и не повлек бы за собой собственных опасностей. Пересечение впадины потребовало бы большего расстояния, чем он привык делать, но Кану не видел практической альтернативы.
— Не спускай с меня глаз, Свифт — если здесь что-то пойдет не так, то быстро пойдет не так.
— Я никогда не спускаю с тебя глаз, мой друг.
Кану вытянулся поперек пропасти, ухватившись пальцами за поручень с другой стороны. Но когда он оттолкнулся в пустоту, его сердце подпрыгнуло в груди.
— Черт!
— Что это? — резко крикнула Нисса.
— Черт.
— Успокойся, Кану, — сказал Свифт. — Припадок не поможет никому из нас.
— Кану? — позвала Нисса с неподдельным беспокойством в голосе.
— Я в порядке. Я просто не ожидал найти здесь труп. — Он уставился на него, его пульс все еще учащался. Он был втиснут в пространство, обшит барочными и громоздкими доспехами, сидел на корточках и сжимался, словно готовый выскочить из засады. — Один из Регалов, — продолжал он. — Я не знаю, на чьей стороне он был.
— Регал? Как, черт возьми, сюда попал Регал?
— Должно быть, он застрял на борту корабля еще до того, как мы покинули Европу. Возможно, он пытался проникнуть на корабль или использовать его как укрытие.
— Это ужасно.
— Сомневаюсь, что он продержался больше нескольких секунд после того, как мы прорвались сквозь лед. Может быть, их еще больше. Полагаю, в какой-то момент нам придется обыскать весь корабль. — Он задрожал внутри скафандра. В свое время он был близок к очень немногим трупам, и этот опыт все еще был неприятно новым. — Мне жаль, — сказал он мертвому воину.
— Сожалеешь о чем? — спросила Нисса.
— Что я сделал это.
— Ты не виноват в том, что это случилось. Ты слышал маркграфа — на Европе все шло наперекосяк еще до нашего прибытия.
— Я, конечно, помогал им в этом.
— Тогда я тоже возьму свою долю вины на себя. Я бы оказалась там, даже если бы мы не встретились в Лиссабоне.
Он отошел от трупа, отметив его положение, и приблизился к краю зоны повреждения. Наконец, его уверенность возросла — труп подтолкнул его за какой-то горизонт страха к поразительному спокойствию, — и Кану рискнул выпрямиться, твердо упершись пальцами ног в опоры. Не обращая внимания на ущерб, он на мгновение замолчал.
Хотя он продолжал говорить себе, что им повезло, что они вообще пережили атаку Хранителя, зона поражения оказалась хуже, чем он опасался. Это была открытая рана длиной в десятки метров и почти такой же глубины, нанесенная с жестоким пренебрежением в зрелые жизненно важные органы его звездолета. Газы выходили из многочисленных разорванных труб, сворачиваясь в сверкающие серо-голубые туманности.
— Ты видишь это, Нисса?
— Да, у меня есть запись с твоего шлема. Это некрасиво. Я не эксперт, но не думаю, что это будет пятиминутный ремонт.
— Да, этого не произойдет.
— Все хуже, чем мы думали, — сказал Свифт, затем, помолчав мгновение, добавил: — Мы не просто потеряли управление двигателем. В этой области корпуса также находилась наша основная направленная антенна. За исключением средств связи на короткие расстояния, сейчас у нас нет средств для отправки или приема передач.
— Я бы сказал, что это была катастрофа, — сказал Кану, — но с нами все равно никто не разговаривал.
Корпус был почерневшим на обширной площади за пределами очевидных границ самой раны, что наводило на мысль об огромной концентрации энергии. Он рискнул подойти ближе к краю поврежденного участка. Из нескольких мест все еще гейзерами вырывался газ. Кану было неприятно видеть какую-либо потерю давления. Он мрачно начал задаваться вопросом, можно ли вообще устранить такого рода повреждения.
— Мне нужно взглянуть поближе, — сказал Кану.
Он наклонился, готовясь возобновить свое паучье продвижение, когда что-то блеснуло белым. Боли не было, и ему едва хватило промежутка ясности сознания перед приходом в бессознательное состояние, чтобы осознать одну простую истину.
Он больше ни к чему не был привязан.
Он падал во все более темнеющие воды, каждый слой которых был холоднее, тяжелее и неподвижнее предыдущего. Он лежал на спине, повернувшись лицом к удаляющейся поверхности. Он все еще мог видеть какие-то признаки солнца, его сияние, разбитое волнами на куски, его свет еще больше уменьшался из-за давящей массы воды, которая теперь лежала между ним и воздухом. Он вытянул руки, пытаясь пробиться обратно к свету, но, несмотря на все свои медленные движения, он не мог остановить падение. Он умел плавать; проблема была не в этом. Просто сейчас он был слишком тяжел, а притяжение глубинных слоев — слишком сильным. Он взглянул под себя, но не смог увидеть внизу ничего, кроме неуклонно сгущающейся тьмы. Немного дневного света все еще пробивалось к нему сейчас, но скоро от него останется несколько борющихся фотонов, слабых, как светлячки, и после этого не будет ничего, кроме темноты. Бесконечная череда мгновений, в которых он ничего не понимал.
Что-то заслонило колеблющийся солнечный свет. Это был другой вид темноты, более концентрированный, чем общее отсутствие освещения внизу. У него было отчетливое ядро, похожее на негативную тень самого солнца, и от этого ядра исходили колеблющиеся лучи тьмы. Оно набухало, забирая все больше и больше драгоценного света.
Один из колеблющихся лучей потянулся к нему, опускаясь вниз, чтобы остановить его падение. Он сдался этому, позволив темной конечности обвить свою мягкую длину вокруг его живота.
— Левиафан, — сказал Кану. И почувствовал прилив радости от того, что его старый друг вернулся к нему.
Он ничего не помнил об обратном пути на "Ледокол". Только позже он пришел к пониманию того, что с ним произошло — взрыв в месте разрыва, взрывная волна повредила его скафандр и отбросила его прочь от корабля, обратно к Посейдону.
Нисса погналась за ним на борту "Наступления ночи", добровольно подвергнув себя риску еще одной язвительной атаки со стороны Хранителя — прекрасно зная, что ее собственный корабль был гораздо менее способен пережить такое нападение.
— Я поймала тебя, — сказала она. — Развернулась боком, подобрала скорость, позволила тебе скользнуть в мой шлюз. Ты был почти мертв. Даже когда я привезла тебя сюда, сняла с тебя скафандр, я не знала, выживешь ли ты.
— Я ничего не помню.
— Я не удивлена. Ты был без сознания. Все разговоры вел Свифт.
— Свифт?
— Да. Твоя вторая половинка.
На мгновение он забыл об этом. Он все еще думал о своем старом друге кракене, о счастье, которое он испытывал, зная, что Левиафан снова обрел цель в жизни.
— Спасибо, что спасла меня, — нерешительно сказал Кану, потому что в ее поведении было что-то такое, что встревожило его. — Спасибо тебе за то, что подвергла себя опасности ради меня.
— Личный интерес сыграл свою роль, — ответила Нисса деловым тоном. — Я бы предпочла не чинить этот звездолет и не управлять им в одиночку.
— Независимо от того, почему ты это сделала, я все равно благодарен. Но почему я не могу пошевелиться?
— Потому что ты прикреплен к хирургическому отделению.
Он лежал на спине. Он медленно, натянуто кивнул, наконец-то осознав, что его окружает. Должно быть, она отнесла его в медицинский отсек, сняла с него внешний слой скафандра и положила на одну из автохирургических платформ.
— Это, должно быть, было нелегко.
— Мне оказали кое-какую помощь. Я объяснила Свифту, что пытаюсь сделать, и он помог. Ты был без сознания, но Свифт все еще мог передвигать твое тело.
— Понимаю. — В этом разговоре был какой-то поворот, который ему не совсем нравился. Он не чувствовал себя раненым. Измученный, сбитый с толку, но не раненый. Было ли с ним что-то не так, чем он думал?
— Я приставила ружье к твоей голове. На самом деле, больше похоже на гарпун. Я взяла его от того тела, которое ты нашел снаружи, от Регала. Ты помнишь Регала?
— Теперь помню.
— Я принесла эту штуку с гарпуном обратно сюда. Я не знаю, работает это или нет, но на самом деле дело не в этом. Свифт тоже не знал, и он не собирался рисковать и выяснять это. Видишь ли, мне нужна была позиция для переговоров. Для тебя это имеет смысл?
— Абсолютный здравый смысл.
— В мои намерения не входило убивать тебя — если бы это было так, я могла бы просто позволить тебе упасть с корабля, — но нам действительно нужно изменить наши рабочие отношения.
— В каком смысле? — спросил Кану с наигранным легкомыслием.
— Я принимаю сложившуюся ситуацию. Я признаю, что Свифт проник в твой череп и протащил нас через межзвездное пространство. Ничто этого не изменит. И теперь, когда мы здесь, я не собираюсь отворачиваться от этих открытий. Мне тоже нужны ответы — и я хочу выжить и починить этот корабль. Свифт говорит, что мы сможем достичь Паладина примерно через год, если "Наступление ночи" выведет "Ледокол" на правильную орбиту перехода. Я действительно предлагала вместо этого воспользоваться "Наступлением ночи", чтобы добраться туда быстрее, но Свифт отговорил меня от этого — нам нужен этот корабль, чтобы вернуться на Землю, и я принимаю это. Но все остальное? Отныне мы все делаем на равных.
— Насколько я понимаю, мы были в равных условиях с тех пор, как попали в эту систему.
— Прекрасные слова, Кану, но с моей позиции все выглядит немного асимметрично. Есть небольшая проблема со Свифтом. Так вот, я не настолько наивна, чтобы думать, что смогу выкинуть его из твоей головы, как болезнь, да я и не хотела бы этого.
— Хорошо. Это хорошо.
— Вы со Свифтом втянули меня в это; вам обоим понадобится помощь, чтобы вытащить нас из этого. Но, как я уже сказала, все должно измениться. Мы со Свифтом поговорили и пришли к взаимоприемлемому решению. Автохирург собирается установить тебе в голову небольшой имплант — очень простое устройство, ничего сложного. Он будет воздействовать на твои зрительный и слуховой центры, фактически подслушивая твои личные разговоры.
— Ты абсолютно уверена, что хочешь пройти через это?
— Да, я совершенно уверена. И вот что самое умное. Когда с тобой будет покончено, хирург реактивирует некоторые из моих собственных скрытых нейромашин, то, что я ношу в своей голове с момента падения Механизма. Это установит протокол связи между двумя наборами имплантов. Ты понимаешь, что это значит?
Кану не нужно было долго думать об этом. — Ты сможешь увидеть и услышать Свифта.
— Более того, я смогу разговаривать со Свифтом так же легко, как и ты, по крайней мере, когда мы будем находиться в непосредственной близости. Наконец-то равны — или настолько равны, насколько я хочу быть. Тебе это кажется приемлемым соглашением?
Кану обдумал свои варианты — попытаться отговорить ее от этого или признать, что позволить Свифту быть видимым для них обоих может быть путем к прощению или, по крайней мере, шагом на этом пути.
— Полагаю, так оно и есть.
— Я рада. Хотя, честно говоря, для меня в любом случае это не имело бы ни малейшего значения. Я бы все равно это сделала.
Помолчав, Кану спросил: — Ты меня ненавидишь?
— Ненавидеть тебя? Нет, ты мне даже не нравишься. С чего бы мне это делать? Мы поженились, а потом снова стали любовниками. Ты на мне, как химическое пятно.
— Это лестный способ выразить это.
— Тебе достаточно польстили. Теперь все меняется. — Она наклонилась, словно собираясь поцеловать его, но вместо этого просто активировала хирурга. — А теперь спи. Когда ты проснешься, мы поговорим о наших вариантах. Мы трое, как одна счастливая семья.
Стерильный колпак хирурга с жужжанием опустился на него, и он услышал шипение анестезирующего газа.
— Ты согласился на это? — спросил он Свифта.
— Я должен был. Ты бы удивился, узнав, насколько убедительным может быть гарпунное ружье.
Они втроем сидели на мостике, и следы операции Кану были видны в виде крошечных сгустков крови по обе стороны от его висков.
— Так что, по сути, хороших вариантов нет, — сказала Нисса. — Это то, что ты нам хочешь сказать?
— Мы не очень хорошо избежали гравитации Посейдона, — сказал Свифт, — и, предоставленный сам себе, "Ледокол" не имеет возможности сделать это. Повреждения двигательной установки просто слишком обширны. В равной степени нам не угрожает непосредственная опасность. Мы просто будем вращаться по орбите и надеяться, что не привлечем внимания ни этих лун, ни других почти мертвых Хранителей. Электричество — не наша проблема — мы можем легко вернуться в спячку и ждать спасения.
