Наконец, наседавшие с дальних сторон узрели, что их ожидает впереди, и замерли в нерешительности. А после, оскальзываясь на обильно орошенной красным мостовой, кинулись врассыпную, спотыкаясь об убитых и калечных, и уж более не останавливались, дав волю ногам. Кровавую жажду, терзавшую нутро, разом отшиб жестокий отпор. Клин выбивают клином...
— Вот это попали мы в переделку... — Ливнев с расцарапанной в лоскутья щекой, в порванной одежде вытер пот со лба, покачал в удивлении головой: — Ревин, черт вас побери! Как вам удаются подобные трюки?
Евгений лишь неопределенно пожал плечами, школа, мол, за спиной. Следил вполглаза за расползающимися горожанами, как бы те не выкинули чего худого. Двое сопряженных лошадей дернули заколоченные двери, легко поволокли за собой, выдрав с петлями. Из церкви, испуганно озираясь по сторонам, выступила ватага ребятишек, тотчас сыпанула в разные стороны. Младших уводили за руку старшенькие, спешили поскорее покинуть злосчастное место.
— Вот он, гусь! Глядите! — под микитки привели Мытария, бросили под стеной на охапку соломы.
Старец держался за простреленное плечо и плел себе под нос проклятия.
— Что же ты натворил, поганец? — посетовал Ливнев. — Сколько народа загубил, детишек... Зачем?
— Вам все одно не понять, — ощерился Мытарий, — дьявольское племя... А только рано радуетесь! Придут за мной! От любой напасти охранят, из любых застенков вызволят!..
— Это кто же? — прищурился Ливнев.
— Да вот он и придет, — старец куда-то ткнул согнутым пальцем и зашелся хриплым смехом. — Берегись!..
В дверном проеме, подсвечиваемая со спины неверным светом лампадок и свечей, стояла фигура в монашей рясе с надвинутым до середины лица капюшоном.
— Это что еще за клоун?... Ну-ка, яви свою физиономию!.. — Ливнев прищурился и сделал знак Шалтыю
— Нет, — Ревин придержал монгола за плечо. — Погоди!..
Незнакомец медленно выступил под сумеречный свет. Двигался он настолько плавно, будто катился на колесах.
Ливнев достал револьвер и пальнул незнакомцу под ноги, что, впрочем, никакого эффекта на последнего не произвело. Тот все также неспешно плыл навстречу вооруженным господам.
— Это он, — Йохан проговорил негромко, но его все услышали. — Тот... тогда... в Царицыне...
— Вы уверены? — нахмурился Ревин.
— Я уверен. Желаете, продемонстрирую?.. — юноша храбрился, но выглядел чрезвычайно бледным, выдавая крайнюю степень волнения.
— Не стоит, — Ревин подхватил факел, качнул в руке и расчетливо метнул в фигуру, так, что горящее смолье чиркнуло по одежде.
Ряса незнакомца занялась. Но тот не обращал на огонь никакого внимания. Все так же шел живым столбом пламени.
— Трепещите, сукины сыны, — возвысил голос старец, — перед посланцем Божим!.. — глаза его лучились неподдельным ликованием.
Пылающая фигура приблизилась к Мытарию вплотную, взмахнула рукавом, и голова старца покатилась по мостовой.
— Не приближаться! — предостерег Ревин.
— Что же ты за тварь?.. — Вортош выставил перед собой пулевик и вдавил курок.
Пули вышибали из горящей одежды снопы искр, но видимого вреда незнакомцу не причиняли. Наконец, сгоревшие лохмотья спали. Изумленным взорам предстала серая фигура, очертаниями напоминающая человека и заметно проглядывающаяся на свет. Некоторое время контуры сохранялись, потом принялись оплывать, сглаживаться, пока не превратились в бесформенную массу, заструившуюся по земле обратно к церкви, подобно облаку дыма.
Господа глядели существу вслед, не сходя с места и пребывая в некоторой оторопи. В таком состоянии их и застали ворвавшиеся на площадь драгуны.
— Евгений Александрович, — позвал Ливнев, — у вас есть какие-нибудь догадки относительно... гм...
— Догадок нет... — Ревин вздохнул. — Утешит ли это вас, но с чем мы имеем дело, я знаю совершенно точно. А также со всей определенностью могу сообщить, что ваш покорный слуга никто иной, как распоследний осел...
Вортош удивленно поднял брови:
— Не понимаю о чем речь, но в силу вашего авторитета, спорить не стану...
* * *
На кучера было жалко смотреть. Пятые сутки Евдокия заставляла колесить по округе, не больно-то принимая во внимание состояние дорог, да и вовсе их наличие. Возница уже не роптал, не бранился, не взывал к здравому смыслу, мол, таким манером коляска скоро рассыплется на ухабах или утонет в болоте. Лохматый, со всклокоченной бородой, он обреченно тянул вожжи, пробираясь от хутора к хутору неезжеными путями, больше похожими на звериные тропы. Савка выглядел не лучше, уже десяток раз пожалев, что навязался пассажиром. Как же! Евдокия засобиралась к родственникам. Не мог он усидеть дома, чтобы не свести знакомство с будущей, как-никак, родней.
Впервые Савка видел, чтобы в гости ехали по карте. Ну, заблудила ты, так спроси людей, где, дескать, проживает такой-то и такой-то. Язык, он же до Киева доведет, не даром ведь пословица. Нет! Евдокия упрямо прочесывала село за селом, хутор за хутором. Савка желал только одного, чтобы к вечеру выехали к какому жилью, а не ночевали, как сегодня, в лесу, будто цыгане. Комарам на потеху...
— Надо коней попоить, — подал голос возница. — Вон и речка вроде...
Выехали на берег. С одной стороны пологий, травянистый, с другой — встающий к небу кручей. Савка забрел по колено в воду и принялся с наслаждением плескаться, отфыркиваясь шумно, будто паровоз. Евдокия же приросла к месту, вперив прищур вдаль, за поворот, где над округой вздымались отлоги холмов, белые, видно от мела.
— Уфф! Уморила ты меня, Евдокия Егоровна! — пожаловался Савка. — Долго еще ехать нам?..
— Да уж, кажись, все... Приехали...
— Как приехали? Куда?
Евдокия не ответила. Подхватила юбки и, не разуваясь, пошла вброд. На середине ухнула по грудь, так что платье вздулось пузырем, но на другой берег выбралась.
— Иди-ка сюда, голубь мой! — позвала Савку, выкручивая мокрые юбки. — Дальше пешком погуляем, коляска утопнет здесь... Кучеру вели на этом месте ожидать!..
Савка благоразумно разделся до исподнего, одежку скрутил в узелок, проворчал недовольно:
— Никак погибели ты моей хочешь...
Мокрые, вывалянные в песке и трухе с прибрежных кустов двинулись они вверх по течению. Евдокия впереди, Савка следом, с трудом поспевая. Временами Савка спутницу свою не разумел совершенно. Но верил слепо. И привык не удивляться ничему. Знал, если попросит она в меду вываляться и перьях, да по городу в таком виде променад совершить, значит нужно так.
— Эвона! — Савка задрал голову. — Не лень же было кому-то...
На пологом склоне горы камни образовали диковинный орнамент, размерами приличный и видимый издалека. Какой-то чудак потратил уйму времени и сил, складывая узор. За меловым отлогом взорам открылась деревушка на берегу, окруженная с трех сторон близким лесом.
— Сюда нам что ль?..
— Похоже, сюда, — кивнула Евдокия.
— Эх! Там же гостинцы остались в коляске! — посетовал Савка. — Негоже с пустыми руками как-то... Может, я сбегаю?
— Это не горе! — успокоила Евдокия. — Идем!..
Деревню прошагали насквозь, ни у одного из домов не задерживаясь и неся на себе ворох удивленных взглядов селян, что это за чучелы, мол, к ним пожаловали, к кому?
Савка не выдержал, обратился с вопросом к первым встречным:
— Где Кулаковы-то живут у вас, добрые люди?
— Кулаковы?.. Нетути таких здесь... Заплутали вы никак..
Савка в ответ только рукой махнул. Все не наступит конец его мытарствам.
— Нет здесь Кулаковых, родичей твоих... Пойдем обратно, что ль?..
— С чего ты взял, что они Кулаковы? — Евдокия дернула плечом.
— А кто ж тогда?
— Я почем знаю? — отмахнулась Евдокия.
— Вот те раз, — пригорюнился Савка. — Как же мы их отыщем-то?..
За околицей стеной стоял лес. Деревушка кончилась.
— Отыщем, — Евдокия остановилась напротив крайней избы и неуверенно потянула калитку. — Хозяева! Есть кто дома?..
Скрипнула дверь. На порог вышел, опираясь на палку, дед. Прищурился на солнце.
Они стояли друг напротив друга, не говоря ни слова, старец и девушка. После обнялись как-то странно, соприкоснувшись лишь предплечьями. Перебросились парой фраз — слов Савка не разобрал, и обернулись к нему.
— Это мой... муж, — представила Савку Евдокия. И отчего-то смутилась.
Старец покивал, улыбнулся уголками рта. Но Савку обнял уже по-православному, троекратно.
— Я дедом буду супружнице твоей... Проходите в дом, сейчас на стол соберу. Устали, небось, с дороги...
— А как величать-то вас, дедушка? — спросил Савка.
— Ты зови меня Птахом, сынок...
* * *
Шестерик лошадей, конечно лучше четверика. Но на узких проселочных дорогах уж больно тяжел он в управлении, неповоротлив. Поэтому Ливнев предпочитал путешествовать четверкой. Сильные хорошо съезженные рысаки с опытным кучером еще дадут фору любой помпезной шестерке. Да еще с легкого хода каретами, они в особой службе тоже непростые. С крепким остовом, с усиленными осями, высоко задранные на рессорах, с колесами, заваренными в каучук, — на них по мостовой ехать будешь — тряски не ощутишь. Да что говорить, на экипажах такенских по мощеным дорогам не ездят — летают!
Три кареты одна за другой легко перемахнули холм и простучали по мостку через овражек, подняв после себя пыль. Две передних везли пассажиров. Арьергардная — багаж и разную мелочь, необходимую в долгой дороге. Там отыскались бы сменные колеса и упряжь, внушительный инструментарий, запас овса, ледник и походная плита. Таким манером путешествовать можно долго, и расстояния покрывать изрядные. Ливнев считал, что с него хватит и прочих хлопот, поэтому не желал к ним прибавлять еще и дорожные.
— ...Конечно же, я должен был догадаться раньше, — Ревин укрыл курткой Айву.
Положив голову ему на колени, девушка спала рядом на сиденье, свернувшись калачиком. Дальняя дорога утомила ее.
— Простреленный пятью пулями балахон, таинственное исчезновение незнакомца в пустой комнате, — загибал пальцы Ревин, — жуткие видения, о которых рассказывала Айва... Мы называем их Сыпь. Разумная форма жизни, состоящая из мельчайших, тоньше человеческого волоса песчинок, связанных невидимой... — Ревин пощелкал пальцами, подбирая слова, — силой... Полем, подобным магнитному. Этим существам ничего не стоит просочиться в сколь угодно малые отверстия, например, сквозь щели в полу. Они невосприимчивы к любым механическим воздействиям, вакууму, едким средам, зато сами могут разрушать достаточно твердые вещества. Поглощают энергию в широчайшем спектре, как солнечную, так и... — Ревин снова споткнулся, — другие ее виды... Сыпь имеет возможность воздействовать на нервные окончания живых организмов, обмениваясь таким способом информацией образного свойства. Именно так мы и общаемся с представителями их расы. Предполагается также, что при желании Сыпь может навязывать свою волю, вызывать галлюцинации и другие неприятные исходы, включая летальный.
— Каким способом можно уничтожить это... эту... мерзость... — спросил Вортош.
— Самый плохое в том, что при нынешнем уровне вашей науки и технологий, никаким... Теоретически, если на пару часов поместить Сыпь в стеклодувную печь... — Ревин задумался. — Однако, вряд ли такое осуществимо.
— А почему мы, собственно, так уверены в ее враждебных намерениях? — нахмурился Ливнев. — Может, мы чего-то не понимаем?..
— Увы, — Ревин покачал головой, — факты! Попытки посеять эпидемию, заставить людей собственноручно истреблять свое потомство. Вы спросите, зачем?.. Да это в чистом виде геноцид! Ей нужна эта планета... Но без нас...
— А вы можете дать этой твари понять, что у вас за спиной мощь всей человеческой цивилизации? И что содеянное возымеет далеко идущие последствия?
— Могу, — кивнул Ревин. — Но это ничего не изменит. Шаг сделан. Теперь Сыпь постарается не только стереть людей с лица земли, но и стереть все следы нашего с вами здесь пребывания. Допустим, чужак узнает, что на планете скаут. Что за этим последует? Попытка его уничтожить в первую очередь, как источник вероятной угрозы. Да и вас заодно... Сыпь неутомима. Ей не нужен сон. Период ее естественной жизни не ограничен биологическими рамками. Говоря грубо, Сыпь будет жить вечно... К тому же, она станет размножаться... И вот, в один прекрасный момент кто-то откроет Землю из космоса. Что он увидит? Планету, заселенную Сыпью... Вот и пожалуйте, — Ревин помолчал, — чего стоит ваш национальный патриотизм перед горстью песка?
— Знаете чего? — сердито зашипел Вортош. — Это вы во всем виноваты! Со своими цивилизациями и экспансиями. Притащили на хвосте!.. Мы тут жили тихо-мирно, никого не трогали... Нет, нате!...
Ревин вздохнул.
— Нельзя жить в мире и быть свободным от него. Это, между прочим, слова ваших мудрецов... Если вам проще, Вортош, представьте, что меня нет. Или я все наврал...
— Я так и знала, — пробормотала Айва в полудреме, — ты все выдумал. Небо — это хрустальный купол. И нет никаких планет...
Ревин снова вздохнул, погладил девушку по волосам. Ей было проще поверить в то, что он сказочный принц, чем пришелец из другого мира.
— Не хочу вас пугать, господа, но ситуация достаточно серьезная. Даже если целенаправленно бросить силы на создание оружия, способного противостоять Сыпи, то на это уйдут годы, десятилетия. За это время чужак сможет понатворить всякого... Я не знаю, как скоро Сыпь сможет репродуцировать, но в любом случае, прогнозы неутешительные... Еще мне не дает покоя вопрос, как, собственно, чужак здесь оказался?
— Вышел из камня, — буркнул Вортош, — так же, как и вы...
Ревин покачал головой.
— Нет. Сыпь — неорганическое существо, переброске не подвержено. Тут два варианта... Либо чужака доставил межзвездный корабль, либо... где-то поблизости открылись принимающие врата. И отворили их не люди...
— Голова пухнет от ваших теорий, — Вортош потер виски. — Неужели нет никаких у этой Сыпи слабых мест? Я не знаю, ахиллесовой пяты?.. Даже у бессмертного Кощея есть погибель...
— Что-то вас, любезный Вортош, в фольклор потянуло, — неодобрительно заметил Ливнев.
— Сыпь медлительна, — в раздумье проговорил Ревин. — Несколько, может быть, туговата на ум...
Вортош досадливо крякнул.
— В шашки, то есть, супротив нас не выстоит...
* * *
...Тело сгруппировалось само. Падение с высоты в два человеческих роста — не самая неприятная вещь. Могло быть и хуже. Иилис стояла по щиколотку в колючем жнивье, посреди чьего-то поля. Под скирдой миловалась парочка. Вывалянные в соломе парень с девушкой, оторвались друг от друга и уставились, не мигая, на нагую барышню, возникшую ниоткуда. Сложением барышня вышла на загляденье складным. Собою рослая, статная, разве что, на местный вкус, худовата несколько. Но вот только совершенно без волос, с гладкой, словно куриное яйцо, головой.
Прятаться Иилис не стала. Махнула парочке рукой и пошла в сторону деревянных строений, сочтя более близкое знакомство пока ненужным. Парень поднял руку в ответ, обнажил зубы в озорной улыбке, и тут же схлопотал локтем в бок от настороженной своей спутницы. Иилис перешла на бег, легко перемахнула забор из двух жердей и нырнула в густые заросли лозняка, заполонившего болотистую лощинку. Там остановилась, перевела дух и стала наблюдать за удивленной парочкой. Те поговорили о чем-то недолго, рассмеялись да и вернулись к своим делам. Хороший знак. Чай, коротки летние ночи и день в страду тяжел. Нечего ноги сбивать да голосить без толку, русалка ли, наяда ли, что с того?
