— Может, тебе пока пожить у меня? — несмело предложила она. — Твой дом слишком близко, тебя могут найти…
— Не волнуйся, девочка. Меня не найдут, — ага, ищите ветра в поле. В Н-поле. — Но заглянуть в гости не откажусь. У тебя превосходный чай.
Коракс
Теперь, когда нас и мою затопленную обитель разделяли километры переходов и по меньшей мере восемь задраенных наглухо тяжеленных дверей, можно было остановиться и перевести дух. Мы убегали, не разбирая дороги, и теперь понять, с какой стороны остался вход, мог бы разве что какой-нибудь гном.
Как только одышка разжала свои цепкие когти, стали слышны незаметные ранее шумы и звуки, терявшиеся на грани слышимости. Далекие голоса, гул каких-то машин, капающая вода, короткие перестуки — здесь, в сырых недрах ставшего моей единственной реальностью сна они производили гнетущее впечатление.
Соусейсеки не вслушивалась в отдаленные проявления жизни местных лабиринтов, расхаживая по приютившей нас комнате с решетчатым полом и уходящей во мрак высокой потолка. Она касалась полуутонувших в стенах труб, словно выискивая на их бурой поверхности одной ей известные указания, проводила ладонью по крошащемуся кирпичу, вдыхала поднимающийся из глубин аромат плесени и грибницы.
— Как печальна твоя душа, мастер. — наконец, сказала она, — ты строил лабиринты, чтобы скрыться от солнца, возводил железные города убеждений и принципов, которые потом забывал. Ты жесток, мастер.
— Почему, Соу? И объяснишь ты, наконец, зачем мы… зачем ты здесь?
Ты любил их, оживляя, и затем бросал — одиноких, стареющих, верных, ожидающих твоего возвращения. Они не сумели остаться с тобой, но и покинуть не смогли. Эти стены… эти мысли…они почувствуют, что ты пришел, вернулся. Но берегись — в слепой любви они захотят заточить тебя здесь навсегда, чтобы ты больше не исчезал.
— Стены любят меня? О чем ты? И наконец…
— Лучше помолчи и послушай. Не забывай, ты внутри себя, и существующее здесь рождено в глубинах твоего сна, проросло, словно соль на смоченной в океане ткани — только сложнее, глубже, взаимосвязанней. Ты все еще способен управлять происходящим тут, хоть и не так деспотично, как в твоем убежище.
— Соу, я…
— Вижу, ты не успокоишься. Хорошо, вот тебе план действий — за отведенный нам срок мы собираем разбросанные здесь воспоминания о твоем заброшенном искусстве и с их помощью пытаемся извлечь из вод Моря их животворящий аспект. В каком бы виде он не явился, этого будет достаточно, чтобы тебя излечить.
— Ты предлагаешь мне попробовать собрать здесь знания и приборы, чтобы потом дистиллировать Море до живой воды?
— Грубо говоря, да. И только попробуй сказать, что не ты научил меня подобным безумствам!
— Несмотря ни на что, твое предложение пахнет надеждой, Соу! Если Море действительно materia prima, то воспроизвести процесс будет не так уж и сложно.
— Есть и сложности, из-за которых я решила остаться с тобой.
— Опасности?
— В этих лабиринтах бродят твои мечты и кошмары, мастер. Боюсь, ты не в том состоянии духа, чтобы преодолеть этот путь без помощи.
— И ты рискнула новообретенной жизнью, чтобы помочь мне?
— Я все же садовница душ и подготовлена ко встрече с их изнанкой гораздо лучше, чем тебе кажется. Это словно спит во мне, но я знаю, что делать, когда наступает время действовать. Ты отдохнул?
— Да, уже легче. Надо идти?
— Чем раньше мы найдем хоть один тайник твоей памяти, тем проще будет искать остальные. Знаешь, мне даже нравится твой сон.
— Нравится ЭТО? — я был почти шокирован.
— Ты, быть может, еще не научился смотреть на него под верным углом. Тут рассыпаны тысячи подсказок и инструкций, словно ты мечтал о том, чтобы пройти этими путями.
— И у тебя получится их прочесть?
— Никто не знает тебя лучше, мастер. Никто, даже ты сам.
Антракс
Тощая фигура мастера Энджу больше всего напоминала мумию кустарного производства. Неумело наложенные повязки сбились и запачкались, выглядывавшая из-под них кожа была вымазана йодом и какой-то прозрачной мазью, придававшими ей вид гниловатой. Возле стола стоял, прислоненный к стене, легкий костыль. Среди сероватых бинтов, спеленывавших голову, мрачным огнем горели ввалившиеся глаза.
Кисти рук, разумеется, были совершенно целыми и невредимыми. Я же не враг собственному делу.
— Как продвигается работа, мастер? — осведомился я, облокотившись на шкаф.
— Продвигается, — буркнул он. — Ты притащился слишком рано. Это не так просто, как кажется.
— Ты меня разочаровываешь. Не забыл ли ты часом, что пришло время прыгнуть выше головы? Я не могу ждать так долго.
— Если тебе кажется, что лошадь бежит слишком медленно, можешь попробовать взять ее на плечи и побежать быстрее. Я не занимаюсь штамповкой. Приходи через несколько дней.
— Если лошадь бежит слишком медленно, ее подгоняют кнутом. Ты не забыл о том, что лежит у меня в кармане?
Глаза кукольника угрожающе сузились.
— Слушай меня внимательно, гаденыш. Я тебе не ярмарочный фокусник. Ты хитер, как змея, но не вздумай играть со мной. Я у тебя в сетях, я сделаю для тебя куклу, но если ты что-нибудь сотворишь с тем, чем связал меня, я пущу тебя вниз по Реке его вылавливать.
— Я уже побывал в ее водах, мастер. Не сострясай воздух впустую. У тебя не так уж много времени, да и у меня тоже. Я хочу видеть результаты твоей работы. Покажи мне их.
— Иди сюда. У меня сейчас прыткость не та, чтобы таскать ее за тобой.
Я подошел к столу и взглянул на то, что на нем лежало.
Мать твою через коромысло десять тысяч раз!
— Ты что же, говнюк, шутить со мной вздумал? — прошипел я, хватая его за затылок. — Ну так объясни мне юмор, я тоже посмеюсь!
Он молча смотрел на меня с мрачным злорадством.
Лежавшее на столе было… Проще всего объяснить, чем оно не было. Оно не было тем, что было нужно мне. Больше всего оно напоминало зерглинга из «Star Craft», отрастившего две лишние пары хваталок и второй хвост на животе. Сплошную мешанину шипов, когтей и лезвий покрывала тонкая чешуйчатая черная шкура. На том месте, где у зерглингов была морда, находилось лицо. Красивое, но безжизненное, с закрытыми глазами странного раскосого разреза и ярко-алыми, будто окровавленными губами. И без малейших намеков на какой-либо определенный пол. Степень выполнения поражала — за три дня кукла была почти закончена. Но!..
— Что это за срань? — я встряхнул его, как терьер крысу.
— Твоя новая кукла. Ее зовут Обсидиан — Кокуосэки, если японское произношение тебе привычнее. Прошу любить и жаловать!
— Это кукла?! Да ты рехнулся, ублюдок! Может, мне познакомить твою тряпочку с газовой плитой?
— Жалкий червяк! И ты еще лезешь в Игру, не имея даже представления о куклах и их рождении! Когда я создавал Барасуишо, она была моей, моей дочерью! Потому она была прекрасна. Отец не предает своих детей! Но эта кукла — не моя! Назад к учебникам, соплеглот… если они у тебя были! Я делаю ее для постороннего, и мне приходится вкладывать в нее те чувства, которые я к нему испытываю. Я ненавижу тебя, я жажду твоей смерти, и она не могла получиться иной. Ну как? Тебе нравится работа?
— Ты переделаешь ее, кукольник. Прямо сейчас ты уничтожишь это и вернешься к чертежам. Иначе тебе не поздоровится.
— Никоим образом, мальчишка! Нет такого способа! Для этого тебе придется заставить меня тебя полюбить. Рискнешь сотворить неподвластное богам? Пыжься, грозно сверкай глазами, швыряйся своей ручной мухой — она не может получиться иной! И очень хорошо тебе подходит. Ну же, недоучка! Давай! Вступай в Игру Алисы, на радость ублюдку Розену и его золотушным дочкам-убийцам! Собери все Мистические Розы и создай ему идеальную жену из этого! Рассмеши Вселенную, пусть она смеется так, как будут хохотать бесы в тот день, когда ты запляшешь в аду на сковороде!
Он уже хохотал, глядя мне в глаза — взахлеб, яростно и зло, наслаждаясь моим гневом. Стиснув его волосы, я приласкал его лбом об стол. Вскрикнув, он с усилием повернул ко мне окровавленное лицо и вновь засмеялся — бешено и торжествующе.
— Бэрри-Белл!
Дух-хранитель Хинаичиго туманным шаром жидкого золота стрельнул у меня из ладони и обратно, сбив кукловода, как кеглю. Его отшвырнуло и крепко приложило о край шкафа. Я стоял у стола, тяжело дыша. Меня мутило от ярости. Но мне было нечего возразить — я никак не мог проверить, прав он или нет, ничего об этом не зная. Он рассказывал мангакам только то, о чем сам хотел рассказать. Этого не было ни в манге, ни в аниме, ни даже в тейлах. Все мастера всегда работали в них только для себя. Тупик. Снова тупик!
Не знаю, что я сотворил бы потом и к чему это все привело бы, если бы дверца шкафа не приоткрылась с тихим скрипом, привлекшим мое внимание.
Внутри на полке стояла кукла. Я обомлел. Она стояла, опустив руки и пристально и строго глядя на меня большими зелеными глазами, храня молчание. Несколько секунд прошло в напряженной тишине. Потом я заметил слегка выдающийся из-под подола черного платья край деревянной подставки и перевел дух. Образ второй Барасуишо, разрывающей меня в клочья, подернулся рябью и исчез.
Перехватив мой взгляд, Энджу сразу заткнулся. Его лицо позеленело.
— Как интересно, — протянул я. — Хорошая работа, мастер. Вторая Дочь, надо полагать?
— Это не то, — пробормотал он, пытаясь одновременно опереться на шкаф, чтобы подняться, и закрыть дверцу. — Это просто поделка. Для магазина.
— Ша! — я толкнул его в грудь, отправляя обратно на пол. — Сам разберусь.
Кукла была невероятно хороша. Темные волосы спадали по узким плечам на платье из черного атласа, из-под которого слегка выдавались серые оборки рукавов и подола нижней сорочки. Лежа на волосах, подобно венку, поверх платья бежала причудливая золотая лента, окутывавшая ее, словно мягкая цепь. Таким же золотым атласом были оторочены рукава и полы платья. Крохотный зеленый камень, украшавший воротник, был оправлен в серебро. Я протянул руку и коснулся волос. Мягкие, льняные. Совсем как настоящие. Она тихо стояла, укрепленная на подставке, глядя на то место, где прежде находился я. Неживая. Я наконец вспомнил, где видел ее. В витрине магазина Энджу, в одной из серий Traumend.
Я посмотрел на стол. Потом на куклу. Потом снова на стол.
— Знаешь, мастер, кажется, у тебя все-таки есть, чем мне заплатить. Улавливаешь?
— Она не сможет ожить, — самую малость быстрее, чем нужно. — Я не создавал ее для этого. Это просто товар, средство к существованию. Дерево, ткань и стекло.
— Тогда зачем ты приволок этот «товар» сюда?
— Мне хотелось иметь память о доме.
— О каком доме? Не о поместье ли Розена, которое ты присвоил?
— Не твое дело. Твоя кукла будет готова через пару дней. Приходи послезавтра.
Я покачал головой.
— Врешь, мастер Энджу. Моя кукла уже готова. Ту дрянь можешь оставить себе. Поставь ее в шкаф вместо моей.
— Только тронь ее! — наконец-то он прекратил лицемерить.
— Или что? — весело поинтересовался я, аккуратно снимая куклу с подставки.
— Я не отдам ее тебе, дьявол!
— Какие эпитеты! Ты ведь сам говоришь, что это «товар». Вот я и покупаю его. Думаю, в цене мы сойдемся.
— Сдохни в одиночестве, мразь!
— Что ты так кипятишься, мастер? Сам же говоришь, ожить не может… На что она тебе?
— Все они — мои дети!
— Мастер, ты слишком долго сидел в этом тумане. У тебя воспаление мозга. Ты хочешь отказаться от спасения Барасуишо, чтобы сохранить мертвой какую-то поделку на продажу — правильно ли я тебя понял? Я ведь могу и рассердиться опять. И вместо того, чтобы сыпать угрозами и грозить мне карами, лучше подумай о том, что самая жуткая месть все равно не вернет тебе дочь, которую погубит твоя собственная гордыня. Слыхал о принципе Меньшего Зла? Попробуй применить его.
— Катись к дьяволу!
Нашла коса на камень. Или бензопила на гвоздь. Опять. Я взял куклу на руки и шагнул к двери.
— Куда?.. — хрипло выкрикнул он мне в спину.
— По указанному адресу.
— Отдай!
— А, да-да-да! Наш маленький договор. Держи, — я швырнул ему поочередно палец, глаз и айпатч. Он неистово замахал руками, как курица крыльями, но все-таки ухитрился ничего не обронить. Бережно уложив осколки в карман, он снова взглянул на меня. Глаза его налились кровью.
— Отдай.
— Оплачено, мастер. Ты же не хочешь, чтобы я ославил тебя перед клиентами как нечистоплотного подрядчика? — он попытался сделать шаг, но я буркнул себе под нос, и желтая звездочка, вспыхнув между нами, угрожающе выстрелила в его сторону пучком белых искр. — Не будь ослом. Я забираю ее.
— Она не живая, тупица! Я еще не создал Розу Мистику для твоей куклы! Ты ничего не добъешься!
— И не надо. Как-нибудь сам скумекаю. Не все же мне ходить в недоучках.
Его взгляд, сверливший мне спину, ощущался еще долго после того, как я очутился в своем убежище.
Коракс
Спустя какое-то время меня начало нервировать отсутствие какой-либо возможности следить за временем. Без голода и необходимости спать оставалось считать часы только по количеству шагов, что совершенно неприемлемо в окружавшем нас мире. Только Соусейсеки всегда знала его с точностью до секунд, но постоянно переспрашивать ее почему-то не хотелось, да и само это любопытство было лишь жалкой попыткой абстрагироваться от происходящего.
Мы провели в подземельях три дня, семь часов и сорок четыре минуты, прежде чем я начал узнавать местность. Стойкое ощущение дежавю не покидало меня, пока мы не вышли к выгнутой невероятными ударами и лежащей рядом с проемом гермодвери, на которой сохранились остатки текста-предупреждения.
Я осторожно выглянул наружу, ожидая увидеть знакомых по снам обитателей этого места, но увидел только опоясывающие стены шахты переходы, заплетенные пряди проводов и жирных червей труб, сползавших в темные глубины. Воздух здесь был чище, и на белом кружке невероятно далекого неба поблескивали острые огоньки звезд.
— Восемнадцатый горизонт, тридцать четвертая хронодренажная…что за бред?
— Что такое, Соу?
— Тут рисунок на стене. С якобы поясняющими надписями. Вот только…
"Три шага вниз и шестьдесят три градуса. Отключать на профилактику только парами. Берегись затопления и…линов." — я дочитал грубо, словно второпях нацарапанный на плесени текст, над которым было нарисовано что-то вроде спирали с расходящимися в стороны линиями, некоторые из которых оканчивались кружочками, а другие — стрелками.
