О людях и нелюдях

Несмотря на незастекленное окно в помещении ощущался слабый, но от этого не менее тяжелый запах немытого тела, нечистот и еще чего-то, заставлявшего волосы на затылке вставать дыбом, будто звериную шерсть. Дрозд притворил за собой дверь и опустился на колени, склонив голову.

— Здравствуйте, ясный князь.

— Здравствуй, — Соколиный остался сидеть. — Все-таки пришел... Помоги мне подняться.

Дрозд встал, подошел к пленнику и протянул руку. Князь схватил ее и с трудом встал на ноги. Оборотень почувствовал, как горячи пальцы, сжавшие его кисть. Соколиный шагнул к окну и, тяжело дыша, прислонился к стене. Потом заглянул в глаза стоявшего рядом нелюдя.

— Оба ваших сына мертвы, ясный князь, — проговорил Дрозд, отводя взгляд. — Убиты в ущельи в Кедровом кряже. Сражались до последнего, не уронили чести рода. Старший, наверное, забрал с собой больше жизней. Младший... Младшему тоже не в чем себя упрекнуть. Он вел себя достойно.

— Допустим, — Соколиный дернул углом рта. — А ты? Сирота? Родителей, полагаю, не помнишь?

— Отца я никогда не забуду, ясный князь.

— И кто же он?

— Оборотень, как и я. Волк. Его звали Лунем. Он мне не родной отец, названный. Подарил жизнь и научил уму-разуму, — Дрозд все же сумел побороть себя и посмотреть в глаза Соколиному.

— Я хотел тебя убить, — просто сказал тот. Дрозд не ответил, молча смотрел на князя. — Теперь рад, что случай так и не представился.

— Рады? Почему? — в голосе прозвучало удивление.

— Потому что твой Лунь был прав, а я ошибался, — князь бросил взгляд в окно, которое, как и подозревал Дрозд, выходило во двор замка. Оборотень поежился, представив, что ощущал князь, наблюдая за его поединками в зверином обличье, за омерзительным оборотом. — Я видел, как ты сражался. Видел и... гордился.

На лице пса отразилось недоверие.

— Чем тут гордиться? — с трудом выдавил он.

— Тем, что мой сын, несмотря ни на что, остался собой. Настоящим воином, причем в обеих ипостасях. Беркут говорил с тобой, Кречет?

— Да.

— Предлагал занять мое место и позволить нелюдям свободно жить в Северном княжестве?

— Верно.

— Думаю, из тебя получится хороший правитель.

— Ясный князь...

— Так и не назовешь меня отцом?

— Отец, я не стану княжить, пока вы...

— Мне недолго осталось. Забавно получилось, — Соколиный улыбнулся. — Я хотел убить тебя, но стоило услышать о планах Воинов Клыка заманить моего сына в ловушку, использовав меня как приманку, тут же решил, что скорее умру сам, чем позволю им навредить тебе еще раз. Тяжелый у меня все же норов...

— Вы поправитесь, отец. Они послали за потаенным, он сможет вас вылечить. Через несколько дней...

— Через несколько дней, Кречет, я, наконец, свижусь с твоей матерью и братом в полуденных кущах.

— Хват сказал, рана легкая, — упорствовал Дрозд, которому не хотелось терять вновь обретенного отца.

— Узнаю собственное упрямство, — Соколиный с теплотой взглянул на сына. — Рана была легкая, пока я не снял повязку и не принял кой-какие меры. Теперь воспаление дошло уже до плеча. Еще день, самое большее два, и огонь доберется до сердца. — Дрозд забеспокоился. Слова отца начинали напоминать бред. — Ну да не будем об этом в такой радостный момент. Я видел, во дворе с тобой была девушка. Твоя подруга?

— Невеста.

— Не познакомишь?

— Она...

— Не беспокойся, я ее не укушу. И серебром тыкать не стану.

— Она человек.

— Простолюдинка?

— Да. И что?

— Ничего. Не свирепей. Любому дворянскому роду время от времени требуется свежая кровь. Твоя прапрабабка была дочерью охотника. Зови девочку.

Дрозд повиновался. Вряд ли отец обидит Виночку, но она, скорее всего, испугается грозного князя. Тем не менее, выбора у него нет.

Оборотень вышел в коридор. Листвень тут же вскочил ему навстречу.

— Что с господином?..

— Он жив и в памяти. Подожди еще немного. Виночка, — взглянул на девушку. — Отец хочет видеть тебя.

Винка побледнела и молча шагнула к Дрозду, пропустившему ее в комнату. Князь по-прежнему стоял у окна. Девушка несмело подошла к нему, ощущая на затылке дыхание оборотня. Видно, он не хотел оставлять ее без поддержки.

— Здравствуйте, ясный князь, — поклонилась и осмелилась, наконец, взглянуть в лицо Соколиному.

Тот оказался вовсе не страшным и смотрел на нее с улыбкой. Да, лицо суровое, но глаза усталые и тоскливые.

— Как тебя зовут?

— Винка, ясный князь.

— Кто ты? Откуда?

— Я сирота. Родители мои были селянами.

Соколиный, по-прежнему улыбаясь, разглядывал девушку. Пауза затянулась, и Винка, увидев испачканный засохшей кровью разодранный рукав, пробормотала:

— Вы ранены, ясный князь. Перевязать вам руку?

— Не нужно. Мне твои заботы уже не помогут, — промолвил Соколиный. — Пригляди лучше как следует за этим... нелюдем, — кивнул на Дрозда. — Коли не противно.

— Оборотни если и отличаются от людей, то, пожалуй, в лучшую сторону, — выпалила Винка. — Во всяком случае те, кого я знаю.

— Я вижу, тебе повезло, Кречет, — хмыкнул Соколиный, потом ухватил девушку за плечо здоровой рукой, притянул поближе и заговорил вполголоса, возможно, думая, что сын его не слышит. — И роди ему детишек, даже если он станет отказываться. Ты сумеешь настоять на своем. Никто из дворян ему свою дочь не отдаст, а и отдаст, она не станет рожать оборотней. А я не хочу, чтобы мой род прервался. — Винка, терзаемая смущением и проснувшимся страхом, быстро кивнула, глядя в блестевшие лихорадочным огнем глаза. Соколиный не отпустил девушку, но, казалось, забыл о ней. Взгляд стал отсутствующим, с губ сорвались бессвязные слова. — Вся жизнь — будто взмах крыла, короткая, не оставляющая следа... И они исчезли бесследно... Любавушка, Сапсан, первенец... Я не смог их ни удержать, ни охранить... С ними ушла жизнь, осталась лишь ненависть... Ненависть, смерть и тлен... Не желаю, чтобы Соколиные сгинули... Теперь надежда только на Кречета... На моего младшего... Он должен справиться, у оборотней кость крепкая...

— Отец, — Дрозд осторожно снял руку князя с плеча Винки. — Здесь еще Листвень, ваш оруженосец.

— Зови, — Соколиный будто пришел в себя. — Мальчишка очень кстати.

Девушка отшла от князя, гадая, зачем же Листвень так понадобился своему господину. Ответ она получила быстро, и он оказался простым. Первым делом Соколиный похвалил паренька за храбрость, проявленную в Лопушках.

— У меня будут два последних приказа, оруженосец. Первый: присягни на верность моему сыну, — князь кивнул на Дрозда. — И второй: отныне ты должен свидетельствовать перед любым, кто спросит, что этот нелюдь и есть Кречет, теперь мой единственный наследник и твой будущий господин.

— Да, ясный князь, — Листвень опустился на одно колено. — Я выполню ваши приказы, — и, повернувшись к оборотню, произнес слова присяги.

— Я принимаю твою службу, — ответил Дрозд. — Встань. Продолжай охранять девушку. А сейчас оставьте меня с отцом, — взглянул на Винку.

Соколиный умер через два дня, Хвощ не успел добраться до укрывища вовремя. Дрозд складывал погребальный костер и думал, что приди потаенный раньше, он все равно не смог бы спасти князя. Не взирая на протесты отца, оборотень осмотрел рану. Ее края потемнели, воспаление охватило всю руку, дойдя до плеча. Пугающий запах, который учуял пес, войдя в комнату-узулище, оказался запахом разлагающейся плоти. Как ни странно, князь не слишком мучался, будто телесная боль не шла ни в какое сравнение с покинувшей его с обретением сына болью душевной.

Дрозд попеременно с Лиственем дежурили у ложа Соколиного. Винка попыталась помочь, но пес отказался. Звериное чутье подсказывало: князю недолго осталось, и оборотень хотел последние часы провести с отцом.

Скончался Соколиный легко, во сне. Бодрствовавший Дрозд в какой-то момент перестал слышать его дыхание, а взглянув в лицо, увидел, что оно стало необычно спокойным и умиротворенным, каким он князя и не помнил.

До замка на Грозовом утесе было около пяти дней пути, погода стояла теплая, и Дрозд решил предать тело отца огню. Пусть в родовой усыпальнице покоится пепел. Насколько он знал, останки его матери постигла та же участь. И тело брата не лежит целиком в каменном гробу.

Дрозд отказался от помощи воинов-нелюдей и собирал погребальный костер вместе с Лиственем, Вьюном и Винкой. Когда все было готово, волки в полном молчании снесли завернутое в плащ тело во двор, там пес, оруженосец и кошак положили останки князя на подготовленные дрова. Масла не нашлось, но смолистые сосновы ветки, сухой мох и береста вспыхнули быстро. К небесам взметнулось пламя огромного костра.

Оборотни окружили его, склонив головы. Соколиного люто ненавидели, но его не стало, а к мертвецам нелюди относились почтительно. К тому же волки не забыли, как принял князь свой последний бой, и как вел себя в плену. Воины Клыка умели ценить доблесть, да еще хотели выказать уважение сыну ушедшего врага. Ведь с ним теперь связаны их надежды, да и сам парень не так уж плох: смел и силен. К тому же сумел забыть или хотя бы оставить в прошлом злость за то, что его лишили людской природы.

Когда костер почти прогорел, и на пепелище осталась лишь груда сочащихся красным углей, волки разошлись. Вьюн увел Винку, Листвень, не выдержавший жара, присел поодаль. Только Дрозд неподвижно стоял на том же месте, куда отступил, когда пламя разгорелось в полную силу. Его темные волосы были засыпаны пеплом. Из развалин бесшумно выскользнула Ненасыть и подошла к псу.

— Почему ты не забрал в поединке мою жизнь? — спросила, завороженно глядя на пробегающие по темно-красной груде яркие желтые язычки.

— Она не нужна мне, — пожал плечами Дрозд. — Да еще, пожалуй, из-за Луня. Когда-то ты была смыслом его жизни.

— Зачем ты вспомнил Луня? Он погиб от руки твоего отца, как и вся его семья!

— От руки отца? — пес тоже не мог оторвать взгляда от мерцающего пепелища. — Мой отец давно умер, совсем ненадолго пережил мать. Ровно на столько, чтобы узнать о ее смерти. Соколиный из замка на Грозовом утесе, с которым вы так долго воевали, был мертв. И собирал под свои знамена все больше и больше мертвых подданных. Мой брат стал одним из них. Столько лет мертвые дружинники сражались с мертвыми оборотнями. Такими, как ты, — взглянул на Ненасыть, волчица опустила голову. — Вместе вы засевали бескрайние поля тлена. Князь рассказал мне, сколько селений обезлюдело в Северных землях. А я хочу жить. Смешно, правда? Княжич превратился в тварь Клыкастого, и все равно хочет жить. Презренный пес... — Дрозд неожиданно улыбнулся. — У Луня получилось со мной, а с тобой — нет. Жаль... А смерть мне не нужна. Ни твоя, ничья другая.

— У него получилось, — пробормотала Ненасыть. — С твоей помощью, презренный пес... И отныне мой вожак, если примешь меня в стаю.

— Не приму, потому что стаи у меня не будет. Будет дружина. Туда возьму с радостью.

Дрозд решил не возвращаться в Венцеград, а идти к замку на Грозовом утесе. Туда же должен явиться Ворон, после того как достигнет ущелья и получит известия от посланца оборотней. Потом государевы воины отправятся в столицу с подробным донесением Беркуту, а полноправный наследник Соколиного, пользуясь уже достигнутым, займется переговорами с остальными вожаками Воинов Клыка. И, что самое главное, Виночка, наконец, будет дома, в безопасности. Если понадобится, он запрет ее в башне, но не позволит больше таскаться за ним по дорогам.

Винка прекрасно это понимала, и, идя целыми днями рядом с Лиственем, с тоской поглядывала на Дрозда, который шагал с троицей вожаков и почти все время что-то обсуждал с ними. Вьюн крутился около друга, видно, хотел показать, что может быть полезен. Не иначе, прохвост побаивался, что ставший князем пес перестанет его узнавать.

Девушка вздохнула. Нет, кошака Дрозд, конечно, не прогонит, а вот ей придется тосковать одной. Как ее примут в замке? Вряд ли обрадуются, узнав, что молодой князь собирается жениться на селянке, а лучше сказать, бродяжке. Хотя и на нового господина, скорей всего, станут смотреть не слишком приветливо: он ведь теперь не человек. Ну да ничего, со временем они поймут, что их Кречет не стал хуже. Соколиный же понял. И Листвень, кажется, тоже. Девушка украдкой взглянула на паренька, топавшего чуть позади. Тот заметил и улыбнулся ей. Больше, кажется, не злится и не презирает. Вот и хорошо. И остальные постепенно поймут, а она постарается объяснить непонятливым.

Первые три дня шли лесом. Хвата, Сиплого и Колуна сопровождали в общей сложности около шести десятков бойцов, остальные, как это было принято у Воинов Клыка, рассредоточились по "лежбищам", безопасным, хорошо скрытым в горах и чащобах местам. Такая организация позволяла многие годы укрываться от дружины Соколиного. Волки предполагали до самого Грозового утеса пробираться тайными тропами, но Дрозд отговорил их.

— Если хотите налаживать новую жизнь, нечего начинать ее с игры в прятки. Пойдем открыто. Встретим дружину или людей короля, разговаривать с ними буду я.

На дороге прохожие-проезжие шарахались в кусты, завидев открыто идущий отряд разношерстно одетых воинов, совершенно не похожий ни на княжескую дружину, носившую серый и синий цвета, ни на королевских солдат, в чьей форме сочетались бурый и зеленый.

Вьюн долго провожал глазами застрявший в придорожной канаве открытый возок, в котором сбились в кучу три пышнотелые дамочки: одна постарше и две помоложе, видно, мамаша и дочки на выданье. Дородный хозяин бегал вокруг, руганью подгоняя неспешного работника. Непонятные вояки прошли мимо, даже не глянув в их строну, бояться нечего, а злость сорвать на ком-то надо.

— Слушай, Дрозд, — сказал кошак. — Мне это начинает нравиться. Подданные станут тебя бояться. Шутка ли: князь-оборотень. Я всем стану рассказывать, что ты перекидываешься в чудище невиданное.

— Кому "всем"? — полюбопытствовал Дрозд.

— Да вот таким бабенкам, как в том возке сидели.

— В замке таких клуш нет. Вернее, при мне не было, вряд ли отец их развел. Скорей, и оставшихся женщин распугал.

— Да сдался мне твой замок! Я в таких местах жить не привык. Ты же станешь по княжеству разъезжать, порядки новые наводить, так?

— Придется.

— А я с тобой.

— Вьюн, ты останешься с Виночкой.

— Размечтался! Я останусь с неприкосновенным цветочком в куче камней, где других баб не сыщешь! Я с тобой ездить стану, не отговаривай.

— На чем? Ты на лошади хоть раз сидел?

— Представь себе. Я умею верхом ездить.

— А еще что ты умеешь, про что я не знаю? — Дрозд с удивлением глянул на друга.

— Много чего. Оставишь меня в замке, твоя Виночка потом тебе покажет.

— Тьфу, пакостник! — выругался пес. — Надо мной смеяться будут, если ты за дружиной увяжешься. И не вздумай болтать, что я в чудище перекидываюсь.