После прозвучавшего по радио и телевидению сообщения началась паника. Заверениям, что всё под контролем и опасности нет, никто не верил, умели слышать и читать между строк. Кто, что-то понимал в атомных делах или ничего не понимал, действовали одинаково, все бросился вывозить свои семьи подальше от этих мест. Пресса усиленно вбивала в головы людей одни и те же утверждения. Всё хорошо! Всё под контролем! Всем нужно только повесить на форточки влажную марлю и мирный атом не придёт в ваш дом! Правда, просто?
Все, кто ещё не уехал или не мог уехать по разным причинам, старательно выполняли эти советы. А что было делать? Толком не знал никто. Те, кто имел хоть малейшую возможность и был осторожен, поступал проще. После этих заверений и советов, бросался вслед за уже уехавшими людьми, уезжал сам и вывозил свою семью, подальше от бушующего атомного котла. У кого не было такой возможности просто пил. Помог этому прошедший слух, что красное вино выводит радиацию, это приняли и пили всё подряд. Выживали.
Наблюдая за действиями людей, которые боролись с вырвавшимся на свободу атомным джином, даже не очень сведущие люди поражались. Когда проводят работы в реакторной зоне или с реакторным топливом, все работающие там люди надевают костюмы радиационной или химической защиты. Это знали из научно-популярных фильмов, хроник и репортажей. Но пожарные, задействованные в тушении этого пожара, были одеты в брезентовые костюмы. Да и тушили всё водой. Накалённые графитовые стержни взрывались, их осколки разлетались вокруг вместе с клубами пара. После суток такой безуспешной борьбы приняли новый план ликвидации стихии. 20-тый вертолетный отряд, до этого воевавший в Афганистане и выведенный оттуда для переформирования, бросили на тушение пожара.
По новой методике вертолёты теперь сбрасывали мешки со смесью свинца и бора на горящий реактор. Помогало ли это тушить? Не знаю. Но кое-что видел своими глазами на окраине Киева в микрорайоне "Нивки" на листьях деревьев блестящие капли свинца. И это почти в ста километрах от горящего реактора! Но на это внимания не обращали, борьба продолжалась ...
Ночами чёрные "Волги" неслись в направлении небольшого киевского аэропорта "Жуляны". Все подъезды, подходы к нему были оцеплены милицией и работниками нашей конторы. Рёв двигателей взлетающих самолётов стоял непрерывно. Они уносили прочь из опасной зоны домочадцев правителей и слуг народа, уносили их подальше от мирного атома.
На вокзалах люди дрались за места на поездах, чтобы вывезти, спасти детей. А правители заявляли, как попугаи, повторяя друг друга. Всё хорошо! Всё под контролем! Они под прицелами камер и объективов купались в Днепре, ели выловленную там рыбу. Газеты пестрели этими фотографиями и статьями-интервью. Никто, правда, не задавал им вопросов типа:
"А где сейчас находятся Ваши близкие? Где Ваши дети, внуки в настоящий момент?"
Понятно, что это были не корректные вопросы, а тогда корректность и толерантность были присущи всем партийным работникам СМИ. Смелые корреспонденты гнали репортажи с места событий, описывая героизм наших вождей, ну и простого народа, солдат срочной службы, шахтёров, добровольцев и нет. Они все тоже проявляли сознательность и героизм так, как собирали радиоактивные осколки голыми руками. Техника с электроникой даже импортная работать отказывалась. Без защитных костюмов, в обычной одежде и марлевых повязках или пылезащитных респираторах они работали возле взорвавшегося реактора, откачивали воду из-под него. Очень не простую воду. Тогда у нас всё было наполовину военным, наполовину гражданским, продукция заводов, разработки институтов, остатки от деятельности реакторов атомных электростанций. Перечислять подробно очень долго, поэтому заниматься этим не буду. Но самым страшным было то, что никто не знал, не мог сказать, что и как нужно делать. Каждый с умным видом давал свой рецепт борьбы с вырвавшимся на свободу атомом. Но, установка партии была четкой и конкретной. Не допустить паники! Успокоить народ! Это усердно и выполнялось всеми.
На первомайский парад выгнали народ. Конечно, добровольно, но приказным порядком и он счастливый и весёлый прошёл по экранам всех стран.
Верха спасались. Народу дали возможность проявить героизм, пусть ценой своей жизни и здоровья. Но дали! Об этом можно говорить много и долго. Но это будет повесть о том, как народ бросили один на один с мирным атомом, а я пишу о своей жизни. Сегодня можно говорить о том, что это был один из примеров слабости прогнившей, застойной власти, но тогда так никто не только не говорил, а даже не думал. Всё воспринималось нормально, каждый боролся и спасал себя, своих и своё. Единственное, что поразило меня тогда, это то, что многие наживались на этой панике, на этой трагедии. Не было сочувствия, сострадания, желания помочь ближнему своему, всего того, чем всегда славился наш народ. Сейчас понимаю, что это и был первый росток того, что мы имеем сегодня. Может мы и стали свободней, богаче, умнее, но мы потеряли милосердие, уважение к старикам, сострадание к слабым и обездоленным людям, человеколюбие ..., вот это и жаль.
... В августе из Москвы на меня пришёл приказ. Направить меня на курсы повышения квалификации во всесоюзный учебный центр КГБ СССР. О переводе в Главную контору там не было сказано ни слова, но я и мои старшие товарищи об этом знали. Товарищ генерал от своих товарищей генералов в секрете это не держал, поэтому я простился со своими старшими товарищами Мы сидели в нашем любимом ресторане, но былой радости за столом не царило, было грустно. Я уезжал, оставляя своих друзей, своё детство, свою память и дорогую мне могилу матери. С годами эта ранняя утрата осознавалась всё больше, думать о ней было всё больнее. Простился с отцом, Зиной и Виталиком, сестрой Зины. Их дети с тёщей и свекровью были ещё в мае вывезены на юг, возвращаться пока не собирались. Всем им сказал, что предложили место в Москве, понимал, что это звучит очень глупо, но придумать ничего не мог. Естественно, обещал всем звонить и приезжать при первой возможности, на этом и расстались.
Поверили мне или нет? Даже не задумывался. Через два дня вечерний поезд увозил меня прочь из родного города, от близких людей. Он увозил меня в новую жизнь.
За спиной осталось сорок лет жизни. Как понял в дальнейшем, это были самые спокойные, тихие и счастливые годы моей жизни. Хотя насчёт счастливых я не прав ...
В моей квартире остались мои тайники и их хранитель, очень честный человек, которому я безоговорочно доверял. Он работал на Крайнем севере, поэтому квартира большей частью времени находилась под охраной вневедомственной охраны так, как была оборудована сигнализацией подключенной на пульт охраны. В паспорте этого человека была фотография с моим лицом, моим именем, но другой фамилией и отчеством. Поэтому наверно я ему и верил, и доверял. Сам ведь себя не предашь!
... Москва встретила меня мелким дождём. По народным приметам дождь по приезду это к удаче. Ещё до отъезда позвонил товарищу генерал-лейтенанту и сообщил номер поезда, номер вагона. Поэтому меня встречал посланец товарища генерала и престижный по тем временам транспорт. Черная "Волга" отвезла в Тёплый Стан в общежитие учебного центра конторы.
Оставил вещи в выделенной мне комнате и поехал на Лубянку. Выполнив все формальности в отделе кадров, поднялся к товарищу генерал-лейтенанту. Он тепло и радостно встретил меня. Время было обеденное, мы и поехали в знакомый нам ресторан, где сидели после моего возвращения из Афгана.
Женщины-администратора приглянувшейся мне не было. Может, она была выходной, но её имя и фамилия у меня были. Просто так от скуки и упрямства, попросил товарища генерала узнать её адрес и телефон. После обеда меня отвезли в общежитие, до утра был свободен. Идти никуда не хотелось, было лень. Помылся, повалялся на кровати, посмотрел телевизор, поужинал в буфете и лег спать.
А утром началась новая жизнь. Очевидно из-за моего скромного звания, меня определили в группу, где были два майора, 34 и 32 лет, а остальные семеро были капитанами, а один был старшим лейтенант 27 лет. Странный состав для курсов повышения квалификации старших офицеров оперативных подразделений. Толи не досмотрели, толи работали родственные связи, обычный путь в верхние эшелоны той, да и как смотрю теперь этой новой страны. Это не менялось. Менталитет? Этот вопрос меня не особо мучил, мучило более важное, для меня знание своего возраста. Мне было сорок лет и среди этой молодёжи, мне не стать замыкающим будет трудновато.
Утешался только тем, что как я уже говорил, два-три раза в неделю занимался в спортзале и столько же времени уделял тиру, сбегая от сидения за столом. Это должно было теперь помочь мне. Здесь не ошибся! Именно это всё и помогло мне не опозорить свои седины. На первом занятии по рукопашному бою мне подсунули здорового капитана, парня 30 лет. Я выложился весь, и ему досталось очень не хило. Инструктор вначале не мешал молодым жеребцам издеваться над стариком. Но когда увидел летающего по углам спортзала здоровяка, сразу же, от греха подальше, перевёл меня на должность своего спарринг-партнёра. Но и с ним я тягался на равных, иногда отправляя его на пол, или загонял в угол, нанося разящие удары.
После таких неудач инструктор сделал меня исполнителем наказания для остальных. Моими противниками становились провинившиеся курсанты, все кто имел замечания или отлынивал на тренировках. Но со временем все подтянулись, попадать под меня желающих не было. Инструктору приходилось назначать мне противников приказным порядком, а мне, условно выводить из строя, то руку, то ногу, то ..., ну это не важно.
В тире я тоже был не последним. Народ у нас был любознательный и скоро все знали не только мою автобиографию, но и всю подноготную. Знали, что я дважды побывал в Афганистане, а однажды нарушил приказ. Будучи командиром спецгруппы, ввязался в бой и разгромил отряд "духов" за что и был наказан.
То, что в глазах начальства было проступком, в глазах молодых офицеров было геройством. Об этом не говорили прямо, но меня уважали и обращались на "вы".
Дни шли за днями. Кроме спортзала и тира было много других предметов. Что бы выглядеть достойно, мне приходилось заниматься и в свободное время. Так, что гулять было не когда, да я и не стремился.
Народ в нашей группе был с разных республик нашей тогда большой страны. Мы сдружились. Эта дружба осталась с нами и потом, когда многие из нас служили уже разным государствам. В отличие от правителей и новых вождей между нами не возникло границ и отчуждения, все охотно помогали друг другу, если кому-то нужна была помощь.
Несколько раз в выпадавшие выходные гостил у товарища генерала. Пару раз сходили с ним в ресторан, но той женщины-администратора в те дни на работе не было. Может просто не попадали в её смену? Адрес и телефон её товарищ генерал мне дал, при этом что-то пробурчал о каких-то странностях, но я пропустил это мимо ушей. Её происхождение и чья она родственница меня не интересовало, серьёзных намерений не имел. Да и действовал с ленцой. Пару раз покрутился у её дома, но её не встретил, занятия много времени для этих дел не оставляли.
Три месяца прошли, занятия окончились. Мы отметили окончание учёбы, обменялись телефонами адресами и разъехались по своим республикам. Разъехались все, а я остался. Меня зачислили в оперативно-агентурный отдел, дали однокомнатную квартиру в доме гостиного типа. Были тогда такие дома. Большой коридор и два десятка однокомнатных квартир на этаже, но по сравнению с общежитием это был настоящий рай!
Комната 16 метров квадратных. Небольшая кухня 6 метров квадратных. Туалет и душевая кабина вместе, в одном помещении, плюс маленький коридор. Я был один, и мне этой квартиры хватало с головой. Ремонт сделал сам. Не потому, что не было денег, причина у этого была другая, нужно было сделать в квартире тайники. Разве такое можно кому-то доверить? Ответ понятен, вот и делал ремонт сам. Обставил квартиру скромно и со вкусом, но не загромождал. В комнате на полу положил большой ковёр. В углу поставил диван-кровать, два кресла и журнальный столик. Не забыл и шкаф. Телевизор на ножках, радиола и магнитофон. В коридоре вешалка, зеркало. Под ним подставка для телефона и тумба для обуви. Небольшая кухня вместила два подвесных шкафчика, тумбу-мойку, стол, четыре табуретки и холодильник. В ванно-туалетной комнате стояла стиральная машина. Вот и вся моя обстановка. Моё жильё мне нравилось. Ещё обеспечил себя транспортом, купил трёх годичную "шестёрку". После этого смело начал свою новую жизнь в новом городе ...
... В это время наш народ начал активно покидать нашу, а для людей покидающих её, свою родину. Железный занавес подняли, разрешили выезжать всем кого примут в других странах. Мгновенно возле посольств разных государств выросли гигантские очереди. Людей гнали амбиции, надежда на свою гениальность и исключительность, каждый думал, что его там ждут. Народ бросился уезжать, не зная языка, менталитета, традиций и моральных ценностей других народов. У посольств США, Германии, Израиля, толпились самые большие очереди за анкетами. Никто не думал о том, что иммиграция это нищета и унижения, тяжёлая и грязная работа, презрение коренного народа. Другие понятия ценностей жизни и тяжёлый путь становления. Хотя думаю, даже если бы говорили об этих трудностях на всех углах, всё равно люди не поверили бы. Мысль была бы у всех всё равно одна и та:
"Обманывают! Не хотят, что бы мы уезжали! Вспомнили о нас, но я на ваши уговоры не подамся, не надейтесь ..."
Так устроен человек, и ничто его не изменит, пока каждый сам не расшибёт себе лоб, ни во что не поверит.
Удивительно! Но все забили о своём отношении к беженцам с Кавказа и переселенцам с других мест. Кто их любил? Или хотя бы понимал и сочувствовал им. Хотелось бы посмотреть хотя бы на одного такого маргинала!
Мне было странно, что все добровольно и с радостью шли на такую жизнь, понять это не смог. Но и осуждать не хотел, ведь это был добровольный выбор каждого. Среда стремившихся уехать людей была не однородной, были среди будущих иммигрантов и другие люди, они это всё понимали и знали, но их из страны гнали сложившиеся обстоятельства. Они были разные. Одних обложил и прижимал криминал, вокруг других сжималось кольцо ОБХСС, третьим надоело изображать простых граждан страны, все они имели материальные ценности и ехали не с пятью долларами в кармане. Думаю, что у одних это был психоз и романтизм, если это возможно вместе, у других необходимость и расчёт.
Как и любая служба, нашего направления, мы пользовались случаем и возможностью сложившейся ситуацией, отбирали кандидатов среди отъезжающих для своих нужд. Делали это не спеша, осторожно беседовали с ними, объясняли ситуацию и склоняли к сотрудничеству. Естественно обещая некоторые послабления и блага при выезде из страны в оформлении документов, в прохождении таможни. Проще сказать вербовали. Естественно мы имели доступ к паспортным столам, архивам, ЗАГС. Беседовать с кандидатами в будущие помощники нужно было осторожно, соблюдая конспирацию, чтобы их не засветить. Вот я и придумал ноу-хау, не прошёл мимо имеющихся возможностей доступа к органам учёта. На свет появился Михаил Исаакович. Он был похож на меня, как близнец, но жил в городе Шатуре и согласно записям в свидетельстве о рождении имел обоих родителей, евреев. Этот Михаил Исаакович вёл переговоры с отобранными мной кандидатами, люди легче шли на контакт и результаты моей работы были очень результативны. Начальство было мной и моей работой довольно, о своём изобретении и сотрудничестве с Михаилом Исааковичем я никому не говорил. После того, как отпала необходимость в Михаиле Исааковиче, я его документы не выбросил, а убрал в один из своих тайников. Фильма "Ширли — Мырли" тогда ещё не сняли, и зритель его ещё не увидел, но я его сюжет уже украл и проводил в жизнь. Посмотрел этот фильм позже и обвинение в плагиате с себя снял, мой сценарий в жизни отличался от сценария фильма. Близнецы у меня были только на фотографиях документов, в жизни клонироваться не мог. Хотя интересно было бы попробовать это сделать, имел бы свою надёжную команду близнецов. Круто!