Взволнованный, он пролистал Вселенную, изучая остывающие останки погасших звезд.
И, наконец, факт за фактом, он пришел к пониманию тайной истории Вселенной.
Благодаря барионным звездам мелкомасштабная структура вошла во Вселенную темной материи. Пол предположил, что, должно быть, началась химия, когда разновидности фотино соединялись, образуя некие аналоги молекул; странные полузамерзшие дожди шли над поверхностями теневых миров, все еще погребенных в пылающих ядрах барионных звезд.
Наконец-то возникла жизнь.
У Пола не было возможности узнать, произошел ли переход к жизни на одной из теневых планет или на нескольких, возможно, в различных формах. Он также не мог предположить, какую форму приняла эта жизнь, какие технологии и философии она развила.
Но он мог предположить, как она распространилась. Существа-фотиноиды, похожие на птиц — птицы-фотино — порхали среди барионных звезд, как будто их не существовало, колонизируя мир теней за миром теней. Возможно, предположил Пол, огромные стаи курсировали между сердцами звезд, о чем люди и другие барионные расы даже не подозревали.
Прошли эпохи, когда две великие семьи жизни, темная и светлая, не замечали друг друга...
Затем что-то произошло.
И снова Пол мог только догадываться. Вероятно, сверхновая разорвала на части барионную звезду, опустошив в процессе ее теневой мир. Пол представил себе ужас цивилизации фотино, когда неуместная пена барионов, сквозь которую они двигались, превратилась в источник смертельной опасности, возможно, угрожающий конечному выживанию их цивилизации.
Должно быть, были рассмотрены многие варианты действий, в том числе — размышлял Пол с некоторым содроганием — полное уничтожение барионного содержимого Вселенной. Но без барионных звезд и их крошечных гравитационных колодцев не могли образоваться новые теневые миры; следовательно, без барионов не могло быть никакой замены мирам фотино, поскольку они устаревали и умирали: и так, в конце концов, сама темная цивилизация пошатнулась бы и потерпела крах.
Так что барионам пришлось остаться. Птицам-фотино нужны были звезды.
Но им не нужны были эти взрывающиеся повсюду чертовы штуки. И Вселенная была полна этих огромных, ярких звезд, сжигающих энергию и вечно дрожащих на грани катастрофических взрывов. Такие монстры-экстраверты были просто не нужны; все, что требовалось темным расам от звезды, — это достаточно стабильный гравитационный колодец. Остатки крупных звезд — белых карликов и нейтронных звезд — были вполне удовлетворительными, как и незрелые звезды: коричневые карлики и газовые планеты типа Юпитера, которые были теплыми, но недостаточно большими для инициирования термоядерного синтеза.
Холодная, тусклая и чрезвычайно стабильная. Такой и должна быть звезда.
Итак, птицы-фотино решили преобразовать Вселенную.
Птицы-фотино разработали две великие программы. Первая заключалась в формировании эволюции новых звезд. Пол представил себе невидимые стаи, курсирующие сквозь обширные газовые облака, которые служили питательной средой для новых звезд; птицы-фотино использовали огромные массы, чтобы снимать слои с протозвезд и таким образом обрекать их на превращение в коричневых карликов, немногим крупнее Юпитера.
Вторая программа заключалась в рационализации существующих звезд.
Если уж звездам суждено было взорваться или раздуться, как воздушным шарикам, рассуждали птицы-фотино, тогда они предпочли бы ускорить процесс и убрать его с дороги. Тогда цивилизация фотино могла бы расти без ограничений и угроз, купаясь в долгих, величественных сумерках Вселенной.
Итак, птицы-фотино поселились в сердцах звезд. Они заселили ядро первоначального Солнца человечества.
В течение миллионов лет, неизвестных человечеству, птицы-фотино питались от ядра Солнца, выделяющего водород. Каждый глоток энергии каждой из птиц-фотино незначительно понижал температуру ядра.
Со временем, после миллиардов взаимодействий, температура ядра упала настолько, что синтез гелия из водорода стал невозможен. Ядро превратилось в шар из гелия, мертвый, сжимающийся. Тем временем оболочка из продолжающего гореть водорода прожгла себе путь наружу, обрушив на ядро дождь гелиевого пепла...
На пять миллиардов лет раньше Солнце покинуло главную последовательность и превратилось в красного гиганта.
С таким хладнокровным расчетом, с таким океаническим упорством птицы-фотино состарили звезды.
Вскоре начались первые вспышки сверхновых. Они распространялись как чума из центра управления птицами-фотино.
И ксили встревожились.
К этому времени, предположил Пол, ксили уже были повелителями барионной Вселенной. Они инициировали многие из своих обширных космических инженерных проектов, и множество низших рас начали следовать по их гигантским стопам.
Ксили сосредоточили внимание на деятельности птиц-фотино и быстро пришли к пониманию природы угрозы, лицом с которой они столкнулись. В опасности было будущее не только самих ксили, но и всей барионной жизни.
Возможно, они пытались общаться с птицами, предположил Пол; возможно, им даже это удалось. Но конфликт с птицами-фотино был настолько фундаментальным, что общение было бессмысленным. Это был спор не между индивидуумами, мирами, даже видами; это была борьба за выживание между двумя враждебными формами жизни, запертыми в одной Вселенной.
Это была борьба, которую ксили не могли позволить себе проиграть. Они отказались от своих проектов и мобилизовались.
Последняя война, должно быть, начиналась медленно. Пол представил, как НИКи опускаются на звезды, известные тем, что в них обитают стаи птиц-фотино, вишнево-красные лучи звездоломов сияют, как мечи. И птицы-фотино предприняли бы ответные действия; их невообразимое оружие почти незамеченным проскользнуло бы мимо лучшей защиты ксили.
И ксили, должно быть, примерно в то же время инициировали построение великой причинно-следственной петли, контролируемой антиксили с помощью своих семенных коробочек. Наконец-то Пол понял цель антиксили: ксили с удивительной решимостью решили изменить свою собственную эволюционную историю, чтобы подготовиться к битве с птицами-фотино. Пол представил себе разветвление Вселенной по мере того, как антиксили изменяли прошлое. У измененных и заранее предупрежденных ксили в этой новой истории было время подготовиться к грядущему конфликту, включая создание могущественного артефакта под названием Кольцо Болдера — пути отступления на случай, если, несмотря на всю их подготовку, война будет проиграна.
И все это время люди и другие расы, не подозревающие о великом предназначении ксили, искали брошенные игрушки ксили. В конце концов, у людей даже хватило наглости напасть на самих ксили, не подозревая, что ксили ведут тотальную войну против общего врага, гораздо более смертоносного, чем кваксы, или скримы, или любой из древних врагов человека.
Войны ксили были ужасной, эпохальной ошибкой человечества. Люди верили, что они должны бросить вызов ксили: свергнуть их, стать мелкими королями барионного космоса.
Это абсурдное соперничество привело, в конце концов, к фактическому уничтожению человеческого вида. И, что еще хуже, размышлял Пол, оно отвело взгляд человечества от истинной природы ксили и их целей, а также от угрозы царства темной материи.
Во Вселенной произошел фундаментальный конфликт между темной и светлой формами материи — конфликт, который, в конце концов, привел звезды к их исчезновению. Различия между барионными видами — например, ксили и человечеством — ничто по сравнению с этим великим расколом.
И даже когда войны продолжались, раковая опухоль старения, разбухания и взрывающихся звезд продолжала распространяться. Рост разрушенных регионов, должно быть, был почти экспоненциальным.
Наконец, ксили поняли, что — несмотря на использование ресурсов Вселенной, несмотря на манипулирование их собственной историей — это была война, которую они не могли выиграть.
Оставалось только замкнуть причинно-следственную петлю антиксили, завершить Кольцо и сбежать из Вселенной, которую они потеряли.
Но птицы уже собирались вокруг Кольца, намереваясь уничтожить его.
Пол размышлял о том, что он узнал, о запустении барионной Вселенной, раскинувшейся вокруг него. Хотя Кольцо все еще сохранилось, ксили исчезли, эвакуировавшись.
Барионная жизнь была рассеяна, разбита вдребезги, ее ресурсы растрачены — в основном человечеством — на абсурдные, неудачные нападения на ксили.
Пол был один.
Сначала Пол описывал себе места, которые он посетил, реликвии, которые он нашел, человеческими терминами; но по мере того, как шло время и росла его уверенность, он устранил этот словесный барьер. Он позволил своему сознанию еще больше размягчиться, разбавить узкое человеческое восприятие, за которое он цеплялся.
Все, что его окружало, было квантовыми волновыми функциями.
Функции заполнили пространство-время и пронзили его душу. Воодушевленный, он прокатился на их безвкусном блеске сквозь сердца стареющих звезд.
Он ослабил свое чувство масштаба, так что, казалось, не было реальной разницы между шириной электрона и широким каналом гравитационного колодца звезды. Его чувство времени расширилось, так что он мог наблюдать за насекомоподобным, трепещущим распадом свободных нейтронов — или отступить назад и наблюдать за грандиозным, медленным разложением самих протонов...
Вскоре в нем мало что осталось от человека. Затем, наконец, он был готов к последнему шагу.
В конце концов, размышлял он, человеческое сознание само по себе является искусственной вещью. Он вспомнил, как Грин в Рафинадной Глыбе радостно описывал тесты, которые, вне всякого сомнения, доказали, что двигательные импульсы, инициирующие действия человека, часто могут предшествовать желанию этих действий на значительные доли секунды. Люди всегда плыли по течению во Вселенной, существа импульсивные и беспричинные, объясняющие свое поведение друг другу с помощью все более сложных моделей осознания. Когда-то они верили, что боги оживляют их души, сражаясь в своих битвах через человеческую форму. Позже они развили идею осознающего себя, самоуправляемого сознания. Теперь Пол видел, что все это было не более чем идеей, моделью, иллюзией, за которой можно спрятаться. Почему он, возможно, последний человек, должен цепляться за такие устаревшие удобства?
Он понял, что никакого познания не было. Было только восприятие.
С эквивалентом улыбки он расслабился. Его осознание вспыхнуло и утихло.
Он был вне времени и пространства. Великие квантовые функции, охватывающие Вселенную, скользили мимо него подобно огромной бурной реке, и его глаза были наполнены серым светом, который лежит за всеми явлениями.
Космос никогда не был пустым.
В жестких пространственно-временных рамках принципа неопределенности "пустой" вакуум был заполнен наборами виртуальных частиц, которые возникали из ничего, разлетались в стороны, рекомбинировали и исчезали, как будто их никогда и не было — слишком быстро, чтобы законы сохранения массы/энергии могли это заметить.
Когда-то ученые-люди называли его бурлящим вакуумом. И теперь он был обитаем.
Квакс был порождением турбулентного пространства, его "ячейки" представляли собой сменяющуюся последовательность наборов виртуальных частиц. Физически его структура простиралась на много ярдов — грубая сфера, гигантская по субатомным меркам, содержащая комплекс наборов виртуальных частиц, которые хранили терабиты данных: понимания, памяти, охватывающей миллионы лет.
Подобно тени облака, квакс курсировал по неспокойному космосу в поисках людей...
ЧАСТЬ 7
ЭПОХА: Победа фотино
...Все кончено? Человечество уничтожено? Лета, Ева, мы преодолели миллионы лет. Мы видели полет ксили, победу этих птиц-фотино. Должно быть, все кончено. Что еще можно мне показать?
— Смотри, — терпеливо сказала она. — Смотри...
РАКОВИНА
4 101 214 г. н.э.
— Я нашла птицу из Раковины — птицу из космоса! — Аллел прибежала в деревню, переполненная новостями, ее мешковатая рубашка из коры развевалась.
Но это никого не впечатлило. Она не могла этого понять. Дети помладше вернулись к своим играм в пыли.
Ее мать, Бойд, рассеянно потрепала четырнадцатилетнюю Аллел по голове. — Не приставай ко мне, — проворчала она и занялась своими делами.
Лицо Бойд представляло собой изуродованную шрамами сложную маску, когда она двигалась среди групп мужчин и женщин, массивная и грозная в своем пальто из стеганой коры коровьего дерева, что-то планируя и что-то срочно обсуждая. Было уже далеко за полдень; вечером Бойд поведет эту потрепанную армию на юг в очередную атаку на оборону моста.
Аллел знала, как это важно для ее матери; в конце концов, они должны были обеспечить переправу через реку Атад и получить доступ на юг — иначе северные ледники наверняка раздавят их крошечную деревню еще до наступления многих зим. Кулаки Бойд были сжаты до белизны, когда она спорила. Аллел знала, что она размышляет о перспективе очередного кровавого провала, и решила держаться от нее подальше.
Она нашла своего дедушку Лантила, который перевозил миски с экскрементами и другими отходами из вигвамов из коры к скоплениям коровьих деревьев в центре деревни. Лантил высыпал миски в корневую систему деревьев и устало терпел болтовню своей внучки.
Она рассказала ему, как вышла из деревни одна и вскарабкалась на скалистые отроги холма Хафен, расположенного примерно в миле отсюда. На вершине она распласталась, тяжело дыша, и удивленно уставилась вверх: в послеполуденном свете Раковина казалась светящимся одеялом, и вскоре она забыла о ветре с северных ледяных полей, который пробирался сквозь грубые швы ее рубашки...
Мир Аллел был миром без неба. Вместо этого от горизонта до горизонта простиралась Раковина, накрывая землю подобно светящейся крышке синего, зеленого и поразительно оранжевого цветов. Она проследила знакомые линии границ океана и наблюдала, как облака сворачиваются в перевернутый шторм прямо над ней. Она подняла палец, как будто хотела разогнать бурю на огромной тарелке, висевшей над ней...
— и птица упала в воздух. Она опустилась на колени и обхватила птицу руками; ее сердце застучало, когда капли льда растаяли на крыльях.
Птица была льдисто-голубой, захватывающего цвета, которого она никогда раньше не видела. А в клюве у нее был ярко-оранжевый цветок.
Точный цвет этих странных оранжевых брызг на Раковине.
Птица пришла в себя и с грохотом улетела, но это не имело значения. Аллел знала, что она, должно быть, сбилась с пути и пересекла Пропасть между мирами.
Она побежала вниз по поросшим вереском склонам к своему дому.
Она шла по следам Лантила, когда он устало брел среди вигвамов. — Но если мир и Раковина — это шары, что их разделяет? — Возможно, за горизонтом были огромные столбы...
Лантил откинул со лба прядь грязных волос. — Какое это имеет значение?
— Я хочу знать, — топнула она ногой.
Ее дедушка вздохнул. — Хорошо. — Он опустился на колени рядом с Аллел и сжал узловатый кулак. — Вот мир, Дом, круглый, как шар. — Он обхватил кулак другой рукой. — А вот и Раковина, полая сфера вокруг Дома. — Теперь он разжал кулак и закрутил кончиком пальца спираль внутри ладони, сложенной чашечкой. — Солнце движется через Пропасть, даря нам день и ночь, лето и зиму.
