Целью слушателей было исследовать эту потрясающую дифракцию. Они наносили на карту гравитационные волны, рябь в самом пространстве-времени, глубокую и длинную, распространяющуюся со скоростью света от самых титанических событий Вселенной: взрывной гибели звезд и ядер галактик, столкновений черных дыр и галактик-гигантов. Гравитационные волны прошли дальше, чем какие-либо другие, и они косвенно предложили самую четкую из возможных карт Вселенной, ее структуры и содержимого. — Замечательно, — выдохнул Рит. — И вот эти слушатели наблюдают за лазерным лучом своими большими глазами. Эти длинные световые лучи чувствительны к возмущениям гравитационных волн, которые проходят через ядро планеты. — Как ни странно, некоторые частоты гравитационных волн достигали нескольких тысяч циклов в секунду: преобразованные в звуковые волны, они были слышны человеческому уху. Слушатели действительно слышали стрекотание сталкивающихся нейтронных звезд, трель одной черной дыры, поглощающей другую.
Эхо гравитационных волн разносилось по замкнутой Вселенной, от полюса к полюсу — и из будущего в прошлое. Информация, которую слушатели искали в своих гравитационных волнах, касалась не только великих физических событий Вселенной. Она была об истории человечества.
Трансцендентность задумала великий проект. Она построит зонд, который отправит в самое отдаленное будущее и тем самым забросит его в самое глубокое прошлое. И там, прячась в темноте на краю Солнечной системы, этот наблюдатель из будущего стал бы свидетелем разворачивания глубочайшей истории человечества — и отправил бы всю сложную историю обратно по кривой Вселенной великому существу, которое ее создало. Слушатели записали эти шепоты, посланные из глубочайшего прошлого в самое отдаленное будущее. После извлечения новости из истории были проанализированы и сохранены в объединяющихся архивах, а затем распространены, чтобы сформировать основу свидетельствования.
Таким образом, прошлое было перенесено в настоящее Трансцендентности. И где-то в этом огромном пласте данных, добытых из прошлого, была похоронена червеобразная нить биографии Майкла Пула.
Рит отвлек Алию от ее погруженности. Это было так, словно она вернулась из сна о космическом единстве к себе, обратно в мрачную пещеру слушателей.
Рит изучал ее, аналитично, но с беспокойством. — Ты узнала достаточно?
Она нахмурилась, размышляя. — Я узнала, как мы восстанавливаем прошлое. Но мне еще предстоит узнать, как мы используем эту информацию. Это еще не конец, Рит.
— Что дальше?
— Не знаю.
Он сел рядом с ней. — Итак, мы продолжаем. Алия, я обеспокоен тем, что ты отвлекаешься от своей истинной цели.
Она безучастно ответила на его взгляд. — Какое это имеет значение для тебя? Я думала, ты сказал, что мне следует найти свой собственный путь к Трансцендентности. Разве это не именно то, что я делаю?
— Ты вкусила Трансцендентности, но все еще одинока, все еще Алия. И ты потакаешь любопытству Алии. Если бы ты только отдалась Трансцендентности, все твои сомнения и вопросы исчезли бы. Я видел это много раз раньше. — Он явно хотел обнадежить этим, и, возможно, когда-то так и казалось, но теперь его мягкие заверения охладили ее. — И кроме того, — продолжил он, — ты уверена, что эти вопросы исходят от твоего собственного сердца? Не забывай, что эти Кампоки шантажировали тебя, заставляя задавать вопросы об Искуплении.
Она холодно сказала: — Методы Кампоков были примитивными. Грубыми. Но вопросы, которые они подняли, справедливы. Рит, я хочу разрешить все свои сомнения, прежде чем Трансцендентность поглотит меня. Неужели это так трудно понять?
Рит нахмурился. — Твой термин "поглощать" неуместен. Трансцендентность — это увеличение, а не уменьшение.
Но я бы предпочла быть одинокой и в здравом уме, мрачно подумала Алия, чем погрузиться в безграничное безумие. Я должна быть уверена. Но, конечно, она не могла сказать это Риту.
— Мы идем дальше, — твердо сказала она.
— Да, но куда? — беспокойно спросила Дреа.
Слушатели, казалось, начинали привыкать к присутствию посетителей. Они сновали взад и вперед по полу своей комнаты, их огромные глаза ловили мерцание лучей света.
Дреа смотрела на них с отвращением. — Это ужасное место.
Внезапно Алия почувствовала себя ограниченной, пойманной в ловушку, погребенной под этой огромной насыпью из пробитой туннелями земли. Она повернулась к Риту. — Давай выбираться отсюда...
Берра ахнула. Она пошатнулась и потянулась к Алии, которая резко отодвинулась.
Рит взял Алию за руку. — Постарайся успокоиться, — пробормотал он. — Не тревожь Берру еще больше. Нам нужны ее указания, чтобы выбраться отсюда, прежде чем...
— До чего?
— До того, как она выполнит свой последний долг перед ульем.
— Какой последний долг? Что с ней не так?
— Разве ты не понимаешь? Ей нужно держать нас здесь так долго, как она сможет. Ты нужна ей, Алия.
Берра родилась с потенциалом интеллекта. Но она, вероятно, никогда не была полностью сознательной, не осознавала себя — по крайней мере, до появления Алии.
— Потому что, — медленно произнесла Алия, — лучше, если трутень не будет знать, что он трутень.
— Да. Вот почему в большинстве ульев трутни теряют свои высшие когнитивные способности. Но бывают обстоятельства, когда интеллект слишком полезен, чтобы его полностью терять — например, когда Объединение подвергается нападению или его приходится перемещать.
— Или когда приходит избранная Трансцендентной и задает вопросы, — сказала Алия.
— Да. Алия, Берре повезло. Она была просто специалисткой по взаимодействию, которая оказалась ближе всех, когда мы позвали. Возможно, она даже не знала нашего языка до того, как понадобилась. Вероятно, раньше у нее даже не было имени, потому что это было к лучшему, что у нее его не было. Это было так, как будто она проснулась, впервые в своей жизни, в тот момент, когда ты вошла в дверь.
— Но теперь мы уходим, — сказала Алия. — Она может вернуться к тому, какой была. Не так ли?
Рит покачал головой. — Алия, Берра хорошо послужила улью. Но теперь она знает слишком много: она знает, кто она такая, что она трутень. И ей больше некуда идти. Алия, она умрет прежде, чем мы покинем планету.
Алия в ужасе уставилась на Берру. Маленький трутень, казалось, складывался сам по себе, как будто взрывался, все еще глядя на Алию.
Алия не могла этого вынести. Она скользнула прочь, прямо оттуда, из сердца улья. Обнаружила, что снова стоит на ржавой равнине. Сорвала с лица маску и втянула пыльный воздух.
Пока мы работали с Руудом Макаем над конкретизацией участия ЗИ в нашем проекте по газогидратам, Шелли и я остановились в Палм-Спрингс.
Мы были гостями ЗИ в великолепном, несколько выцветшем отеле. Его внешняя оболочка была выкрашена так, что блестела серебром в сухом солнечном свете, как огромная сложная елочная безделушка. Внутри был гигантский бассейн и еще больший бар, где робот-пианист нежно играл Шопена. Но гостей не было.
У Шелли, как всегда, было много работы. Она работала по восемь-девять часов в день, часть из них с Макаем и сотрудниками ЗИ. Но она также поддерживала связь с клиентами, поставщиками и контактными лицами по всему миру, и эти девять рабочих часов были случайным образом распределены на каждые двадцать четыре часа. Она работала в маленькой кабинке автоматизированного проектирования при отеле, в купальнике или пушистом гостиничном халате, в окружении посетителей виртуальной реальности, или призрачных схем, или макетов сложных механических узлов. Она обладала удивительной способностью хорошо функционировать в три часа ночи и вздремнуть в четыре часа дня.
Так что я провел некоторое время в одиночестве. Близилась середина лета и мертвый сезон, но, несмотря на это, в Палм-Спрингс было гулко и пусто. Богатство двадцатого века и удобство передвижения, которые создали это место, исчезли, оставив сверкающий пузырь в воздухе пустыни. Для меня это было не так уж плохо. Я чувствовал, что прошел через многое, и Палм-Спрингс, большой и безлюдный, был хорошим местом, чтобы снять напряжение. Если бы я только играл в гольф, это место было бы идеальным, подумал я.
Мы с Шелли действительно проводили свободное время вместе. Мы ели, плавали, гуляли, разговаривали. Мне всегда очень нравилась Шелли. Компетентная, увлеченная, с чувством юмора, непринужденная в своей жизни и на работе, она была именно таким человеком, каким я всегда стремился быть. И думаю, что я ей тоже нравился, хотя по сравнению с ней я был безнадежен — никогда не был надежным, всегда был склонен к легкомыслию. Но у меня "никогда не было недостатка в идеях", как она иногда говорила. Ей нужен был кто-то рядом, кто формировал бы импульс что-то делать, и я был источником этого — о чем свидетельствует сам наш проект по стабилизации гидрата.
Конечно, жизнь с Шелли, которая была в здравом уме, занята и жива, была бы хороша для меня — если не всегда для нее. Но этому никогда не суждено было случиться, потому что, как она сама сказала, Мораг всегда была рядом, хорошо это или плохо, привязанная ко мне, как моя правая рука, и не было смысла вести себя так, как будто это не так. Иногда я сожалел об этом факте. Я думаю, Шелли тоже немного помогла. Но наши отношения занимали свое место в моем воображаемом спектре возможностей. Так оно и есть.
Я несколько раз разговаривал с Розой в Севилье. Она "раскапывала старые истории о привидениях", как сказала мне немного загадочно. Иногда она сама пугала меня: мне казалось, что я вижу за ее маленьким личиком, так точно воспроизведенным системами виртуальной реальности отеля, темные конклавы Ватикана, огромные груды знаний, которые накапливались в течение двух тысячелетий, и, возможно, еще более странные архивы.
Через семь дней Рууд Макай перезвонил нам из своей штаб-квартиры в Мохаве, где, по его словам, он организует семинар по нашим предложениям.
Мы собрались в конференц-зале в комплексе ЗИ. Само помещение представляло собой куб с прозрачными стенами. Там был длинный стол с дюжиной стульев, очевидно, органично сочетающий обычную и виртуальную реальность. Это было все, что там было; помещение казалось незаконченным, эскизом. Но в виртуальной экономике вы выставляете напоказ свое богатство, демонстрируя меньшее.
Макай, Шелли и я были единственными присутствующими из плоти и крови. Том и Соня Дамейер прибыли виртуально из Англии. Я занял место рядом с Томом, реальный и нереальный бок о бок за одним столом. Я был необычайно рад его видеть; я все еще не оправился от того сибирского опыта, если вообще когда-нибудь оправлюсь. Однако Тому, похоже, было неуютно находиться здесь.
Вандер Гатри из центра анализа глобальных экосистем в Оклахоме материализовался прямо из воздуха. Он выглядел таким же неуклюжим, как всегда, его волосы были небесно-голубого оттенка, и он нервно улыбался мне. И в руках у него был маленький игрушечный робот, которого он поставил на стол. Робот для эксперимента покатался взад-вперед, из его пластикового брюха вылетали искры от трения. Металлическим космическим голосом он провозгласил: — Немного скользко, но думаю, что справлюсь.
— О, ради бога, — проворчал Том. — Папа, что это, шоу уродов?
— Гэа поддерживает нас. Это важно, Том.
— Это нелепо, вот что это такое. Что я здесь делаю?
Мне страстно хотелось дотронуться до его руки. — Если бы не ты, никого из нас здесь бы не было. Просто успокойся и следуй зову сердца.
Том фыркнул, но остался сидеть неподвижно.
С другой стороны от него Соня поймала мой взгляд и слабо улыбнулась. С ним все будет в порядке. Я был благодарен за бессловесное сообщение и рад, что она была там, здравомыслящая и спокойная. Здравомыслие и спокойствие, похоже, действительно в дефиците в моей родословной.
Рууд Макай, элегантный и компетентный, как всегда, постучал ногтем по стоящему перед ним стакану с водой. — Могу я призвать нас к порядку? Спасибо вам всем за то, что вы здесь, так или иначе...
По его словам, нашей целью было проанализировать проделанную на данный момент работу по конкретизации схемы стабилизации гидратов и принять решение о следующих шагах.
Том сразу же стал подозрительным, даже враждебным. — Следующие шаги? Например, вы берете все это на себя, чтобы разбогатеть, буря обалденно большие скважины на Северном полюсе?
Я быстро сказал: — Том, успокойся. Люди из ЗИ помогают нам здесь.
— О, конечно.
Если Макай и был встревожен этим бесперспективным дебютом, он этого не показал. — Мы здесь для того, чтобы проанализировать проделанную нами работу над проблемой, которую все считаем серьезной. Итак, пока давайте отталкиваться от того, что у нас есть общего, а не сосредотачиваться на наших различиях. Можем ли мы прийти к согласию в этом вопросе?
Робот Гэа катался взад-вперед. Мне было интересно, что она думает обо всей этой межличностной, типично человеческой ерунде. И все же, я предположил, что она абсолютно зависела от людей, со всеми нашими несовершенствами; чтобы добиться цели, ей приходилось мириться с нами.
Шелли поняла намек. — Мне начать? — Она встала, подошла к началу стола и взмахами рук начала вызывать в воображении виртуальные изображения сложных, сверкающих и безупречных инженерных элементов. Ядром его было устройство, по форме напоминающее пулю, со сложным узором из фланцев и воздуховодов, выгравированным на его носовой части. В его сердце я увидел искру, душу в механизме.
Шелли создала множество изображений этой штуки, некоторые прозрачные, вырезанные или разорванные. — Мы называем это кротом, — сказала она. — Это краеугольный камень нашего дизайна. Но каждый крот будет маленьким, не больше сжатого кулака...
Чтобы стабилизировать гидратные слои, необходимо было бы проложить по ним каналы для охлаждающей жидкости, как в нашем первоначальном эскизе. Команды, которых Шелли собрала для воплощения идеи в жизнь, придерживались этого базового дизайна. И они все еще предполагали, что рабочей жидкостью будет жидкий азот, извлекаемый в виде газа из воздуха, а затем охлаждаемый и сжижаемый. Вы пропускали бы азот по подземным каналам, где он испарялся бы обратно до газа, в процессе отбирая тепло из слоев гидрата, а затем отводился бы из каналов для повторного использования. Таким образом, вы могли бы эффективно выкачивать тепло из земли.
Но чтобы стабилизировать полосу гидратов, проходящую прямо вокруг полюса планеты, нам понадобились бы сотни тысяч километров труб, если опираться на их применение. Было просто непрактично изготавливать их и оставлять в глубине в таком количестве.
— Вот тут-то и появляется крот, — сказала Шелли. — Это будет похоже на самоходное буровое долото. — Выступающий наконечник на самом неподвижном изображении зажужжал, его функция была очевидна. — И он будет прокладывать туннели, а не трубы. Он просто пророет себе путь сквозь землю, как настоящий крот. Но туннелю, который он выкопает, не позволят обрушиться. — Она указала на ряд маленьких устройств, прикрепленных сбоку крота. — Мы будем укреплять туннель по мере продвижения, используя местные материалы. Точная методика будет зависеть от того, что мы там найдем, и будет варьироваться в зависимости от местной геологии... Стены туннеля, конечно, сами по себе будут умными и способными к некоторому ограниченному самовосстановлению, хотя в случае серьезных нарушений, таких как сейсмические колебания, мы всегда можем послать вниз больше кротов.
