Они продвинулись еще на десять-двенадцать метров, и им потребовалось не менее двух минут, чтобы преодолеть это расстояние. Лед теперь был таким толстым, что маленький нож Клавейна мог прорубать и срезать лишь незначительные его участки, а Хоури была достаточно мудра, чтобы не использовать свое оружие так близко к сердцу айсберга. Ледяные образования вокруг них приобрели новый тревожащий характер. Луч фонаря Джаккотте скользнул по соединениям, напоминающим бедренные кости или странные жилистые сочленения костей и хрящей.
Затем количество препятствий уменьшилось. Внезапно они оказались в сердцевине айсберга. Над ними образовалось что-то вроде крыши, покрытой прожилками и подпираемой огромными глыбами чешуйчатого льда, поднимающимися снизу. Густой, похожий на паутину клубок был виден и в дальнем конце помещения.
Посередине виднелись обломки корабля.
Скорпио не считал себя экспертом по космическим кораблям конджойнеров, но, судя по тому, что он знал, корвет класса Мурена должен был представлять собой гладкую ультрачерную куколку. У него должны были быть фланцы и шипы, как у какого-нибудь ужасного орудия допроса. На поглощающей свет поверхности его корпуса не должно было быть и намека на шов. И уж точно корабль не должен был лежать на боку, с переломанным хребтом, распластанный, как препарированный экземпляр, с внутренностями, замороженными в момент взрыва. Корпус не должен был быть покрыт запекшимися внутренностями машины, и его куски, острые и неправильной формы, как осколки стекла, не должны были валяться вокруг места крушения, подобно опрокинутым надгробиям.
Это была не единственная неисправность корабля. Он пульсировал, издавая отрывистые мурлыкающие звуки на пределе слышимости Скорпио. Он скорее ощущал это в животе, чем слышал. Это была музыка.
— Это нехорошо, — сказал Клавейн.
— Я все еще чувствую Ауру, — сказала Хоури. — Она там, Клавейн.
— От нее осталось совсем немного, — сказал он ей.
Скорпио увидел, как на мгновение дуло пушки Хоури повернулось в сторону Клавейна, пронесшись над ним. Это длилось всего мгновение, и в выражении лица Хоури не было ничего, что указывало бы на то, что она вот-вот потеряет контроль, но это все равно заставило его задуматься.
— Здесь все еще есть корабль, — сказал Скорпио. — Возможно, это и крушение, Невил, но кто-то может быть на его борту. И что-то создает эту музыку. Нам еще рано сдаваться.
— Никто не собирался сдаваться, — сказал Клавейн.
— От корабля веет холодом, — сказала Хоури. — Из него так и несет.
Клавейн улыбнулся. — От корабля веет холодом? Можешь повторить это еще раз.
— Извините?
— Старая шутка. Та, которая не слишком хорошо работает на норте.
Хоури пожала плечами. Они направились к месту крушения.
В конце наклонного, освещенного зеленым светом коридора, в который ее пригласили, Антуанетта обнаружила гулкое помещение неопределенных размеров. Она прикинула, что спустилась на пять или шесть уровней, прежде чем коридор выровнялся, но не было смысла пытаться нанести свое местоположение на увеличенную карту корабля. Та уже безнадежно устарела еще до того, как призраки вызвали ее сюда.
Она остановилась, не выключая фонаря. Зеленый свет пробивался сквозь похожие на жабры щели в потолке. Куда бы она ни направляла луч, везде натыкалась на оборудование, огромные ржавые груды которого простирались так далеко, насколько хватало света фонаря. Металлический хлам варьировался от изогнутых кусков обшивки корпуса высотой с Антуанетту до артефактов размером с большой палец, покрытых ломким зеленым мехом коррозии. Между ними были бронзовые детали насосов, поврежденные конечности и органы чувств корабельных сервиторов, сваленные в беспорядочные, покачивающиеся кучи. Впечатление было такое, словно она забрела в мусорное отделение механической скотобойни.
— Что ж, капитан, — сказала Антуанетта. Она осторожно положила шлем перед собой. — Вот и я. Полагаю, вы привели меня сюда не просто так.
Машины зашевелились. Одна из куч пришла в движение, как будто ее толкала невидимая рука. Масса механических деталей текла и вращалась, оживляемая все еще работающими сервиторами, которые лежали в куче мусора. Сочлененные конечности дергались и сгибались с завораживающей координацией. Антуанетта затаила дыхание. Она предполагала, что ожидала чего-то в этом роде — появления полноценного призрака третьего класса, в точности такого, как описывал Пэлфри, — но реальность происходящего все равно нервировала. Вблизи потенциальная опасность этого механизма была очевидна. Там были острые края, которые могли порезать или уколоть, шарнирные части, которые могли раздавить и покалечить.
Но механизм не наклонился к ней. Вместо этого он продолжал передвигаться и самоорганизовываться. Детали упали на пол, глупо подергиваясь. Оторванные конечности согнулись и схватились. Части глаз вытаращились и заморгали. Красные царапины оптических лазеров отскочили от погребального костра, не причинив вреда, скользнули по груди Антуанетты.
Она была под прицелом.
Груда рухнула. Слой бесполезной жижи сошел лавиной, обнажив то, что только что собиралось в центре. Это была машина, нагромождение ненужных деталей в схематичной форме человека. Скелет — главная опора этой штуки — состоял, наверное, из дюжины конечностей сервитора, держащихся друг за друга своими манипуляторами. Он умело балансировал на потертых металлических шаровидных шарнирах. Кабели и подводящие линии были обернуты вокруг него, как мишура, скрепляя более свободные части вместе. Голова представляла собой беспорядочное нагромождение сенсорных элементов, расположенных таким образом, что оно смутно напоминало пропорции человеческого черепа и лица. Местами кабели все еще искрили от периодических коротких замыканий. Запах горячего спаянного металла ударил в нос, возвращая ее к тем временам, когда она работала над внутренностями "Штормовой птицы" под бдительным руководством своего отца.
— Полагаю, мне следует поздороваться, — сказала Антуанетта.
В одной из рук капитана что-то было. Раньше она этого не замечала. Конечность метнулась к ней, и предмет описал в воздухе дугу, описывая изящную параболу. Рефлекс заставил ее протянуть руку и выхватить предмет из воздуха.
Это была пара защитных очков.
— Полагаю, вы хотите, чтобы я надела их, — сказала Антуанетта.
Над ними возвышался разбитый черный корпус. В борту была большая дыра, по краям которой виднелся налет чего-то черного и кристаллического. Скорпио молча наблюдал, как Джаккотте опустился на колени и осмотрел его. Белая струйка его дыхания была такой же четкой, как струйка пара на разрушенной броне. Его пальцы в перчатках коснулись пены, прослеживая ее необычную угловатость. Это был нарост из черных кубиков размером с игральную кость, расположенных аккуратными ступенчатыми структурами.
— Будьте осторожны, — сказала Хоури. — Мне кажется, я узнаю эту штуку.
— Это механизм ингибиторов, — сказал Клавейн, его собственный голос был едва слышен.
— Здесь? — спросил Скорпио.
Клавейн серьезно кивнул. — Волки. Они сейчас здесь, на Арарате. Мне очень жаль, Скорп.
— Ты абсолютно уверен? Это не могло быть просто чем-то странным, что использовала Скейди?
— Мы уверены, — сказала Хоури. — Мы с Торном получили дозу этого вещества в Роке, в последней системе. С тех пор я не видела его вблизи, но это не то, что можно забыть в спешке. Меня пугает до чертиков, когда я вижу это снова.
— Кажется, это мало что дает, — сказал Джаккотте.
— Оно инертно, — сказал Клавейн. — Так и должно быть. Галиана тоже столкнулась с этим веществом в глубоком космосе. Оно разорвало ее корабль, превратившись в боевую машину. Уничтожило весь экипаж, секцию за секцией, пока не осталась только Галиана. Затем это дошло и до нее. Поверьте мне: если бы это функционировало, мы бы уже были мертвы.
— Или из наших черепов высосали бы всю информацию, — сказала Хоури. — И поверьте мне, это не самый лучший вариант.
— Мы все согласны с этим, — сказал Клавейн.
Скорпио подошел к пробоине позже остальных, чтобы убедиться, что они не остались без защиты с тыла. Черная корка машинерии ингибиторов, очевидно, прорвалась сквозь корпус изнутри, как вытекшая под давлением кровь. Возможно, это произошло до того, как корабль Скейди ударился о поверхность, после того, как корвет подвергся нападению в космосе.
Хоури начала протискиваться в темноту корпуса. Клавейн протянул руку и коснулся ее рукава. — Я бы не стал торопиться, — сказал он. — Насколько нам известно, прямо внутри находится действующий механизм волков.
— Какие еще варианты у нас есть, парень? С того места, где я стою, они выглядят не очень убедительно.
— Ни одно оружие, которое мы привезли с собой, не будет стоить и ломаного гроша против активных ингибиторов, — настаивал Клавейн. — Если эта дрянь проснется, это будет все равно что пытаться потушить лесной пожар с помощью водяного пистолета.
— По крайней мере, это будет быстро, — сказал Джаккотте.
— На самом деле, единственное, чего не будет, так это быстрого, — сказала Хоури, и в ее голосе прозвучало что-то похожее на злобное удовольствие. — Потому что вам, вероятно, не дадут умереть. Это позволяет механизму поддерживать в вас жизнь, пока он высасывает ваш череп досуха. Так что, если у вас есть какие-либо сомнения по поводу того, хотите ли вы пройти через это, я предлагаю вам оставить один патрон для себя. Если повезет, вы сможете избавиться от черной дряни до того, как она поразит ваш мозг и лишит контроля над движениями. После этого вам крышка.
— Если все так плохо, — сказал Джаккотте, — как же вам удалось выпутаться из этого?
— Божественное вмешательство, — ответила Хоури. — Но на вашем месте я бы не очень-то в это верила.
— Спасибо за совет. — Рука Джаккотте непроизвольно потянулась к небольшому оружию на поясе.
Скорпио знал, о чем он думает: будет ли он достаточно быстр, если настанет нужный момент? Или будет ждать этого рокового мгновения слишком долго?
Клавейн пошевелился, его нож жужжал в руке. — Нам придется поверить, что вещество не начнет действовать, — сказал он.
— Оно так долго оставалось бездействующим, — сказал Джаккотте. — Почему оно проснется сейчас?
— Мы являемся источниками тепла, — сказал Клавейн. — Это может иметь небольшое значение.
Хоури протиснулась в чрево разрушенного корабля. Свет ее фонаря пробивался сквозь дыру, выхватывая неровные края пены. Под тонким слоем льда механизмы блестели, как свежесколотый уголь. Однако там, где Джаккотте провел по нему пальцами, вещество было чисто черным, без каких-либо бликов или блеска.
— Здесь еще больше этого дерьма, — сказала она. — Оно растеклось повсюду, как черная рвота. — Свет фонарей снова заиграл вокруг, их тени заплясали по стенам, как крадущиеся людоеды. — Но, похоже, здесь не больше активности, чем снаружи.
— Все равно, — сказал Клавейн, — не трогай это, просто на всякий случай.
— И не собираюсь, — ответила Хоури.
— Хорошо. Что-нибудь еще?
— Музыка стала громче. Она звучит отрывисто, в ускоренном темпе. Мне кажется, я почти узнаю ее.
— Я действительно узнаю ее, — сказал Клавейн. — Это пассакалия и фуга до минор Баха, если я не ошибаюсь.
Скорпио повернулся к своему охраннику. — Я хочу, чтобы вы оставались здесь. Не могу позволить себе оставить этот выход незащищенным.
Джаккотте знал, что лучше не спорить.
Скорпио и Клавейн забрались внутрь вслед за Хоури. Клавейн обвел фонарем искореженный интерьер этой части корвета, время от времени останавливаясь, когда луч падал на какую-нибудь узнаваемую, но поврежденную конструкцию. Вторжение черноты напоминало разросшийся грибок, который почти полностью поглотил корпус космического корабля.
Скорпио понял, что корпус представлял собой разбитые вдребезги руины, едва держащиеся на месте. Он смотрел, куда ставить ноги.
— Когда это входит внутрь, — тихо сказал Клавейн, словно опасаясь — несмотря на прерывистые звуки музыки — оно приводит в действие механизмы. Достаточно одного элемента, чтобы захватить весь корабль. Потому что затем оно проникает во все устройство, преобразуясь по ходу дела.
— Из чего сделаны эти маленькие черные кубики? — спросил Скорпио.
— Почти из ничего, — ответил Клавейн. — Просто чистая энергия, поддерживаемая крошечным механизмом глубоко внутри, похожим на ядро атома. Вот только нам так и не удалось взглянуть на этот механизм.
— Я так понимаю, вы попробовали?
— Мы удалили некоторые кубические элементы из корабля Галианы механическим способом, разорвав связи между кубами. Они просто превратились в ничто, оставив после себя крошечную кучку серой пыли. Мы предположили, что это из-за механизмов, но к тому времени они мало что могли нам сказать. Обратный инжиниринг на самом деле не рассматривался.
— У нас большие проблемы, не так ли? — сказал Скорпио.
— Да, у нас большие проблемы, — сказала Хоури. — В этом ты прав. На самом деле, мы, вероятно, не знаем, в какой большой беде на самом деле оказались. Но поймите одну вещь: пока мы живы, и пока у нас есть Аура.
— Ты думаешь, она так сильно изменит ситуацию? — спросил Клавейн.
— Она уже изменила ситуацию, парень. Без нее мы бы не перешли в эту систему.
— Ты все еще думаешь, что она здесь? — спросил ее Скорпио.
— Она здесь. Только не могу сказать, где именно.
— Я тоже принимаю сигналы, — сказал Клавейн, — но они прерывистые и сбивчивые. Слишком много эха от всех наполовину функционирующих систем этого корабля. Я не могу сказать, один это источник или несколько.
— Так что же нам делать? — спросил Скорпио.
Клавейн направил луч фонаря в темноту. Луч осветил невероятные зубцы и крепости из застывших черных кубов. — Там, сзади, должен быть отсек двигательных установок, — сказал он. — Не очень подходящее место для поиска выживших. — Он повернулся, посветил фонарем, щурясь от непривычности всего этого. — Я думаю, сюда. Кажется, это и есть источник музыки. Осторожно, будет тесно.
— Куда это нас заведет? — спросил Скорпио.
— Жилые помещения и летная палуба. При условии, что мы узнаем что-нибудь из этого, когда доберемся туда.
— Там холоднее, — заметила Хоури.
Они подошли к той части корабля, на которую указал Клавейн. Впереди виднелся просвет, остатки переборки. Казалось, воздух вот-вот замерзнет окончательно. Скорпио оглянулся, его разум сыграл с ним злую шутку, вообразив вялую рябь и волны движения в черной смоле волчьего механизма.
Вместо этого что-то двинулось вперед. От стены отделился участок тени, черный на черном.
Хоури направила на него оружие.
— Нет! — закричал Клавейн.
Скорпио услышал щелчок предохранителя пушки Брайтенбаха. Он вздрогнул, готовясь к энергетическому разряду. На самом деле это было не самое подходящее оружие для ближнего боя.
Ничего не произошло. Хоури опустила дуло на дюйм. Она нажала на спусковой крючок, но недостаточно сильно для выстрела.
Нож Клавейна дрожал в его руке, как угорь.
