Ящик, окутанный облаком пузырьков выдыхаемого воздуха, торпедой рванет к поверхности. А ему на смену плавно опустится новый линь с закрепленной карабином сеткой.
На подъем одного ящика уходит около двух минут. За одно погружение успеваем поднять шестнадцать-семнадцать ящиков. Это около тридцати минут чистого рабочего времени. Еще десять минут уходит на погружение и всплытие.
Особый акцент делаю на плавном всплытии с глубины.
Моих познаний о кессонной болезни хватает ровно на то, что бы знать:
— она есть,
— причина болезни в растворенном в крови азоте.
— не хочешь получить кесоннку — всплывай медленно.
Часа за два до заката ящики с панелями заканчиваются.
Все — баста, ноги сводит от усталости. Крайнее погружение совершаю исключительно "на зубах".
Крупные ящики с аккумуляторами, аппаратурой управления, массивные балки силового каркаса. Все это на завтра.
Уложенные у кабины мешки с цементом поднимать смысла никого. За неделю под водой цемент давно схватился.
Или поднять один на пробу? Вольф ведь не отвяжется, пока сам не убедится.
Сейчас сдеру второю кожу водолазного костюма. Скину наломившие спину пояс с грузами и акваланг.
И завалюсь в тенек. Пущай меня кормят, поят, можно даже помассировать затекшие конечности и вообще всячески обхаживают.
— Русский?
— М?
— Ты в озере рыб длинных видел, на змей похожих?
— На угрей, скорее.
— На, поймай рыбину покрупнее, — Дензел вручает мне шест с петлей на конце.
— Леску где взял?
— У утопленницы, в вещах была.
Хм. Мальчишки везде и всегда одинаковы.
Даже под чужим солнцем. И даже если им уже под тридцать.
Как-то сразу костюм перестал натирать, и акваланг спину не ломит, и ноги болят не так сильно, как пару минут назад.
Сколько воздуха в баллоне?
Четверть баллона — должно хватить.
Колышущееся зеркало озерной поверхности смыкается над головой.
Где тут рыба?
Поохотиться не получилось.
Получилось добыть.
Девственно непуганая рыба без проблем подпускает на вытянутую руку.
Всего-то подплыть. Плавно завести петлю. Выбрать слабину лески. И резко подсечь.
С первой попытки петля затягивается за жабрами метровой рыбешки. Годный экземпляр, кило полтора-два верных.
Но!!!
Это ведь немца за одной пошлешь — он ровно одну и принесет.
А русский мужик — добытчик.
Что там с воздухом? Еще есть.
Зер гут.
Где тут рыба?
Пока я плескался возле затонувшего грузовика в лагере "экспедиции" появился новый постоялец.
Точнее, "бессознательный лежалец", причем очень, очень основательно бессознательный.
На аккуратной подстилке из прибрежного камыша постанывало некогда крепко сбитое тело пулеметчика.
Вид тела способен запросто распугать стадо Чужих из одноимённого фильма или вызвать тошноту у Годзиллы.
В местах укусов вздулись огромные фурункулы сочного лилового цвета. От рельефной мускулатуры не осталось и следа. Из туловища торчат безобразно отекшие конечности. Голова, даже не знаю, на что похожа. На грушу, что ли? Очень сильно мутировавшую грушу.
Тело постанывает, по брови накачанное снотворным и обезболивающим, хотя, может, у орденских вояк и покрепче химия имеется. А все равно не помогает, стонет, зараза.
— Как рыбу готовить будем? — на Грету стоны пулеметчика производят впечатление не больше, чем плеск рыбок на мелководье.
Нашли, у кого спросить. Я рыбу коптил три раза в жизни. Все три раза у Никитоса на даче. Так там и коптильня имелась, и запас ольховых веток, опилок и прочей необходимой для правильного копчения алхимии.
— А как вы обычно рыбу готовите?
Во взгляде девушке явственно читается — русский, ты тупой? — Русский, наши тропы проходят там, где бегает много мяса. А вот рыбы там нет. От слова — совсем. Доступно объясняю?
— Не вопрос. Как вы мясо готовите в походных условиях?
Блиц-опрос известных методов готовки выявил двух победителей.
Закоптить на горячую — ибо быстро, а жрать охота, как из пушки.
Вторым победителем признанно холодное копчение, ибо можно накоптить впрок и завтра проблемами пропитания не озабочиваться.
На слой еще злых, но уже не обжигающих углей Дензел навалил десятисантиметровый слой листьев, похожих на эвкалиптовые. Свернутая спиралью, предварительно выпотрошенная, натертая солью и специями, рыба уложена поверх слоя листьев и завалена сверху еще одной охапкой листвы.
Проходящий через листву дымок через двадцать минут превращается во вкуснейший аромат. А бурчание в животах достигает своего апогея.
Полчаса.
— Грета, доставай рыбу, не томи. Я ее уже готов сырой съесть. Водолазам, между прочим, усиленное питание положено. С выбором из трех блюд. И сто наркомовских грамм под это дело.
Очень аппетитная с виду, исходящая ароматным паром, покрывшаяся золотистой корочкой рыбка, варварски разорвана на четыре примерно равных куска.
Ух, сейчас порубаем.
— Вольф, а ядовитая рыба в местных водах встречается?
— Конечно........., — Вольф отрывается от ковыряния мешка со схватившимся цементом.
Брат и сестра застывают в нелепых позах с кусками рыбы у рта. А рыбка-то горячая жжет пальчики!
— Может, нашему неудачнику дадим на пробу? — дуя на пальцы, родил свежую мысль Дензел.
Словно услышав об обязанности отыграть роль собаки Павлова, неудачник издал очередной особо жалобный стон.
— Нет, Дензел, этот овощ нам не годится. Может он от укусов термитов сдохнет, а мы решим, что это от рыбы. Но пробовать кому-то надо. Сам посуди, без Вольфа нам никак. Без меня тоже, пока груз не поднимем, так уж точно. Остается.........н-да, — паренек затравленно вжимает голову в плечи. — И вообще, это была твоя идея рыбы наловить,— стараюсь не выдать себя улыбкой, но понимаю — надолго меня не хватит.
Дензел на всякий случай отодвигает подальше алюминиевую миску с рыбой.
С чувством глубокого удовлетворения закидываю в рот первый кусочек рыбы. Хм, ням-ням — вкусно. Судачка горячего копчения напоминает, но не такой сухой и косточек нет.
А еще сырую рыбу я втихаря дал попробовать Ошо. Зверьку понравилось — слопал, что дали, и выпрашивал добавку.
Три оставшихся рыбины решено закоптить на холодную.
Дензел довольно ловко, чувствуется обилие практики, сложил из камней полукруглую стеночку, с подветренной стороны очага. Выпотрошенной рыбе, заостренным сучком прокололи головы, после чего уложили концы палочки-шампура на сложенную возле очага стенку.
Прогоревшие почти до пепла угли больше дымят, чем дают жар. Брошенный в кострище, толстый сук изрядно добавляет дыма. На вспыхнуть температуры уже не хватает, а вот дымить — это запросто.
От костра опять потянуло запахом копченой рыбы, смешанным с ароматом кофе, булькающего в закопчённом кофейнике. Метя верхушками небо, шелестят кроны невысоких горных деревьев. Изредка плещется в воде озерная живность. Склонившееся к близкому горизонту, уже незлое солнышко ласкает теплом лучей.
Если закрыть глаза, кажется, что вокруг не чужая планета, а летний выезд на пикник где-то у нас — в России.
Воспоминание о последнем в том мире пикнике окатывает волной грусти. Под прикрытыми веками глаз возникают картины из прошлого. Пикник, жена, осенняя дорога и чадящий джип в придорожном кювете.
Нет, так не годится.
А еще скажу я вам, разлюбезная Катерина Матвеевна, поскольку выдалась свободная минутка. Не будем нежиться на солнышке, как ваш кот Васька на завалинке.
Видение горящего джипа сменил небритый профиль красноармейца Сухова.
Брр... Вроде не употреблял ничего расширяющего сознание, а повороты мысли какие-то ...... нетипичные.
Но мысль, понежиться, действительно не здравая. Нежиться не будем, а будем добытую карту изучать.
Хотя правильнее назвать это атласом. Первый, многократно сложенный лист разворачивается как бы не до А1 формата. Белые пятна занимают на карте процентов семьдесят площади. Подробно отображены прибрежные районы, территории вдоль русел рек и местность вокруг основных маршрутов.
Все остальное очень скупо и фрагментарно. Причем, чем дальше на запад, тем более скупо.
Хотя на территории Ордена обозначены Базы, Порто-Франко и соединяющая их дорога. Все остальное сплошное белое пятно.
И это под самым носом у Ордена.
Как говорил мой сосед — Кузьмич: — Дело ясное, что дело темное.
Смотрим дальше.
Хм, новое слово в картографии. Если в правом верхнем уголке квадрата координатной сетки стоит число, отыскиваем лист с этим порядковым номером данного квадрата и находим лист аэрофотосъемки. Всего листов 342, а нумерованных квадратов вполовину меньше.
В чем подвох?
А нет подвоха, переправы, ущелья и прочие важные для путешественника места отображены в более крупном масштабе.
Отличный приз мне достался, гораздо полезней пулемета.
— Пулемет вещь тоже архиполезная, — сообщил образ красноармейца Сухова.
Жаль только, карта в пластик запаяна, пометки на ней особо не сделаешь. Зато не промокла.
— Грета, радость моя, будь ласкова, помоги приезжему на местности сориентироваться.
— С чего начнем? — девушка грациозно опустилась на подстилку возле меня, при этом плотно прижавшись костлявым бедром.
— Поведай мне, если двину на запад, какие нюансы нужно знать, и что на этой карте не отражено?
— Тогда начинать нужно не с карты.
— А с чего?
— С того, что большинство маршрутов на этой карте нанесены весьма условно.
— Ээээ... неточно?
— Не перебивай. Точно указано лишь расположение населенных пунктов, заправок, переправ и география, конечно.
Девушка подобрала с земли веточку. Обломов на треть, приспособила обломок в качестве указки.
— Сами маршруты меняются от сезона к сезону. Кто первый вышел на маршрут после мокрого сезона, тот и перепроложил его заново. По основным точкам маршрут, конечно, пройдет, но запросто может отклониться от предыдущего на сотню миль. После того, как на маршрут уйдут самые нетерпеливые, выезжают серьезные конвои. Эти спрямляют маршрут или наоборот, делают петли вокруг труднодоступной местности. Причем у каждой команды сопровождения свои предпочтения. К середине сухого сезона спагетти из дорог получается.
— С этим понятно. Кстати, Дензел, джем откуда?
— Четыре упаковки в бауле утопленницы были, — парнишка облизал запачканный в джеме палец и вопросительно уставился на две отложенные порции. Смотрит, как Муха на мясо, разве, что слюни не пускает.
— Это моя и Вольфа?
— Угу.
— Мою можешь съесть. Только с сестрой поделись.
Парнишка с готовностью принялся за добавку.
— Русский, ты этой картой особо не свети. Не то, чтобы карта секретная, но лучше о ней никому не знать.
— У вас такая же?
— Неважно.
— Ладно, проехали. Грета, мы вот здесь находимся?
— Да.
— А вот этот значок на карте — поселок хаббардистов?
— Угу.
— А вот это что? — указываю на изображённый в верховьях Рейна пацифик.
— Это город солнца, любви и радости, — судя по тону, Грета не в восторге от обитателей славного городишки.
— Не понял?
— Формально, это территория анклава франков. А по факту, куча сброда живет.
Лачуг понастроили, фургончиков понаставили. А у кого нет фургона, в береге Рейна пещерки выдалбливает. Это у них вроде прописки. Там берег Рейна сложен из мягкого песчаника. Так что работа не сложная.
— А живут чем?
— Ничем. Песни поют, пляшут с утра до вечера. Понятно, бухают и курят под это дело. Ночью спят вперемешку. Свобода нравов полная.
— Хм, сдается мне я в этот мир с подобным контингентом заезжал. А едят-то что? Выращивают что-нибудь или как дикари — охота и собирательство?
— Выращивают исключительно дурь. Рыбу ловят, силки на мелкое зверье ставят, орехи и фрукты местные собирают. Орден им пару раз в сезон машину тряпья, муки и консервов подкидывает.
— С чего вдруг такая щедрость?
— Видимо проще их в одном месте держать, чтобы не расползлись как тараканы. А переселенцы народ в основном суровый или перестреляют, или к делу приспособят. Особенно женщин.
— Сдается мне, это их ждет при любом раскладе. Вопрос только во времени.
Брат с сестрой согласно кивают.
Два часа на меня выливали море информации. Особенности маршрутов, источники воды, места, где стоит ждать нападений и прочее, прочее, прочее.
Скатываясь в объятия сна, чувствую, как мне под голову положили что-то мягкое, накрыли пледом и звякнули металлом о камни. СВД, стало быть, рядом положили.
Спать.
Легкое девичье тело навалилось на грудь.
Да дайте же поспать! Нашла время, блин!
Девичье бедро прижалось к самой ценной части мужского организма.
Что прямо здесь и сейчас?
Узкая ладошка легла на губы.
Хм, а грудь у нее вполне присутствует.
Девушка губами касается мочки моего уха. Теплое дыхание приятно согревает мочку уха.
Да, я уже на все согласный. Свободной рукой обнимаю Грету за ягодицу. Тоже вполне мясистую.
— У нас гости. Ты смотришь за западной стороной, Вольф за восточной. Будем возвращаться, предупредим по рации. Не подстрели нас спросонья.
Сон улетучился вслед за бесшумно исчезающей в темноте нимфой.
Поспал называется. Тут вообще хоть одна ночь без стрельбы возможна?
Брюзжа про себя, готовлю оружие.
Видимость шагов двадцать, так что СВД мне сейчас ни к чему. Защелкиваю глушитель на АПБ — подходите гости дорогие. Я злой, не выспавшийся, еще и нимфа раззадорила и сбежала.
Бух!
Тяжелое эхо выстрела испуганным зайцем заметалось между гор.
И тишина. Даже ночная живность притихла.
Вспышки выстрела с моей позиции не видно. Но там, откуда стреляли, может быть только позиция орденской женщины-снайпера.
У нее как раз винтовка басовитая должна быть.
Куда стреляли, абсолютно непонятно. Ночной прицел у нее, что ли?
Минуты тянутся томительным ожиданием. Не то, чтобы я сильно напрягся или испугался. Как ни странно, больше всего хочется спать.
— Русский, — шепотом позвал Вольф.
— Что?
— Спи, давай. Я разбужу, если услышу что.
Вот это правильно. У нас прибора ночного виденья нет, так что по такой темнотище все надежда исключительно на слух, а с этим и одна пара ушей вполне справится.
В этот раз змеи мне не снились.
А разбудил меня опять Ошо, сочно хрустящий на завтрак ядовито-зеленым кузнечиком-переростком.
Утро залило ущелье киселем не слишком плотного тумана. Видимость до середины озера, дальше все — молочная стена.
— Выспался? — вместо пожелания доброго утра, поинтересовался осипший голос Вольфа. Осунувшийся от недосыпа немец бдит, прислонившись спиной к колесу "Татры".
— Угу, выспался. Наши на подходе? — поскольку Ошо в лагере, логично было бы предположить, что его хозяева неподалеку.
— Через полчаса обещали быть, — бубнит немец, забираясь в кузов "Татры", там у него лежка обустроена.
Как положено, утро начинаю с кофе.
Костер разводить чревато, как минимум неодобрением соратников, как максимум прилетевшим на огонек свинцовым подарком. Туман дело хорошее, но, увы, в этих местах очень непостоянное.
