Стива тоже смотрел на Левина и по его улыбке он видел, что приятель понимает, что с ним происходит. Облонский сам подошел к нему.
— Ну, как, не зря ты пришел к нам на обед? — спросил он.
— Не зря! — горячо ответил Левин.
Облонский задумчиво покачал головой.
— Странный ты все-таки человек, Костя.
— И в чем же моя странность?
— Если ты чем-то поглощен, то поглощен беспредельно, весь целиком. Наверное, это даже очень хорошо, но и очень трудно быть таким. Я вот даже не представляю, как бы я жил, имея твой характер.
— Каждому свое. Я уже не изменюсь. Но знаешь, сейчас я даже очень рад, что я именно такой, а не другой. Иначе сегодня бы не случилось то, что случилось, а это было бы ужасно.
— Никто до конца не знает, какие события ужасные, а какие не очень. То, что нам кажется, ужасным, потом приносит нам самые приятные минуты и наоборот. Я бы поостерегся с окончательными выводами.
— И не собираюсь. Я уверен, у нас все будет хорошо.
Облонский бросил на друга немного ироничный взгляд, но спорить не стал. На прощание они обнялись.
Из дома Облонских Левин вышел со своим братом. Они довольно давно не виделись, и Левин был особенно рад, что их новая встреча состоялась именно в этот столь знаменательный для его жизни день.
Братья вышли на улицу.
— Ты куда едешь? — поинтересовался Левин скорей из вежливости, чем из интреса.
— На заседание клуба "Нева". Он был создан недавно, в том числе и по моей инициативе, — ответил Кознышев. — Как всегда будем спорить о судьбе России. Тебе, думаю, это не интересно, ты не споришь, ты ее созидаешь.
— Но почему же, мне очень даже интересно, — широко улыбаясь, возразил Левин.
— Ты сегодня на себя не похож.
— Да, — согласился Левин. — И не могу быть похожим, ведь я еще не был таким счастливым.
— Мне она очень понравилась, но вы такие разные.
— Как ты не понимаешь, в этом, как раз, и залог нашего счастья. Различия делают нас взаимно интересными. Мы станем изучать друг друга, как изучают в школе предметы.
Кознышев с сомнением покачал головой, но спорить не стал. Тем более, они уже подошли к стоянке, на которой он оставил свой автомобиль. Они сели и поехали.
Будь Левин в другом расположении духа, дискуссия вызвала бы в нем только раздражение, а то и негодование. Он бы отнес эти речи к пустословию, от которого нет и никогда не будет ни малейшей пользы. Но сейчас он воспринимал произносимые спитчи чуть ли не с восторгом, а тех, кто их произносил, казались ему людьми очень умными, прекрасными и честными, искренне любящие свою страну.
Между тем дискуссия получилась горячей, со взаимными выпадами и даже оскорблениями. Задал тон один из ораторов, заявивший, что Россия — это мертвое государство, не имеющее будущего, и остается всем только ждать, когда оно умрет естественным путем. А сюда придут другие народы, более пассионарные, способные отвечать на вызовы времени.
Главным оппонентом выступил Кознышев. Он обвинял предыдущего выступающего в русофобии и даже косвенно намекнул на его не совсем чистое русское происхождение. Этот аргумент Левину не совсем понравился, но он тут же забыл о нем, увлекшись дальнейшей речью оратора. Тот же доказывал, что Россия была и остается великой державой. И в первую очередь она сильна своими людьми, которые не жалеют усилий для ее преобразования. В этот момент Кознышев посмотрел на Левина. И тот понял, что он имеет в виду его. Чувство горячей любви к брату вспыхнуло в нем, как пожар, ему захотелось тут же пойти и обнять Кознышева при всех. После заседания непременно скажет ему, как он к нему относится.
К удивлению Левина на заседании присутствовал и Свияжский. Он даже выступил на нем с короткой речью. Она понравилась Левину, и он с удивлением подумал, что был не прав, что с какого-то момента стал не слишком хорошо относиться к этому человеку. Теперь же понимает, что был к нему не справедлив. Когда он вернется к себе домой, непременно поедет к Свияжскому и продемонстрирует по отношению к нему свои лучшие чувства. И обязательно пригласит его на свадьбу.
После заседания к Левину подошел Кознышев.
— Ты доволен, что приехал сюда? Было интересно?
— Очень. Спасибо тебе, Сережа. Теперь, когда буду в Питере, непременно стану посещать твое общество.
К Левину подошел Свияжский, и у них завязалась оживленная беседа. Левин с удовольствием говорил с ним, а в голове рефреном то и дело появлялась мысль: какой же он все-таки приятный, умный, тактичный человек.
Левин возвратился в гостиницу к полуночи. Он был сильно утомлен, но при этом никакого желания спать не испытывал. Он понимал, что эта ночь ему предстоит бессонной. Он нисколько этому не огорчался, наоборот это только радовало его. Он будет лежать и думать о Кити, об их будущей совместной жизни. Что может быть прекрасней, что может быть сладостней такого времяпрепровождения?
X.
Левин с трудом дождался намеченного часа для посещения Щербацких. Такси привезло его прямо к дому. В расположенном неподалеку цветочном магазине он приобрел такой огромный букет, что тот с трудом умещался в руках. Мысль о том, что через несколько минут он увидит Кити, так волновала его, что у него подрагивали руки, а ноги слегка заплетались. Обычно такое происходило с пьяными, и хотя он не выпил в этот день ни капли, но чувствовал себя так, словно осушил целую бутылку водки. Но это было таким приятным опьянением, что Левин был готов продлить его до бесконечности.
Дверь открыла Кити. По ее лицу он понял, что она ждала его. Их поцелуй длился так долго, что у них в легких почти одновременно закончился воздух. Они оба рассмеялись.
Кити взяла букет в одну руку, другой крепко сжала его ладонь и повела за собой. Они оказались в большой комнате.
— Вчера я все рассказала родителям, — проговорила Кити, ставя цветы в вазу.
Левин почувствовал тревогу.
— И что они?
— Они рады, сказали, что ты достойный человек.
Теперь Левин ощутил огромное облегчение.
— Меня они оценили, — улыбнулся он.
Кити кивнула головой.
— Но они были удивлены. Особенно мама.
— Твоим выбором?
— Да, — выдохнула Кити. Она о чем-то задумалась. — Еще не так уж давно я бы сама ни за что не поверила¸ что стану твоей женой. А теперь становлюсь безмерно счастливой от одной этой мысли. Все так переменчиво.
— Все, — подтвердил Левин. — А если через некоторое время пожалеешь об этом?
Кити стала серьезной.
— Если пожалею, вот тогда и будем об этом говорить, а сейчас не надо. Зачем портить такой прекрасный день.
— Портить его не станем. Наоборот, постараемся сделать его максимально приятным.
Левин знал, что им надо очень о многом переговорить, хотя между ними и достигнуто принципиальное согласие, но существует масса нерешенных вопросов. Они способны омрачить их такое безоблачное счастье. И вообще, он не мог отделаться от ощущения непрочности и даже нереальности происходящего. Вчера утром еще ничего такого не было, а сейчас вдруг появилось. Р
-Разве так может быть? -невольно спрашивал он себя. И не находил ответа.
— Твои родители дома? — поинтересовался Левин.
— Да, сейчас появятся. Они уже несколько раз спрашивали о тебе. Посиди немного один, я сейчас сообщу о прибытии жениха к невесте.
Кити исчезла. Левин оглядел такую знакомую комнату, где он бывал много раз, но теперь она выглядела совсем по— иному. И не удивительно, ведь теперь она отчасти и его. Он же вскоре станет членом семьи Щербацких, и эта огромная квартира будет еще одним его домом. По крайней мере, он на это надеется. Хотя, разумеется, он не собирается тут жить, и уж тем более на что-то претендовать.
Вошли родители Кити. Их лица отражали некоторое смущение. Особенно оно было сильно выражено у матери девушки. Левин вдруг отчетливо осознал, что она мечтала совсем о другом муже для дочери. На миг ему стало как-то неловко, как человеку, который по ошибке вторгся в чужой дом. Но это состояние длилось недолго; ему нечего стесняться в данной ситуации, он не навязывался им. Это ведь Кити сделала ему предложение. Точнее, заставила сделать. Без ее инициативы он бы никогда не решился его повторить.
Левин с родителями Кити проговорил целый час. В основном разговор свелся к предстоящей свадьбе. Как ни странно, ни он, Левин, ни Кити этот вопрос между собой ни разу не затрагивали. Он просто выпал из их памяти. И сейчас Левин даже не мог ответить себе: хотел ли он этой церемонии или предпочел бы обойтись без нее? Но уж точно, что она расположена на самой периферии его интересов. Он и раньше не испытывал особого пристрастия к таким мероприятиям, они ему казались чрезмерно помпезными, а от того не искренними. Это какое-то представление, шоу для гостей. В их прагматичный век оно становится все менее обязательным. А главное ничего не гарантирует, ни от чего не защищает. Впрочем, если Кити желает, чтобы все происходило бы по традиционной схеме, он не возражает. Он даже готов венчаться, если новобрачная того пожелает. Хотя давно не был в церкви и большого желания ее посещать, не испытывает.
Обсуждение вопроса подошло к концу — и все замолчали. Неожиданно встал Щербацкий. Его вид приобрел не свойственную ему торжественность.
— Понимаю, что то, что я хочу сделать, выглядит старомодно. Я и сам удивляюсь своему желанию, но когда я вас вижу вместе, мне хочется вас по-старинному благословить. Не возражаете? — посмотрел он на Левина.
Тот в свою очередь бросил взгляд на невесту. Кити кивнула головой.
— Будем только счастливы, — впервые за них двоих ответил Левин.
— Тогда вставайте рядышком.
Кити и Левин стали рядом друг с другом.
— Будьте счастливы, любите друг друга, особенно тогда, когда будет тяжело, а такие моменты случатся у вас непременно. Без этого не обходится ни одна семейная жизнь. Мы с женой вас благословляем на брак.
Левин по очереди поцеловался с матерью и с отцом Кити. У матери по щекам потекли два тоненьких ручейка.
— А теперь больше не станем вам мешать, — проговорил Щербацкий.
Молодые снова остались одни. Но теперь, когда эйфория немного спала, Левина стало беспокоить одно обстоятельство. Во время их последней короткой встречи он вручил Кити свои юношеские дневники, которые вел в течение двух лет. Учась в институте, он решил попытаться с максимальной подробностью и откровенностью отразить свою жизнь. В то время он испытывал очень противоречивые чувства во многом из-за того, что на него сильно давила чувствительность. В какой-то степени она застала его врасплох, он не предполагал, что окажется подвергнут ее наступлению в такой мере. Хотя дело заключалось не только в ней, это был лишь один, хотя крайне важный аспект его существования. Он испытывал большие трудности с самоидентификацией, он не мог понять, кто он есть на самом деле, к чему следует стремиться, каким хочет быть.
Чтобы разобраться во всем этом клубке внутренних противоречий, он писал с небывалой откровенностью, в том числе описывал свои любовные похождения такими, какими они были, без всякой ретуши. С той же степенью реализма он описывал и свои переживания, сомнения, мысли, в том числе и такие, какие обычно люди скрывают не только от других, но подчас и от самих себя. Им тогда владело неудержимое желание обнажить свою подноготную, нарисовать на этих страницах свой объективный портрет, ничего не приукрашивая в нем.
Это было очень не просто сделать, так как сидя над дневником, он ясно понял, насколько человек лжив в первую очередь перед самим собой, как много он от себя скрывает, как сильно приукрашивает свою личность, свои поступки и намерения. Частенько ему было крайне нелегко пробиться сквозь плотный занавес самообмана и дать себе честную характеристику. Уже через много лет, перечитывая написанное тогда, ему стало невероятно неприятно от этой откровенности, от этого стремления сдернуть с себя все покровы. Он, взрослый мужчина, краснел от смущения, читая отдельные сцены. Возникло сильное желание уничтожить документ, но он все же его преодолел. Левин и сам точно не знал, зачем сохранил эти тетрадки, какую преследовал цель? Но его не отпускало ощущение того, что если он выбросит их, то лишится чего-то важного, какой-то части своей самоиндификации. Не каждый человек способен на такой самоанализ, в каком-то смысле — это акт гражданского мужества. Пусть он продолжался не слишком долго, но он все же сумел заставить себя быть откроенным с самим собой. Не стал ни жалеть, ни щадить себя, обрисовал собственную персону такой, какая она была на самом деле. Ведь пуще всего мы боимся разочароваться в самих себе, узреть собственное ничтожество, подлость, завистливость. Мы возвеличиваем себя даже не столько для того, чтобы казаться лучше, а главным образом для того, чтобы не выглядеть в своих глазах не тем, кем желаем быть.
Левин долго колебался, знакомить ли Кити с этим саморазоблачающим дневником? Не исполнится ли она презрением к нему после его прочтения? Но если он хочет быть счастливым с этой женщиной, то это может быть только в том случае, если станет ей полностью доверять, как самому себе или даже больше. Он даст ей тетради. И будь, что будет. В конце концов, это станет первым их серьезным испытанием и проверкой на совместимость. И вот теперь он хочет услышать ее приговор.
— Кити, я хочу тебя спросить...
— По поводу дневников? — не дала она ему договорить.
— Да, — подтвердил он, смотря в пол.
— Я очень рада, что ты мне их показал, — сказала она.
Левин тут же поднял голову
— Ты не считаешь, это ужасным?
— Ужасным, но почему? — удивилась девушка. — Это замечательно, я читала с неослабевающим интересом. Ты правильно поступил, что позволил мне проникнуть так глубоко в твою жизнь, в твой внутренний мир. Теперь я гораздо лучше представляю тебя.
— Но там есть просто ужасные вещи.
— Не обнаружила ни одну. В человеке ужасное соседствует с прекрасным. И то, что ты прошел через все это — замечательно. Знаешь, меня иногда пугало то, что ты уж очень положительный. Даже идеальный. А теперь я знаю, что ты положительный, но не идеальный.
— Но что это означает в твоих глазах?
— Только то, что ты живой. И то, что я стану женой не человека, представляющего образец для подражания, а человека, который подвержен всему тому, что есть в жизни.
Левин молчал, он был потрясен ее мудростью. Ничего подобного услышать от нее он и не ожидал.
— Спасибо тебе, дорогая, за твои слова, — крепко прижал он Кити к себе. — С этой минуты я люблю тебя еще больше.
— А я по наивности думала, что больше любить уже невозможно, — улыбнулась Кити. Она мягко высвободилась из объятий жениха, подошла к письменному столу, достала тетрадь. — Возьми и храни их. Я бы такое написать не решилась.
XI.
Каренин собирался задержаться в Питере еще на пару дней, но все его планы нарушил неожиданный телефонный звонок. Позвонила Бэтси и сообщила ему, что Анна родила девочку.
— Меня не интересуют эти подробности, — сухо ответил Каренин и хотел уже разъединиться, как услышал новость, которая ввергла его в полное смятение.
