Великий Контрабандист. Книга вторая. (главы 11-20)

Муравьёв вспомнил, как год назад он столкнулся с такой же крамолой, даже ещё хлеще. Тогда он обнаружил на некоторых своих заборах надписи, нанесённые с помощью баллончика с чёрной краской. Какой-то наркоман, возомнивший, что он бессмертный, дерзнул с помощью баллончика рекламировать электронный адрес, на котором можно заказать разнообразную дурь. Это граффити — запредельное кощунство по отношению к градоначальнику. Оное злодейство привело наркомана к утилизации. А что прикажите делать с врагами народа!?

Тогда, год тому назад, всегда спокойный Федосей Касьянович "сорвался с резьбы", обнажив перед некоторыми своими подручными свою вторую сущность. Вторая, тёмная сущность Муравьёва дама весьма суровая — тигр-людоед, по сравнению с ней, кажется скромным котиком, гадящим исключительно в лоточек.

Да, точно, почти год тому назад это событие произошло. Случаются, знаете ли, в жизни моменты, про которые сразу понимаешь — вот он, наступил родимый, продемонстрировав себя в номинации "подлый удар в спину". Как сейчас помню глухие удары в голове, словно в ней завёлся церковный колокол. Звонит прямо в голове, окончательно хороня своим звоном мою веру в людей. Короче говоря, "планка" упала, как камень со скалы, и Муравьёв превратился в монстра, отдав своё сознание под управление доппельгангера — то есть, отдался своему тёмному ментальному двойнику.

Сейчас, — решил Муравьёв, — я поработаю модератором, то есть закрашу участок, там, где клей портит вид моего забора. Закрашивая осквернённый участок, Муравьёв несколько успокоился, но, со зловещей ухмылкой вспомнил, как он поступил с тем наркоманом — врагом народа и, соответственно, его личным врагом. Дурного торчка вычислил и "на горячем" поймал Федя Вялый. Дело техники. Для наркомана, покусившегося на святое, хорошие новости закончились и начались плохие.

Тушку торчка, внешне похожего на собаку-инвалида детства, притащили в городские подземелья, в одно из тайных мест, облюбованных "друзьями" Феди Вялого для нужд своего специфического бизнеса. Связанного по рукам и ногам наркошу допрашивал лично Муравьёв, а Федя Вялый ассистировал ему, поочерёдно ломая торчку пальцы на руках. Визжавший от боли торчок почему-то считал, что если он выдаст все свои связи и заначки, покается, сдаст подельников и нанимателей, то его отпустят. Размечтался. Лично градоначальник объяснял душному козлу наркоше, какой тот нехороший Хуан из Гваделупы, коему место исключительно в дупе некого Гомеса из Гондураса. И чего тебе, гад такой, не щёлкалось клешнями в своих трущобах? Взял и наружу вылез из квартала "Грязные труселя", чтобы гадить в городе и в душу людям плевать.

После того, как Федя сломал "душному козлу" все пальцы, до мужика дошло — "Fata viam invenient" — вряд ли его отпустят живым, но он даже в дурном наркотическом сне не мог предположить, что его ждало дальше. Реальность оказалась жуткой. Монстр, завладевший телом Муравьёва, желал наслаждаться болью жертвы, но не желал приходить с еле живым оппонентом к консенсусу.

— Продемонстрируй Феденька нам своё искусство, — распорядился градоначальник. — Пили Феденька "клиенту" ножки, но медленно, с чувством и толком.

В душе Муравьёва концентрация ненависти к пойманному наркоману оказалась выше, чем количество кислорода в составе атмосферы.

Феденька Вялый не знал, который сейчас час, но судя по темноте за окном, на дворе уже осенняя ночь и ветер уныло шелестит опавшею листвой.

Федя лежал в одиночной палате частной клиники, где ремонтировали его организм, пострадавший от действий "понаехавших" господ из Москвы. Небеса за окном чернее сердец этих самых господ, а на поверхности Земли самые мрачные тени попрятались по углам — чёрным, как антипригарное покрытие сковородки. Сейчас бы выйти из такой тени с кистенём в руке и спросить у загулявшего москвича: "Как пройти в библиотеку?" Увы, нельзя мне вот так просто взять и выйти из тени с топором или кистенём. Федосей Касьянович, работодатель и благодетель, такой авангардизм не оценит и примет меры. Как Муравьёв поступает с теми, кто ослушивается его приказов, мы знаем. От таких знаний во рту образовался странный металлический привкус, а сердце заполошно забилось. Злить местного большого босса себе дороже, Федя это точно знал: рядом с боссом я выгляжу как Моська рядом с мамонтом. У Муравьёва воля стальная, а у Феди воля максимум алюминиевая. Но, как-то надо поутихомирить свои, гуляющие отдельно от головы нервишки: хоть мысленно представить, как колочу топором по голове гнусного москвича.

Муравьёв использует индивидуумов, подобных Феде в качестве пешек. Значение имеют лишь фигуры, следовательно, надо выбиваться из пешек в фигуры. Вот только мозгов у нас мало, чтобы фигурой стать. Иначе бы мы не подставились под кулаки москвичей, не получили бы от них злую нахлобучку, как самые последние слюнтяи. Муравьёв — чудовище, это Федя Вялый давно знал, но даже в мыслях у него не проскакивало, чтобы поделиться тайной с кем-то. В подручных босса ходит господин Ермолай Евсеев — та ещё скользкая устрица. Ермолай — худой, как земляной червяк, но страшно умный и хитросделанный. Федя господина Евсеева даже зауважал: это надо же, столько всякой херни господин в голове держит. Именно Евсеев устроил Федю в эту частную клинику подлечиться. Ещё он передал ему пятьсот рублей на поправку здоровья и маляву от Муравьёва. В маляве написано несколько строчек: "Поправляйся Феденька! Скоро потребуются твои таланты".

Федя чуть не завыл: понятно, какие его таланты потребуются скоро боссу. Подсознание подсказывало — опять надо кого-то пытать и резать кому-то ноги и руки. Потом утилизировать "смертельно убитый труп мёртвого покойника". Странненько. Федя чувствовал, что босс сам бы мог хоть кого запытать до смерти, но, почему-то, предпочитал наблюдать над процессом мучений жертв со стороны. Конечно, со специальным хирургическим инструментом Федя обращался профессионально: как-никак он по своей первой специальности фельдшер. Даже неплохой фельдшер, но, увы, по молодости лет отличался неугомонным характером, из-за чего постоянно попадал в неприятности. Плюс ещё внешний вид Феди отталкивал пациентов, да и обычные люди его боятся. Представьте, что вы подумаете лёжа в больнице, когда, вместо симпатичной медсестрички, перед вами окажется дюжий мужик в белом халате, а на лице мужика вы прочтёте вселенскую скуку и ненависть ко всему окружающему миру. Вот такой у Феди внешний вид, хотя душа его стремилась к романтике. Ага, к романтике на большую дорогу. Постепенно, фельдшер, склонный к романтике, скатился на самое дно, где его подобрал Муравьёв. И понеслось ... Я когда-то хотел стихи девочкам читать, о любви говорить: "... мне маки грезятся, согретые лучом, гвоздики алые, и, полные угрозы, махрово-алчные, раскрывшиеся розы..." Вместо стихов приходится резать врагов Муравьёва, выколачивать из терпил грев на зону, и находить приключения на ровном месте. Как результат, прилетела птица Обломинго и уверенно нагадила на голову.

Хоть в голове и мутно, как в грязной чашке, но Федя решил проанализировать ущерб, полученный им от стычки с московскими костоломами: два ребра сломано, куча гематом по всему телу, сотрясение мозга и треснувшая челюсть. О других органах лучше и не думать. Ещё и нога что-то сильно болит. Встать хоть смогу?

Вставать с койки пациенту не разрешали врачи, но их сейчас поблизости не наблюдается. Последней из персонала больницы проведала больного молодая дежурная медсестра. Она же и свет в палате выключила: теперь темно, руку протяни — пальцев не увидишь. Лежи Феденька в темноте и лечись. А ничего так эта медсестричка. Вроде и обычная на мордашку девчонка: носик, ротик, глазки, ушки, но что-то в ней есть такое, бередящее душу. Стройняшка, а халатик только подчёркивает её стройность. Девчонка старательно делает вид, что пациент ей не противен. Угу, денег за него отвалили прилично.

Федя, несмотря на туман в голове, решил попытаться встать и прогуляться до окна, чтобы взглянуть, не приключилась ли на улице какая пакость типа конца света. Осознал, что травмированной ноге придётся потерпеть. Нога, от попытки встать, решила не говорить хозяину спасибо, а пошла в отказ. В голове раздался звук "Блямс и заиграла симфония "in do maggiore", ага, голова тоже перестала слушаться хозяина. Всегда так: если в голове туман — для автопилота нелётная погода.

Придётся смирно валяться на койке и страдать. На лекаря, одарённого Даром, средств у босса не нашлось, Федю лечили обычными методами. Пришлось лежать на койке и вспоминать свою жизнь. Да, какая это жизнь? В голову только и лезли красочные эпизоды, как Федя, выполнял людоедские приказы Муравьёва. Какой-то конвейер смерти: похищения врагов Муравьёва, пытки, убийства, утилизация трупов. За "светло пятно", с большой натяжкой, можно считать только уничтожение городских шавок. Босс их ненавидит: вызверяется, когда собаки грязно покушаются на его заборы. В такие моменты саблезубость босса резко обостряется. Людям, пачкающим заборы, от босса влетает очень жестоко. Помню, как долго мы пытали одного нарика, дерзнувшего осквернить заборы. Нарик под пыткой выдал тогда всех своих подельников и поставщиков дури. Оказалось, он работал на цыган, что стали небольшим табором около города. Цыгане думали, что здесь им жить сподобится гладко и сладко: толкай дурь, дури людей, гоняй балду, пинай тестикулы. Вот только в своём городе градоначальник не терпел конкуренции — только ему позволялось наводить морок на горожан. Чужих он уничтожал, руками Феди, конечно. Через день полицейские обнаружили на месте табора кучу трупов, расстрелянных из автоматического оружия. Налётчики не оставили за собой ничего живого, даже собак и кошек убили. Зато полицейские в разгромленном таборе нашли кучу героина и много другой дури.

За этот подвиг банда получила много денег и подарков. Муравьёв искренне верил, что Феденька радуется его подаркам. Специфические такие подарочки: хирургические инструменты. Приходилось соответствовать и радостно улыбаться, когда тебе дарят пилу Джигли хирургическую проволочную, ручки ТРМ-6 к проволочным пилам, пилу листовую Rust, пилы Бира и Шарье, ножницы Глюка и Штилле (ага, их ещё называют "костоломы"), кусачки Адсона и Горселя, дрель Штилле, долота, стамески, остеотомы, костные ложки и распаторы. От одного вида такого инструмента некоторых людей бросает в дрожь, а Феде приходится этими штуковинами "работать". Плыву, сцуко, по течению, несущему меня в болото. Слишком уж мутным течением несёт меня по жизни — скоро забуду, как надо плавать.

Да, уж, — подумал Федя, — много у нашего босса тайн накопилось плюс целый батальон скелетов в шкафу. Мало кто догадывается, что он жулик, прохиндей и казнокрад. Но, это вершина айсберга. Главное яичко с сюрпризом — наш градоначальник настоящий маньяк, давно созревший для пожизненного пребывания в камере особой психиатрической клиники. Может, тогда опытные доктора выяснят, что Муравьёв живёт в симбиозе с жутким существом, ненавидящим всё живое. Это существо периодически берёт тело градоначальника под своё управление, тогда врагам босса становится кисло. Но, и это ещё не всё. Господин Муравьёв обманул государство со своим Даром. Государство считает, что у него ерундовый Дар. Что плохого, если кто-то красит заборы? Вот только государство не знает, что "творчество" Муравьёва — это страшный удар по психике некоторых людей. С таким опасным Даром, влияющим на психику, Федосею Касьяновичу место в Стражах или в какой другой организации, способной держать его под контролем, но Муравьёв, осознав свою инаковость, ловко обдурил КРСД и пользуется своим Даром для своих извращённых потребностей. Муравьёв ппц какой прошаренный. Много девчонок, учащихся в колледже искусств, с потрохами попали под воздействие "таланта" градоначальника. Для них он царь и Бог: они к нему разве что не через форточку лезут. Федя знал, что попавшие под деструктивное воздействие девчонки готовы на всё для своего кумира, а кумир беззастенчиво пользовался их слабостью. Извращенец с удовольствием пользовался телами девчат когда хотел и сколько хотел, а на выдумки Муравьёв весьма горазд. Многих девок, находящихся под мороком, он подкладывал под чиновников, приезжавших к нему из столицы губернии. Секс-туризм своеобразный.

Федю вдруг прошибло холодным потом: шестеренки в его голове скрипнули, и пришло осознание — не много ли он знает лишнего о своём благодетеле? По всему выходит — слишком много знает. Кто много знает — тот долго не живёт, это правило никто не отменял. Лежу, понимаешь, на больничной койке, думаю, что всё в шоколаде, а тут бац ... Гера Тёртый с Колей Рваным уже тихо идут по коридорам этой больнички, и идут они явно не для желания показать мне пушистого котёночка или угостить вкусняшками. Как вариант — молодая медсестричка, замороченная "искусством" босса, подольёт мне в капельницу некие вещества. Никому верить нельзя. Зазеваюсь — сделают мне здесь ректальную тонзилэктомию без наркоза. Кажется, наклёвывается трагедия в стиле Шекспира: в первом акте всё очень плохо, а в третьем акте все помирают. Вот не нужен мне такой театр с кордебалетом.

Вместо того, чтобы спокойно кемарить, Федя начал присматриваться к тёмным углам и прислушиваться к подозрительным звукам, даже к шороху электричества, бегущего по проводам. Как-то всё подозрительно, ещё и тени клубятся по углам. Это уже паранойя или просто галюны? Не надо мне до кучи паранойи — мне собственной психопатии достаточно. Эх, душа моя изъеденная тоской.

Учитывая плачевное состояние здоровья, Федя сопротивляться убийцам не смог бы. Мог только материться. Приходилось, сквозь зубы, разнообразно поминать матушку с батюшкой, и, заодно, Царицу Небесную со Всеми Святыми. Ох, не слышат его священники официальной церкви, не то бы епитимией он бы не отделался.

Плохой я прихожанин официальной церкви. Был бы правильным верующим, то не стал бы участвовать вместе с Муравьёвым в Чёрных Мессах, заканчивающихся свальным грехом. Противоестественное разве может считаться жизнеспособным?

Да уж, приходилось Феде, по прихоти босса, облачаться в непонятную хламиду с капюшоном, надевать лучшие лапти и, вместе с боссом и его сумасшедшими девками, дружной стаей отмороженных культистов, спускаться в городские подземелья. Там, в катакомбах, мы устроили капище, посвящённое Ктулху и, почему-то, Осирису. Где-то же надо изучать тёмную магию нашего славного Культа Абсолютно Чёрной Ереси. Всяких культов и культиков в державе расплодилось неимоверное количество, как сорняков, живучих да неистребимых. Но наш культ перещеголял, наверное, все остальные в своей отвязности. Муравьёв так оболванил девок, что они потеряли всякую здравость: побежали от истины в мечту. Дурил девок Муравьёв виртуозно, разъедая им мозги, как ртуть разъедает алюминий: вещал так красиво, как вещал анархист Бакунин в лучшие свои годы, со страстью и убеждённостью в праведности своих идей. Короче говоря, на убой кормил девок сладкой ложью: в красивой подкупающей речи обещал своим культисткам золотые горы и воздушные замки. Девчата слушали своего гуру, чуть ли не с открытым ртом, какую бы дичь он ни порол. Надо обязательно верить своему кумиру, ведь даже Солнце, Луна и одиннадцать звёзд совсем недавно приходили к Муравьёву засвидетельствовать ему свое нижайшее почтение. Дурь в голове Муравьёва, конденсиќруясь, превращалась в словесное недержание.