Но где-то два или три вечера Кораблёвым удавалось выкраивать для совместного времяпрепровождения. И в эти редкие и ценные, в силу своей редкости, вечера они отнюдь не сидели дома молча разглядывая друг друга. Ни в коем случае!
Ташка любила бывать у них или с ними. Она не навязывалась, но может быть самую малость.
Ещё Кораблёвым повезло с соседями. Они жили в одном из так называемых 'молодёжных домов'. С тех пор как большинством бытовых вопросов занялись города-интеллекты, никого давно не удивляло, что если человек обожающий начинать утро с индийского чая приезжал в деревню, то как раз накануне в единственный на деревню магазин приходила небольшая партия индийского чая, которого там, может быть, с роду не было. Тем более нет ничего удивительного в том, что в соседях у молодожёнов оказались подходящие им по возрасту люди: несколько семейных пар и пара десятков холостяков обоего пола влюблённых единственно в свою работу.
На одном этаже с Кораблёвыми жила молодая семья Метёлкиных. Он-метёлкин и она-метёлкина, оба тоненькие как спичка. Катя таких четверых могла бы поднять ещё когда училась в школе. Тихие, вежливые. Но стоит в разговоре с ними поднять морскую тему и тогда держись! Оба по профессии биологи специализирующиеся на изучении обитателей океана. Даже непонятно в кого они влюблены: друг в друга или в трёхметровую слепую акулу из Мариинской впадины. Своего сына они назвали Леви, в память Пауля Леви, главы коммунистической партии в Германии в 1919-ом году. Однако между стен многоэтажного колоса жилого дома ходила легенда, будто Леви назван не в честь Пауля Леви, а в честь Левиафана, мифического морского чудовища. Метёлкины очень увлечённые и немного странные люди. Может быть и хорошо, что воспитанием бедняги Леви больше занимается государство чем его родители считающие нормальным назвать детей именами древних чудовищ, тем более мифических.
На одном этаже размещается десять жилых ячеек. По пять с каждой стороны центральной оси многоэтажного дома. Поэтому недостатка в соседях Кораблёвы не испытывали. Каждый этаж, в обязательном порядке, снабжался просторной застеклённой верандой где было приятно чаёвничать, особенно вечерами, разглядывая полыхающий огнями город. Такие веранды, вместе со всем полагающимся: столами, скамейками, креслами, и пустыми цветочными горшками ожидающими когда кто-то из жильцов посадит в них что-нибудь по своему вкусу, в обязательном порядке строились в новых домах как мощный фактор объединяющий жильцов и укрепляющий горизонтальные связи в обществе. Психологи многое могли рассказать по данному поводу. Но самое главное, что это работало.
Помимо увлечённой тайнами океанских глубин семьи Метёлкиных соседями Егора и Кати были Серебряных Анфиса, семья Растоповых, Коля Нагорный и человек с необычным именем-фамилией: Никодим Нискольких.
Анфиса работала в службе статистики под руководством города-интеллекта Новосибирска. Каким-то непостижимым образом она всегда знала о всех интересных событиях происходящих в общественной жизни города. Была готова по первой просьбе подсказать куда сегодня вечером стоит пойти и что там можно увидеть. Хотя сама она не часто выходила куда-то, предпочитая спокойные вечера наедине с книгами и долгие ночные бдения на застеклённой веранде, с выключенным светом, разглядывая сверкающий блеск городских огней. Ташка была уверена, что Анфиса пишет лиричные стихи с мелодичной рифмой через строку с стиле русских поэтов-символистов серебряного века. А кто не пишет стихи в наше время?
Компанию Анфисе в её ночных бдениях составлял Колька Нагорный. Программист-кодоплёт, неподвижный словно Будда, он постоянно сидел в очках-мониторах погрузившись в состояние Сатори, как любили говорить программисты на востоке.
Познакомившись с Ташкой немедленно вызвал её на состязание программистов, виртуальную игру-поединок где побеждает тот кто за ограниченное время напишет более эффективный код, причём само понятие эффективности трактуется достаточно широко. Будучи наголову разбит Нагорный расстроился и пару дней ходил как в воду опущенный. Потом Катя рассказала ему, что Ташка избыточно модифицированная и разве это незаметно при первом взгляде на неё? С тех пор Колька любил, будто случайно, упоминать как однажды продержался против доминанты четырнадцать целых шестнадцать сотых секунд, чем весьма гордился.
Никодим Нискольких учился на врача и работал врачом, точнее помощником, в районной поликлинике. У него было ужасно много родственников и не проходило и недели, чтобы кто-то из них не приходил к Никодиму в гости дабы вытащить 'этого затворника на белый свет' как они выражались. У Ташки в глазах рябило от этих 'четвеюродных братьев по бабушкиной линии'. Встречая во время верандного чаепития незнакомого человека она по умолчанию предполагала его далёкое-далёкое родство с товарищем Нискольких. Правое ухо Никодима украшала бирюзовая серёжка — экстренный передатчик, который он всегда имел при себе на случай если его срочно вызовут в больницу. Такой же, только скрытый в костях черепа, был у Кати как у будущего бойца Красной армии.
Растоповы являлись ярыми сторонниками биологического совершенствования человека. Они были не из тех, кто идёт по лёгкому пути создания и улучшения внешних устройств. Он-растопов работал генограммистом, а вернее пока ещё проходил стажировку в новосибирском СовГенСтрое. Ташка была на празднике устроенном в честь окончания учёбы и начала стажировки мужской половины семьи Растоповых. Более всего ей запомнился самоходящий и самораспадающийся на кусочки торт выращенный за несколько дней методам генной инженерии. Наверное только генограммисты могли находить подобных существ забавными. Странные они люди. Попробовав кусочек живого торта в чьих далёких предках числились пальмы, ползучая лиана и кто-то из хищных растений вроде мухоловки, Ташка нашла его структуру слишком желеобразной, а вкус немного кисловатым. Впрочем Ташку нельзя считать экспертом в области вкуса.
Она-растопова тоже работала генограммистом, но специализировалась не на людях, а на модификации морских животных. Последнее время высший совет обратил внимание на подводные глубины почти не используемые человечеством за исключением нескольких добывающих шахт и экспериментального подводного города построенного имперцами близ Нагои. Она-растопова носила живые серёжки, которые раз в неделю требовалось кормить, а взамен они всего лишь умели менять цвет. Причём цвет изменялся в случайном порядке, а не в согласии с настроением носителя. Первое время Ташка азартно спорила с ней-растоповой проповедующей что-то весьма близкое к полному отказу от небиологических технологий. Во время споров она-растопова крайне возмущалась тем фактом, что Ташка, будучи продуктом сложнейшего генетического программирования, отказывается признавать модификацию человека единственным верным путём по которому следовало бы двигаться цивилизации.
Ещё на одном этаже с молодой семьёй Кораблёвых жили инженер-конструктор малых многофункциональных роботов — похожих на пауков размером с собаку, верных помощников человека целыми стадами бегающих в безвоздушном пространстве между лунными куполами, да и на красной планете в них непреходящая нужда. Водопроводчик — один из тех, благодаря кому в современных городах могут жить десятки миллионов людей, можно сказать: атлант держащий на плечах, вместе с товарищами, всю тяжесть городской инфраструктуры. Химик, не синтез-химик как Егор, а обычный, рабочий химкомбината располагающегося за городом. Из-за удалённости работы от дома химик по утрам выходит из подъезда раньше всех, а возвращается позже, иногда ночуя на комбинате. А может быть у него дежурства. Ташка не слишком хорошо знала соседей Кораблёвых по этажу с противоположенной стороны от лифтовых шахт.
Ещё там жила девушка редко появляющаяся на вечерне-ночных чаепитиях на 'веранде'. У неё длинные, обесцвеченные до снежной белизны, волосы. Она или психолог или психотехник, Ташка не была уверена. А может быть школьный учитель или кто-то ещё. Они разговаривали считанное число раз.
Две недели назад начались всесоюзные соревнования искусственных интеллектов и человеческих команд состоящих из избыточно модифицированных участников. Улицы Новосибирска полностью очистились от снега и начались соревнования. На улице грязь, слякоть. За городом ещё лежат в оврагах и выемках подтаявшие грязно-белые покрывала. Ветки деревьев набухают почками. Кое-где успели проклюнуться первые, ещё свернутые трубочкой, зелёные листочки. Роботы и дети высаживают на клумбах цветы. Роботами управляют дворники. Дети учатся труду под руководством учителя. Дворники улыбаются юным гражданам разбирающимся с инструментами (о древность!) не имеющими управляющего интерфейса и с удовольствием, хотя и с известной долей робости, почтительно разговаривают с учителями. И не важно, что в двух случаях из трёх дворнику и его роботам придётся переделывать за детьми. Не так важно сделать как научить делать.
Сами собой, без заботливой опеки механических рук, а скорее вопреки ей, тут и там прорастали вездесущие одуванчики. Мало-помалу лесопарки окрашивались зелёным и множество рабочих, учёных и космонавтов находящихся на орбитальных станциях с первой по седьмую слали родителям и друзьям примерно одинаковые письма: вижу парк или улицу или исполинский дуб рядом с нашим домом. Он уже совсем зелёный.
А соревнования проходили своим чередом. Соперники сходились друг с другом побеждая не скоростью, потому что скорость определялась доступными вычислительными мощностями и не энциклопедичностью знаний потому, что она зависела исключительно от объёма памяти и мощности выходного канала ведущего в общую сеть СоюзСвязи. В состязаниях интеллектов побеждал тот, кто мыслил более свободно и независимо или хотя бы непредсказуемо для соперника.
Соревнования, состязание, спорт. Это и праздник и война, но война друзей где возвеличат силу и укажут на слабость. Укажут только за тем, чтобы к следующему состязанию ты преодолел её и стал сильным. Сотни миллионов советских граждан с неослабевающим интересом следили за поединками виртуальных спортсменов. Думаете следить за соревнованием между интеллектами человеку неинтересно? Как бы не так! А уж какой начинался ажиотаж, когда против интеллектов выходила команда человеческих участников сложно передать. Это было цунами, буря, извержение вулкана! Пожалуй даже во время военных учёний с обязательными испытаниями информационных сетей на прочность, сети передачи данных не подвергались таким пиковым нагрузкам. Но об этом позже.
Наибольшим интересом пользовались виртуальные битвы. Игры чем-то похожие на стихосложение, может быть столь же обширным списком надуманных ограничений и правил. Каждый участник получал что-то вроде армии виртуальных роботов и несколько игровых производственных комплексов. Не всегда нужно было сражаться. Иногда условием победы была постройка какого-то проекта или размещение фигур в ключевых полях на трёхмерной доске. Самое главное: спортсмен не мог напрямую управлять своими юнитами. Более того: он даже не видел игрового поля и оперировал только той информацией, какую его виртуальные солдаты доставляли своему командиру. Спортсмен мог программировать роботов и дальше те уже сами противостояли роботам противника. Разумеется по ходу игры программу роботов можно было менять, но только если те сумели вернуться на базу где по условиям соревнования находился неподвижный игрок ещё более беспомощный чем шахматный король.
Это была игра для программистов и всё население союза, где начальные навыки программирования имел практически каждый второй, находилось в перманентном восторге. И Ташка и Кассиопея и, наверное, все сотрудники института кибернетики заделались ярыми болельщиками самопроизвольно разделившись на группы поддержки любимых спортсменов. Транслирующиеся по СоюзСвязи в замедленном темпе виртуальные сражения позволяли зрителям видеть всё игровое поле разом и получать полную информацию о состоянии любой игровой фигуры или точке на игровой карте. Команда профессиональных программистов не обделённых даром захватывающе и интересно комментировать спортивные состязания предоставляла развёрнутые пояснения в реальном времени. И даже двухсотлетние деды, чьи родители жили ещё до восстановления союза, частенько перетирали косточки искусственному интеллекту или человеческой команде проигравшей очередное сражение:
— Надо было с флангов заходить с флангов.
— Каких флангов, дубина ты старая. Победой было строительство космического корабля, а не разгром противника
— А я говорю были фланги! Как может быть чтобы флангов и вдруг не было?
— Эй, кто-нибудь, выбросите с форума эту старую калошу. Пятнадцать лет подряд не вылазит из медкапсулы, а ещё комментирует!
— Триста семнадцатая палата? Аристарх Петрович, неужели ты дорогой? Мы ведь в соседних капсулах лежим. Десять лет в одной комнате, почти как братья.
— Какая встреча Григорий Яковлевич! Вы бы подписывались настоящим именем, а то вас не узнать.
Харьков победил Киев, но проиграл Белгороду. Львов вчистую слил Алма-Ате. А команда людей-избыточников из Львова ещё держалась в полуфинале проиграв всего несколько балов Новосибирску и сведя вничью партию с избыточниками из Таджикистанской ССР. Москва обошла Ленинград и московские болельщики посылали гигабайты обидных и насмешливых писем ленинградцам. Впрочем победа над Киевом и Белгородом и ничья с Харьковом ещё оставляла городу-интеллекту Ленинграду крошечный шанс пройти полуфинальный отбор.
Удивительно, но первые всесоюзные соревнования сильно способствовали восстановлению дипломатических отношений с Империей практически разорванных из-за рождения Кассиопеи и Ташкиного открытия способа выращивания интеллектов в лаборатории, которым Союз не очень-то спешил поделиться с поданными божественного императора. Неизвестно планировал ли совет иностранных дел подобное развитие событий с самого начала или всё получилось случайно, но практически разорванная нить отношений укрепилась и даже потолстела.
Божественный император изначально проявлял большой интерес к состязанию искусственных интеллектов. Может быть потому, что сам был интеллектом, кто знает. На следующий день после начала олимпиады по дипломатическим каналам пришла официальная просьба транслировать спортивное вещание на территорию Империи. Аналогичные просьбы (правда поступившие до начала соревнований, а не после) пришли от множества независимых государств Европы и Африки.
В порядке исключения и жеста доброй воли присланную божественным императором команду избыточников включили в соревнования, но они не показали ничего особенного. Второе всесоюзное состязание было решено провести через пять лет и императору обещали, что в нём смогут участвовать малые интеллекты Империи. Могли бы и сейчас участвовать, но информационные сети Союза и Империи были намеренно изолированы друг от друга, а интеллектам для участия в соревнованиях требовались прямые каналы связи с большой пропускной способностью. Они ведь не могут взять и приехать как спортсмены-люди.
