Мои дети рядом сидят. Драконочки все ко мне прижались, я их крыльями накрыл.
— Касс, дальше что было?
— Таннер все силы потратил. Взлетел так высоко, что землю трудно было видеть. На высоте ветры сильные оказались, в разные стороны дули. Сначала был ветер обратно, в нашу пустыню. Таннер возвращаться не хотел, поэтому ещё выше взлетел — и поймал ветер, который из нашей пустыни в сторону моря дул. Только потому и смог море перелететь. Обратно его второй ветер принёс, иначе никогда не сумел бы вернуться.
Касс помолчал.
— Потом рассказывал, что целый день парил в воздухе, не шевеля крыльями. На высоте никакого Дыхания нет. Таннер чистым воздухом целый день дышал, полегчало ему. А к вечеру на горизонте новая земля показалась. Тоже чёрная, даже обугленная вся. Таннер говорил, там часто в земле ямы попадались, круглые, очень похожие на отах, но чёрной водой заполненные и такого размера, словно десять Огонов сразу. Вокруг этих ям — самое страшное Дыхание было, светились прямо как глаза вот этого молодого дракона.
Мой сын смутился, голову крылом накрыл. Касс улыбнулся.
— Таннер говорил, он думает — Дыхание как раз оттуда идёт. Ветры его заносят к нам в пустыню. А там, возле ям, один глоток воздуха, наверно, дракона убьет. Таннер даже слово придумал, чтобы эти ямы называть: кратеры.
Я Тику незаметно толкнул крылом, он чуть кивнула. Надо будет этими ямами заняться.
— Ты рассказывай, Касс, не останавливайся.
— Я рассказываю. Таннер хотел возвращаться уже, когда вдали горы увидел. Потом нам говорил — сам своим глазам не поверил вначале. Горы такой высоты были, что он их перелететь просто не смог — задыхаться на высоте стал. Тогда вдоль хребта полетел, перевал искать. Нашёл. С большим трудом на него забрался, и сверху увидел землю за горами.
Касс на меня внимательно посмотрел.
— Там тоже была чёрная земля, даже хуже нашей. Но горы не сразу вниз шли. Огромные скалы, целые пустыни на большой высоте находились, как площадки. Таннер такого никогда не видел раньше.
Драконы переглянулись все.
— И там Дыхания нет?! — Шого, задрожал даже.
— Нет. Там совсем нет Дыхания, на высоте оно не бывает. Только Смерть светит.
— Но... но тогда... — Тикава рот открыла даже, так думает. — Но это значит, война больше не нужна! Места много! Драконов можно будет туда переселить!
Все вздрогнули.
— Тикава, но это не выйдет, — Ро. — По дороге все умрут от Дыхания.
— Ха! — я. — О Дыхании мы с Тикой позаботимся. Надо будет — сделаем новые горы от нас прямо до моря и дальше!
И тут Касс странную вещь сказал.
— Наконец ты понял, Коршун. Я даже ждать устал.
А я правда вдруг понял. Мы с Тикой теперь сможем весь мир починить. Чтобы как до Войны, таким стал. От изумления рот раскрыл, на Тику гляжу — она тоже сообразила, чуть не упала.
— Это... это как?! Я — мы теперь можем войну отменить?! — от счастья глаза горят.
— Войну уже отменил Тандер. — коротко ответил Касс. — Он первый подружился с тем, кто должен был, просто обязан был стать врагом. Так что больше войн не будет, Тикава. Драконы изменились.
Мы все друг на друга посмотрели. И увидели, что Кассандраго прав. Изменились мы.
— Наверно, скоро все Огоны объединятся... — тихо сказала Карма. — Больше никто никого не будет убивать. Как мечтал мой Тандер...
И заплакала. Я её крылом прижал, с другой стороны Тика прижалась... Плохо мне. Страшно.
Не может такое счастье долго продолжаться.
* * *
Вылетели рано утром, чтобы подольше тучи на небе были. Нас весь Огон провожал, из других Огонов драконессы мои прилетели, друзья... Хорошо было.
Настроение для начала экс-пе-ди-ции — Касс сказал, так надо говорить, когда драконы летят куда ни разу дракон не летал — было хорошее. Мы с Тикой парили в прохладном воздухе, очень высоко. Сначала я хотел Силой лететь — это быстрее, да и не устанешь, но Тика сказала — "первый раз за двести лет драконы за пустыню летят, а ты всё пропустить хочешь?". И решили лететь обычно, чтобы всё хорошо видеть внизу.
Долго летим уже. Над скалами пролетели, над долиной грифонов пролетели... За нами несколько молодых грифонов погнались, я скорость убавил.
— Тика, смотри — уже не боятся совсем...
— Хорошо это.
Грифоны немного за нами полетали, потом отстали. Я снова скорость увеличил. Впереди, далеко, уже видна была чёрная земля. Я раньше только один раз видел.
Когда пустыня кончилась — а она не сразу кончилась, там были длинные полосы песка повсюду, и скалы чёрные тоже были — Тика вниз спланировала. Села на чёрную землю, я рядом. Огляделись.
Чёрная земля до горизонта. Ветер, слабый. Пыли нет совсем. Песка нет, колючек нет... Совсем ничего нет. Чёрные камни только.
И тучи.
— Как тихо... — прошептала Тика. Я её крылом притянул.
— Мёртвая земля.
Она прижалась ко мне, голову на плечо опустила.
— Кор, как можно такое с землёй делать? — тихо спросила. — Кем надо быть, чтобы превратить живой мир в такую пустыню?...
— Ловеком. — ответил я мрачно.
Долго стояли так, смотрели на мёртвый мир. Без Тикавы, я, наверно, сейчас улетел бы отсюда как мог быстро. Страшно здесь. Смотришь вот так на чёрные камни... И начинает казаться, будто нет кроме них ничего. Нет пустыни, нет драконов, нет грифонов и ренеков.... Есть только чёрная земля. И смерть.
Простая смерть. Не та, что светит с неба.
Но когда рядом Тика, эти мысли сами собой пропадают. Да, впереди нет ничего кроме смерти... Но позади осталась жизнь. Дети, друзья, драконы... Тика вот рядом стоит. Живая, любимая.
И тогда не страшно на пустыню смотреть. Все пустыни имеют границу.
— Все пустыни имеют границу, — тихо сказала Тика. Я улыбнулся.
— А мы отыщем эту границу, и посмотрим, что за ней.
Засмеялась.
— Ты всегда хочешь заглянуть дальше, чем видно.
— А разве можно иначе?
Перестала смеяться, помолчала.
— Для тебя, наверно, нет.
— И для тебя тоже, — мягко сказал я. Тика меня крылом обняла.
— Конечно, — улыбнулась. — Ведь полюбила же я тебя.
Нахмурился.
— Не понял.
— И не поймёшь, глупенький, — в нос лизнула. — Нас понимать не надо. Нас любить надо.
Я подхватил свою драконессу на руки и взмыл в небо.
— Тика, я люблю тебя. — тихо сказал.
А она просто улыбнулась. И правильно. Зачем здесь слова...
* * *
Заночевали на вершине большой, но невысокой горы. Отсюда в обе стороны до горизонта чёрная земля видна была. Я так посчитал, мы уже половину пути до моря пролетели.
Как приземлились, сразу решили спать. Нам, вообще— то, спать не очень нужно — можем сколько хотим, столько не спать. Но сегодня устали страшно. Не думал, что Тика и я устать можем...
Но устали. Не телом, головой. Смотреть на то, что мы сегодня видели пока летели — не всякий дракон сможет. Мы с Тикой почти весь день молчали.
Заснули рядом, прижавшись. Только я до утра не спал. На звёзды смотрел и думал.
Надо что— то делать. Так нельзя оставить. Мы сегодня, пока летели, такие вещи видели, что на крылья словно песок насыпали. Дрожали, когда на гору сели.
Я не знал... Я ничего не знал! Если бы хоть представить мог раньше, что увидим — никогда бы не позволил Тике лететь. Это... это... это рассказать нельзя! Земля — как вода в отахе, если туда большой камень бросить, только застывшая вся. Чёрная...
И трещины! Я в одну заглянул — больше не заглядывал. Как... как пасть мёртвого, давным-давно погибшего дракона... Только страшнее.
Самое ужасное, что сегодня видели, — кости. Громадные, в пять раз больше дракона зверь был. И много! Целые равнины, полные костей... Я сначала не понимал, почему за столько зим ветер и дождь их всех не разломали. Сел даже в одном месте, поближе решил посмотреть. Зря я это сделал...
Кости были все расплавленные. Я такое никогда не видел, и — честно говорю — не хочу больше видеть никогда в жизни! Они все расплавились и вместе с землёй застыли, превратились в одну... массу. Каменная грязь из костей! А форма вся сохранилась — сверху смотришь, скелет, опустишься — гладкое, как перепонка... И внутри кости. Тикава так дрожала, что я решил другой путь искать.
Сейчас думаю, это место где мы летели — раньше под водой было. Уж очень странные у зверей скелеты видели, без ног, без крыльев... Наверно, наша пустыня раньше была совсем на берегу моря, потому что если лететь не к скалам, а в другую сторону — можно долететь до мест, где пол— зимы темно не бывает. Там земля чёрная тоже, драконы погибают если долго летают. Но если немножко — то можно посмотреть.
Понемногу заснул и я. Приснился сон, как будто мы с Тикой на этой горе сидим, и вдруг отовсюду начинает вода литься. Не зелёная, а какая— то сине— серая, не бывает такой воды. Я замер словно, хочу Тику разбудить, но не могу с места сойти... А воды всё больше, оттуда выпрыгивают звери, которых кости мы в пустыне видели. Красивые были звери... А сейчас они все мёртвые, кости одни остались!
Утром Тика сказала, я плакал ночью. Не помню. Наверно, это ей сон такой приснился, что я плакал. Драконы не плачут.
Только если совсем плохо, тогда.
* * *
Опять целый день летели над кошмарной мёртвой землёй. С нами что— то случилось, наверно. Молчим целыми днями, по ночам друг к другу прижимаемся, но и всё — совсем нет желания. Не ожидал я, что полёт таким будем... Мы, наверно, мрачные теперь стали. Как ночь в чёрной земле.
Тишина пугает так, что я от Тики отлетать боюсь. Она тоже от меня ни на взмах. Крылом к крылу летим. Никогда в жизни ничего не боялся, но теперь точно знаю: есть на свете вещи, которых драконы боятся. Очень боятся. Я теперь тишины боюсь. Потому что — это нельзя рассказать, что такое лететь над безграничными равнинами, где НИЧЕГО НЕТ кроме чёрной земли и костей!!! Тишина — это хуже, чем Дыхание. Дыхание — ха! Рядом с тишиной... Тика один раз попробовала песню запеть, но голос так дрожал, что перестала сразу. Я пробовать не стал.
Днём далеко слева горы показались. Я сворачивать не стал, Тика тоже... А потом начался пепел.
Если я раньше думал — вот страшное место, значит я ничего не видел. Пепел в чёрных землях — это не тот пепел, где дети играть любят после большого костра. Это пепел мёртвого мира.
Мы за пять минут стали чёрными драконами. Как здесь Таннер пролетел, не понимаю. Пусть даже он самый смелый дракон в мире был, и выдержал ТАКОЕ в одиночку. Всё равно — никакая смелость не поможет, если дышать нечем. Мы выжили только потому, что Силой воспользовались, и не дышали совсем.
Долина, над которой летели, была пеплом заполнена выше головы дракона. И даже слабый ветерок ЭТО шевелил, словно живое... Как будто чёрный гышан!
Мы с Тикой не выдержали, Силой вернулись назад и полетели в обход. Чёрные мы с ней стали от пепла, но самое страшное — наверно, мы и внутри чёрные стали. Нельзя драконам смотреть то, что мы видели. Никому нельзя.
Вечером на горизонте что— то сверкающее заметили. Я скорость прибавил, Тика ещё больше. И тогда мы первый раз увидели море.
Сели не берегу.
— Коршун... — Тика прижалась ко мне, шепчет. — Кор... Это ведь не может быть море, которое Таннер видел? Правда?
Я молчу. Таннер Кассу говорил, что над морем целый день летел. А мы сейчас прекрасно видим противоположный берег. Никаких гор нет.
— Тика, — я медленно сел на чёрный песок. — Наверно, мы с пути сбились. Или в неправильную сторону полетели.
— Нет... — она мне под крыло забралась, дрожит. — Кор, мы же горы видели там, где Касс говорил. Это то самое место, просто... Просто моря больше нет!
Я зажмурился. Опять вернулось видение, как в сине— серой воде играют красивые звери... От боли зарычал, Тикаву обнял.
— Тика... хорошая моя... но это же значит, что наш мир умирает и дальше. Каждый день умирает, все эти годы!
Она заплакала.
— Кор... Наша пустыня, она ведь тоже с каждым годом уменьшается! Помнишь, мы в Огон Ногарра летали?... Он совсем рядом с чёрной землёй был, ты даже думал — там драконы глупые... Но...
Я уже понял.
— Чёрная земля наступает. — мрачно сказал.
Тика всхлипнула.
— Надо... надо вернуться, предупредить...
— Нет.
Я головой покачал.
— Тика, если мы расскажем, что видели — паника начнётся. Драконы станут как дикие, будут искать спасение... И могут вспомнить про пещеры грифонов.
Содрогнулась вся.
— Почему?...
— Потому что они дальше всех от чёрной земли, — тихо сказал. — Грифоны в самом центре пустыни живут. А я хорошо помню, что ты сказала той ночью, в отахе.
Тика глаза закрыла.
— Если мой сын голодный...
— Если жить на границе пустыни нельзя, то середина — тоже жильё. — негромко поправил я. — И никто не станет погибать от Дыхания, если сможет переселиться в хорошие пещеры.
— Но... — Тика плачет. — ...мы же с грифонами подружились...
— А ещё вспомнят, что грифон — это вкусный фытых.
Я отодвинулся немного и посмотрел Тике прямо в глаза.
— Драконы могут забыть, что детей убивать нельзя. — прошептал.
Долго молчали, смотрели на море. Смерть за тучами была.
— Коршун, — Тикава слёзы облизнула. — Мы должны спасти их всех. И драконов, и грифонов, и ренеков, и каннов. Всех.
Я вздохнул.
— Тика... Мы не сможем. Даже мы ничего не сможем — сама видела, что творится.
Она головой покачала.
— Нет, Кор. Наш мир не спасти, ты прав. Но есть другие миры. Мы должны найти дорогу, любимый — дорогу к спасению.
Я закрыл глаза.
— Поздно, Тика. Слишком страшные вещи мы с тобой видели. Чтобы найти такую дорогу, надо верить в её существование. А я уже не верю.
— Веришь, Кор... — она тихо улыбнулась. — Веришь. Я тебя знаю.
— Тика...
— Ты не умеешь проигрывать, Коршун. Ты — победитель, ты всегда первый. И сейчас ты станешь первым, кто отыщет дорогу к спасению.
Я грустно улыбнулся.
— Тика, я просто дракон. И ты тоже. Что могут два дракона, если погибает весь мир?
— Всё!
Тикава вскочила.
— Мы можем всё, любимый. Нет такого слова — "невозможно"!
Я встал.
— И как ты представляешь это "всё"?
Она зарычала.
— Надо лететь в прошлое! Найти тех, кто это сделал!!! И выпить их кровь!!!
— В прошлое? — я вздрогнул. — Тика, но мы не умеем...
— Умеем! — рявкнула прямо. — Тебе сон про зверей снился, в воде которые?
Я отшатнулся даже.
— Ты тоже его видела?!...
— Понял теперь? Это не сон! Мы прошлое видим, когда спим. Я Тандера видела, он в пещере стоит, окаменевший! Мы можем лететь в прошлое, как с места на место летаем!
Молчу. Думаю. Крепко думаю. Не нравится мне то, что Тикава говорит. Очень. Потому что она правду говорит, теперь ясно.
— Тика, но... Но если мы в прошлом уничтожим ловеков — тогда войны не будет, а значит и пустыни — не будет, и нас тоже...
— Ха! — хвостом себя бьет. — Ты есть? Есть! Если тебя нет, кто ловеков уничтожит? Никто! Ничего с нами не случится!
