Да, Кэтрин Винтерс была привлекательна и обаятельна. Сэму не получалось отказать во вкусе. И все же что-то тяготило Мегуми. Чего-то, казалось, не хватало. Еще прошлым вечером, когда они пытались заказать еду в номер, Мегуми ощутила очередной тычок крохотными вилами от навязчивого бесенка. Кэтрин не любила улыбаться. Нет, она улыбалась, и улыбка была приятная, не раздражающая, как оскал встречавшего их наемника. Только вот улыбаться подобным образом Винтерс могла зрителям со сцены. Обязательно, но чисто формально.
У Канзаки был давний детский пунктик насчет улыбок. Еще маленькой девочкой Мегуми твердо уяснила для себя одно: когда человек улыбается искренне, он должен как будто бы светиться изнутри. Что-то в нем просто обязано на секунду меняться к лучшему. Иначе и улыбка, и чувства ненастоящие. Наверное, именно поэтому так долго держалась в девушке неприязнь к Ватанабэ — его вечные ухмылки так и отдавали рисовкой и неискренностью. Исчезали кривляния только тогда, когда Сэм оказывался рядом с Кэтрин. И сама Винтерс рядом с Ватанабэ выглядела по-особенному. На крыше Мегуми видела, как они смотрели друг на друга, в самолете наблюдала их жесты, движения, слышала голоса. Вместе эти двое по-настоящему светились. И Мегуми, не желая самой себе в этом признаться, завидовала.
Однако теперь вскрывалось новое обстоятельство. Без Ватанабэ Кэтрин тоже теряла частичку искренности. Она оставалась такой же приятной женщиной, но переставала быть счастливой. Не требовался гений, чтобы понять — Сэм и Кэтрин испытывали друг к другу очень сильные чувства. Настолько сильные, что они переросли даже простую романтику.
Канзаки до сих пор не могла до конца понять, каковы же были отношения этих двоих. Они не были вместе как мужчина и женщина, если верить Кэтрин, но в то же время разделили первый поцелуй.
Интересно, а у Ватанабэ это вообще первый ли поцелуй был?
У этого упыря? Да ладно, какая девушка в здравом уме...
Кэтрин же с ним целовалась. А она весьма здравомыслящая персона. И красивая.
И вообще, с чего это Мегуми задалась таким вопросом?!
Мысли, как всегда, начинали разбегаться, не подчиняясь воле разума. Канзаки терпеть не могла, когда так происходило, но ничего не могла поделать. Оставалось лишь пытаться лучше понять саму Кэтрин.
Вчера они мило болтали, поначалу избегая острых тем. Еда в отеле оказалась вкусной, женщины запивали ее любой холодной жидкостью, которая попадалась под руку. Они сидели на диване в номере Кэтрин, используя стол-поднос на колесиках как хранилище всего, что могло испортить фигуру и просилось в живот. Мегуми то и дело двигала плечами, приноравливаясь к легкому летнему топу, казавшемуся полупрозрачным. Сама Канзаки ни за что не надела бы подобную вещицу, но стоило Винтерс увидеть топ у японки в руках, как она едва ли не силой надела его на нее. Певица почти по-детски умилилась, разглядывая спутницу, и потребовала немедленно надеть ту самую джинсовую юбку, которую Мегуми вынула первой. Не видя причин для отказа, девушка согласилась.
Облачившись схожим образом — джинсовый низ, легкий необременительный верх — они и вели себя почти одинаково. Словно шаловливые дети, оставшиеся без родителей, Кэтрин и Мегуми нагло лопали все подряд, не слезая с дивана, и разговаривали. До чего же приятно было просто разговаривать с Винтерс! Одним своим приятным певучим голосом эта женщина умела расположить к себе. Не зря она выбрала сценическую карьеру.
— Меня заживо сожрет мой диетолог, когда узнает, что я ухитрилась проглотить столько арабской еды, — заявила Кэтрин, расстегивая пуговицу на джинсах.
— Вот почему я предпочитаю универсальную кухню, — Канзаки ловко подобрала остатки джема куском хлеба. — В миссии на Окинаве деликатесами не баловали.
— А, так ты жила в одной из этих... — певица наморщила лоб. — Новых миссионерских приютов.
— Не приютов. Училищ, — японка едва удержалась от того, чтобы неприлично облизать пальцы, и гордо подбоченилась. — Я ведь Крестоносец.
— Ха! — Кэтрин окинула скептическим взглядом фигуру молодой женщины в не самом закрытом по жаре наряде. — Теперь я понимаю, почему в новую церковь перешли девяносто процентов населения планеты. Это тебе не суровые дядьки с мечами.
— Вот уж спасибо, — сказала с тяжелым сарказмом Мегуми. — Мне оч-чень приятно вспомнить, каково быть девчонкой в военном училище.
— Эй, — сурово покосилась Винтерс. — Ты разговариваешь с кое-кем, кто знает, что такое быть девчонкой в шоу-бизнесе.
— В шоу-бизнесе тоже спят по койкам, когда за стенкой взвод похотливых подростков, от которых ночью придется отбиваться?
— Хуже. В шоу-бизнесе приходится отбиваться от похотливых старикашек, окруженных стеной телохранителей.
— Ой, да ладно! Все равно половина этих старикашек предпочитают девчонкам мальчишек.
— Ха, значит, в миссиях Крестоносцев не знают, что такое оргии.
— Пф, главная шутка про наши миссии — о миссионерской позе.
— Так вот почему в кино инструкторы так похотливо кричат "упал-отжался"!
Обе женщины, не выдержав, расхохотались. Откинувшись на спинку дивана, Мегуми не сразу поняла, что разговаривает с Кэтрин на темы, о которых предпочитала молчать даже сама с собой. У нее были причины не любить пошлости. Но Винтерс расслабляла настолько, что забывалось все на свете.
Уж не за это ли полюбил ее Сэм? За вот такую легкость?
Да уж, Мегуми оставалось о таком эффекте на людей только мечтать...
— Ну надо же, — пробормотала японка вполголоса, но певица ее услышала. — Знакомы всего ничего, а уже трещим, как будто мы лучшие подружки.
— А я всегда так, — Кэтрин взяла с подноса вилку и принялась с видом философини водить ей в воздухе. — Нечего тратить много времени на знакомство и сближение с человеком, если видишь, что он хороший.
— Вот как, — хмыкнула Канзаки. — А я, значит, хорошая?
— Ну, учитывая, что ты дважды участвовала в спасении моей жизни... — певица иронично подняла уголок рта. — Я бы сказала, неплохая.
— Да ты и сама не противная.
— Ох, спасибо.
Они снова рассмеялись. На душе у Канзаки окончательно потеплело. Кэтрин была чертовски приятным человеком. И никаких хитростей за этим не скрывалось. Просто американка располагала к себе.
— Меня этому Сэм научил, — сказала вдруг Винтерс.
— А? — от неожиданности Мегуми удивленно моргнула.
— Тому, что надо легко сходиться с людьми, если они кажутся тебе хорошими. Сэм так всегда говорил.
— Серьезно?
— Ага. "На свете слишком мало хороших людей, чтобы можно было ими разбрасываться". И лицо вот такое делал, — певица состроила угрюмую неподвижную физиономию.
— У меня опять складывается ощущение, что мы говорим о разных Сэмах.
— Да ладно. А мне казалось, что ты должна понимать такой принцип.
— Это почему?
— Потому что он к тебе привязался.
— Ко мне? — японка не поверила своим ушам. — Он ко мне не привязался, он в меня впился как клещ! Одни проблемы...
— Да будет кокетничать, — Кэтрин улыбнулась почти неприлично. — Я заметила, как вы с ним разговариваете.
— Пф-ф-ф! — зафырчала громче трактора Мегуми. — Когда мы с ним при тебе разговаривали-то? Он все время с тобой был.
— Я была под давлением, но не без сознания. Вас я тоже слышала и видела. Сэм очень хорошо к тебе относится. Уж я-то его знаю.
— Серьезно?
Почему-то слова певицы взволновали Мегуми. Вспомнилось, что рассказывала про Ватанабэ Агнесс, помощница Артура Хендрикса. Он странно выражал привязанность, но эта привязанность существовала. А теперь еще обаятельная Кэтрин, которую Сэм целовал, заявляет, что негодяй "хорошо относится" к Канзаки.
И почему ей так хотелось получить лишнее подтверждение симпатии Ватанабэ? Какого черта?
— Конечно, — серьезно кивнула Винтерс. — Он тебе доверяет.
"Я доверяю только тебе". Так он сказал тогда, в самолете. Значит, не врал. Но все равно хранил от нее сотни секретов.
— Если Сэм вообще способен кому-то доверять, — тихо произнесла японка.
— Да... — певица вдруг сникла. — Он ведь теперь шпион.
— Ага... — Канзаки и самой почему-то стало неловко.
Нехорошая пауза, вырисовывавшаяся в воздухе, грозило свести на нет непринужденную атмосферу дамских посиделок. Видимо, чтобы не идти ко дну окончательно, Винтерс и вспомнила оперативно их уговор.
— Кстати говоря, — сказала она, обвинительно ткнув в сторону Мегуми вилкой. — Ты обещала мне рассказать, что у вас с Сэмом за работа. Конкретно. И что происходит.
— Хм... — японка замялась. — Да, обещала.
— Вот и рассказывай. Колись, в общем.
Горы Тадрарт-Акакус, граница Ливии и Алжира
Поднимая столбы пыли, машина двигалась по узкой и извилистой дороге, уползавшей подобно змее в глубокие горные тени. Сэм Ватанабэ разглядывал спрятанный в Сахаре горный массив сквозь линзы своих неизменных очков, сейчас работавших в режиме ночного видения.
Из Сирта ему пришлось уносить ноги такой поспешностью, что будь у толстяка длинный собачий язык — свесил бы на плечо. Перехватив Аль-Йетима на магистрали, Сэм усадил старика в машину и запихнул на заднее сиденье наемников. Из всех троих признаки жизни подавал только Бэйзил, и его на всякий случай уложили под ноги Наджибу и Парсону, походившим на зомби. Тронув джип с места, Сэм положил руку на плечо генерала.
— Не дергайтесь, — сказал толстяк, не отрывая взгляда от дороги, и коснулся указательным пальцем морщинистой шеи старика.
— Что ты делаешь? — спросил тот и вдруг почувствовал, как налился силой его собственный голос. Боль и изможденность отступили, поврежденная нога больше не казалась кровоточащей культей, круги перед глазами пропали. — Вот как...
— Не хочу, чтобы вы скончались у меня на руках. Уж больно вы прыткий, — усмехнулся Ватанабэ.
— Жизнь научила меня одному простому правилу: если видишь, что сейчас тебя убьют — дерись или беги. Драться с тобой бесполезно.
— Спасибо за комплимент. Можете связаться с вашими людьми и успокоить их? Не хочется продолжения танцев с пулеметами.
— Постараюсь.
Аль-Йетим взялся за сбившуюся и треснувшую корпусом гарнитуру у себя в ухе. Щелкнув крохотным переключателем, старик услышал среди шороха помех встревоженный голос одного из командиров, кричавшего по-арабски.
— Генерал! Это вы?!
— Я. Как обстановка?
— Штаб гудит! Хасан убит, вас собираются искать, но бои обострились до предела! Как только был получен сигнал к выводу бронекостюмов, мы сумели вклиниться в городской центр! Координацию взял на себя Сидхи! В Аль-Долларе нас теснят, но пока держимся!
— Продолжайте в том же духе. Займите центр и держитесь.
— А как же вы?! Мы направляем к вам отряд...
— Отставить.
Аль-Йетим посмотрела на державшего руль Сэма. Тот одобрительно кивнул.
— Не распыляйте людей, ведите бой.
— А...
— Я жив, нахожусь на севере Оазиса, в безопасности. Пока что. Выйду на связь позже.
— Но...
— Связь кончаю.
Отключившись, Аль-Йетим снова посмотрел на толстяка.
— Когда ты гнался за мной, я собирался бежать. Теперь, когда ты сумел поймать меня, я не знаю, что будет дальше. Что ты собираешься делать?
— Мне нужна информация.
Их джип двигался по запущенной, но все еще пригодной для езды дороге. Солнце, прошедшее зенит, светило ярко и горячо. Старик провел рукой по макушке. Ему было жарко, но пот становился холодным, едва появляясь на коже. Рядом сидело существо, опасное как изготовившаяся для броска змея. Холодный ком в животе не желал ничего знать о силе воли и судорожно ворочался, сконцентрировав в себе страх.
Увидев нужный выезд с магистрали, Ватанабэ закрутил руль. Джип свернул вправо. Со стороны побережья донесся легким прохладный ветер, от которого Аль-Йетиму стало полегче на душе.
— Какая именно информация?
— Несколько дней назад я узнал, что в Сирте готовится восстание. Мой источник утверждал, что возглавлять его будет сам Аль-Йетим. Однако интересовали меня не вы, а тот, кто спонсировал ваше выступление. Спонсировал, как я посмотрю, неплохо. Бронекостюмы, наверное, влетели в копеечку?
— Мне не жалко чужих денег на свою борьбу.
— Понимаю. Но достать "шестьдесят девятки" на черном рынке — для этого нужны серьезные связи и еще более серьезные суммы. Я уже молчу о том интересном факте, что вы сумели протащить целую кучу опаснейшей техники и оружия в город, находящийся в шаге от военного положения. Сколько же вы готовились?
— Немало. К чему ты клонишь?
— Я знаю, что за вами раньше стояла Калифорния, но позже вы разругались. Знаю, что вы обращались к различным силам по всему миру. Но то, что происходит сейчас, имеет совсем другой масштаб. Кто-то очень щедро кормит вас и ваших друзей. Мне интересен этот кто-то.
— Вот зачем ты здесь? Хочешь узнать, кто помогает врагам твоих хозяев?
— Можно и так сказать.
— Я ничего тебе не выдам.
— А я не собираюсь спрашивать ничего из того, о чем вы подумали, генерал. Пытать вас и загонять иголки под ноги тоже не буду. Я даже не стану пытаться взломать ваш мозг, хотя могу. Я знаю, что вы прошли несколько стадий гипнокодирования и умрете раньше, чем я сумею извлечь информацию. Отличная мера предосторожности в нынешних условиях.
— Вот зачем ты привел с собой этих троих? Хотел задобрить меня?
— Зная вас, любой поймет, что добровольно вы сотрудничать не станете. Однако я решил все же попробовать. Во-первых, да, я принес вам взятку. Во-вторых же, я думаю, на этот раз у нас с вами особый случай.
— Особый случай?
— Мне не нужна информация о том, кто вам помогал. Мне нужно знать, как найти того, кто ему в этом мешал. Мне нужен Аслан.
Аль-Йетим ничего не сказал, услышав это имя. Старик лишь прищурил по-молодому ясные глаза.
Машина съехала с магистрали и понеслась по узкой, почти полностью разрушившейся дороге к морю.
— "Враг моего врага — мой друг", — проговорил, наконец, генерал. — Всегда считал этот принцип дурацким.
— Тем не менее, он работает, — ответил Сэм. — Только вы можете знать, где прячется Аслан. Ваша организация в конфликте с ним уже много лет. Этот гаденыш хорошо умеет скрываться, и мы знаем только, что он чаще всего находится именно в вашем регионе. Мой источник четко указал на вас как на того, кто сможет мне помочь.
— Ты хочешь с моей помощью обраться до Аслана. Очень забавно.
— А вы уже хотите моими руками избавиться от того, кто держит под своим началом конкурирующую силу и способен натравить на вас трикстеров. Не стоит кокетничать.
— Возможно, ты и прав. Но с чего ты взял, что я тебе поверю?
— А вам не надо мне верить. Тут не до таких мелочей. Мне всего лишь нужно содействие.
Джип остановился на обочине дороги, терявшейся в песке. Сэм открыл дверцу и выбрался из машины. Аль-Йетим смотрел на его широкую спину и становился все мрачнее.
— Зачем ты все это делаешь?
— Не понял.
Ватанабэ обернулся и встретил тяжелый пристальный взгляд старика.
