— Ты знаешь об этом походе? — девушка постаралась перевести тему, пока Ларсарец окончательно не вышел из образа и не лишил её возможности когда-нибудь лично придушить иногда смертельно несдержанного Владомира. — Это не тайна?
— Да какая ещё тайна! — хохотнул мужчина, нагло пытаясь разлечься на коленях поудобнее. — Да по Долине пару месяцев и тадо будут толпами разгуливать, а ты о тайне загоняешь! Не боись, Корсач, мы уже немного обкумекали проблему и в принципе придумали выход...
Каринка представила, что ей придётся проверять всю Долину на предмет причастности к ведунам и тадо и едва не съехала на дно кареты.
— ...так что артефакт этот способен возвращать людей в прежнее состояние. Но взять его может только колдун. Понимаешь, к чему это? Так что я здесь едва ли не выше нашего красноглазого выскочки.
— Я безумна рада за вас, вне зависимости от того, кто будет в конечном итоге важнее для сего праведного предприятия. Но зачем вам сдалась я? Последняя попытка привлечения меня к бурной деятельности, была не слишком удачной. К чему такая обуза?
— Как к чему? — так искренне удивился рыжий пройдоха, что невольно зарождались мысли об искренней привязанности его к девушке или хотя бы уважительном к ней отношении. — Мы же едем в Затаённый Лес, кишащий сумеречниками и ловушками Тварителя!
Тон мужчины немного смущал своей торжественностью и пугающей серьёзностью, ещё больше смущало то, что телохранители даже не думали возражать против этого бреда.
— А я буду чем-то вроде приманки для них? Рокирх прикажет привязать меня к дереву и будет поджидать, когда вылезет очередной "Читающий", чтобы помпезно объявить себя каким-нибудь повелителем? — девушка отчётливо представила себя возле ствола и торчащие из засады макушки нескольких десятков загонщиков.
— Не говори ерунды, сестрёнка, — маг потянулся, чтобы потрепать Каринку за щёку, но тут же получил по рукам от предусмотрительного Ларсареца, имеющего понятие о нормах приличия хотя бы в рамках замкнутого пространства, — я бы, как Читающий, почувствовал присутствие ведуна и без таких ухищрений. Не стоит недооценивать собственные таланты сильнее обычного. Ты будешь показывать на этот раз дорогу! А то в прошлый бродили с месяц без толку с этими псячными проводниками. Я же сразу сказал, пусть Корсач выводит, раз из-за неё вляпались. А эти...
— Владь, я не могу возвращаться в этот Лес, — Каринка почувствовала, как её подбородок предательски задрожал от подступающих из-за спины удушающими валиками неприятных воспоминаний. — Я совершенно не желаю снова там оказаться.
— А у тебя никто и не спрашивает. Думаешь, Кирх на одной инициативе да доброй дружеской памяти тебя из тюрьмы вытаскивал? Думаешь, для чего к тебе телохранителей приставили, если любого сумеречника ты сама на клочки разорвёшь, а любой тадо к тебе и на три шага не приблизится, ну почти любой.
Тут карета резко остановилась и мечта, тайно лелеемая Каринаррией с самого появления Владомира в карете, стала реальностью. Маг не удержался и свалился с её колен, зычно приложившись головой о доски. Казалось, с затаённой радостью выдохнуло сразу трое. Хотя приобретённая хрупкая солидарность уже не была для девушки столь желанна после разъяснения перспектив. Если ей раньше не удалось скрыться от трёх гроллинов не готовых к её побегу, то улизнуть от целого отряда и двух личных охранников задача совсем непосильная, даже для неё.
Мрачные мысли, рождаемые в сознании уже без какой-либо помощи со стороны лишних голосов, бесстрашной и беспощадной армией неприятеля вторглись в голову и стремительно захватывали участок за участком души, окончательно портя все возможные картины будущего. Каринаррия Корсач остро и по-детски всецело ощутила себя преданной и униженной подобным поведением, но разобраться, чьё именно поведение вызвало в ней такие ощущения, пока не могла, и поэтому предпочитала не предъявлять никому претензий даже мысленно. Хотелось бы, наверное, заявить о своих правах на равное участие в предположительно судьбоносном для Долины походе, топнуть ножкой и, заливаясь слезами, предаться праведной истерике, доведя до полнейшего раскаянья всех мужчин в отряде. Только хорошее воспитание и недавний опыт общения с богатенькими избалованными дочурками сводили столь эффективный способ на нет. Во-первых, она искренне полагала проявление эмоций на людях недостойным благородной дамы. Во-вторых, во время капризов своих подопечных сама едва сдерживалась от оплеухи, а если мужчины и окажутся хорошо воспитаны, то телохранительница, как казалось Каринке, ударит её с превеликим удовольствием. Да и прав на проявление истерики у бывшей заключённой, увы, было не много. Так что с горечью осознав свою обязанность помочь вурлоку в благодарность за избавление от казни, девушка придержала навернувшиеся слёзы до лучших времён и обречённо предалась обиде. Точнее, даже если бы она и хотела оставить мерзкое ощущение безвыходности и бессилия в сложившихся обстоятельствах, перед ней сидело в лицах телохранителей замечательное напоминание о том, как к ней относятся и организаторы сего похода, и его участники.
"Ну, хотя бы связанной не волокут", — горько улыбнулась девушка, вспомнив свой прошлый опыт передвижения по Затаённому Лесу. Шутка произвела обратный эффект: теперь в дополнение к новым навалились старые обиды и оскорбления. Вспомнились и обвинения в сумасшествии, и грубость, и фамильярность, так что Карина уже едва не скулила от странной щемящей боли. За три года медленного принятия яда реальности, она совсем забыла, как бывает, когда залпом выпиваешь целый бокал. Реальность высветила, что отношение к ней так и не изменилось: ей по прежнему никто не верит, считая помешанной чудачкой с удачно сложившимися талантами, которую можно использовать в своих целях, но совершенно не обязательно принимать во внимание как равную.
Были, однако, у пренеприятного открытия и свои положительные моменты: Каринаррия Корсач немного взбодрилась и мысленно дала себе воодушевляющую затрещину. Ей нельзя расслабляться и полагаться на милость этих коварных людей без чести и понятия о сотрудничестве, она осталась одна и, следовательно, одна и должна о себе заботиться. Сбегать, разумеется, не имеет смысла, но и позволять использовать себя нет причин. Энтузиазма и самостоятельности хватило ненадолго, зато помогло немного просветлить сгустившуюся перед глазами тьму неизвестности, нарисовав на ней грязным пальцем росчерк воображаемого маяка. Девушка привычно для себя опустила руки и упрямо поплыла к нему по течению, поскольку все её предыдущие барахтанья успехом не отличились.
Глубокой апатии и душевных терзаний Каринаррии хватило до конца дня, на коротком привале она, не ощущая вкуса, сжевала свою порцию, и дальше, также без особых ощущений с потерянным видом пялилась в пол кареты между своими телохранителями, вызывая в них нехорошие подозрения. К вечеру, когда слегка остывший после дневной жары ветерок начал залетать в карету и ласково щекотать по шее опавшими локонами, её состояние слегка улучшилось. Во всяком случае, Карина самоотверженно подавила желание остаться в карете и назло всем помереть от голода.
Лагерь разбивали возле небольшого подлеска, собравшегося тесной компанией по берегу ручья. В центре установили большой шатёр для командующих, но из требований экономии установили один на всех, что выглядело слегка забавно. Поляну расчистили от мелкого сора, нанесли разметку, вурлоки даже повбивали с какими-то утробными заговорами по периметру странные металлические штырьки с круглыми набалдашниками. В отличие от утренних сборов сейчас все двигались значительно вальяжнее, по вине ль жары или общей усталости от столь долгого перехода. Гроллины не слишком сдружившиеся за день со своими беловолосыми товарищами таскали дрова и разбивали навесы на определённом нормами приличия расстоянии от вурлоков. Их совместный отряд впечатлял своей выдержкой, подготовленностью и раздельностью. Мужчины не конфликтовали между собой открыто и не старались выказывать непочтительности друг другу, просто свели всякую возможность взаимодействия к минимуму, не сторонясь как чумных представителей другого народа, но и не стремясь к общению. Костёр, тем не менее, разбили один на всех, большой знатный с высокими трескучими искрами, походная кухня также была общей, так что по мере распространения дразнящего запаха тёплой пряной каши со строганиной участники похода вяло стали перемешиваться.
Каринаррия забытым призраком слонялась между лёгкими навесами для простых воинов, обходя сложенные стопки веток и сгруженную поклажу. В отличие от шумных, несмотря на усталость, мужчин ей заняться было решительно нечем. Рядом, стараясь не делать слишком скучающий вид, плёлся Ларсарец, подбивая на разный манер носком сапога крупный камень и ловко его перехватывая в воздухе. Он завистливо поглядывал на более удачных спутников, поглощённых обычной гроллинской болтовнёй о доме, ратных подвигах, общих знакомых и просто пошлыми подшучиваниями. Конечно, апатично настроенная девушка с выражением затаённой ненависти на уставшем лице, что молча ходила от одного металлического колка к другому, не шла ни в какое сравнение с весёлой компанией, разжившейся где-то фляжкой вина. Но Наследник упрямо продолжал следовать за своей подопечной, что нельзя сказать о втором телохранителе.
Женщина, не проронившая за время поездки ни слова, после торжественного, будто Каринка собиралась убегать с боем, выпроваживания чужой ведьмы умудрилась едва ли не раствориться в воздухе, сделав незатейливый жест ручкой. Чем-то, может своей лёгкостью и изяществом, этот жест особенно не понравился Каринаррии. Стоило ли списывать это на происхождение из рода Корсач, или на возросшее недоверие ко всему живому, или на странное солоноватое послевкусие от загадочной магии этой вурлачки? Девушке было всё равно, ей просто не понравилось это исчезновение, ведь невидимый сторож значительно эффективнее десятка надсмотрщиков уже тем, что засев ядовитой мыслью о своём существовании, будет доводить до белого каления жертву постоянным невидимым присутствием. От этого ощущения Каринка и пыталась отделаться с того самого момента, как впервые увидела красивую и хищную улыбку этой похожей на божество женщины.
— Ты же знаешь, где она... — нахмурила брови Каринка, поворачивая лицо под порывы сухого ветра, но голос лишь подло расхохотался, наслаждаясь растерянностью своей единственной и неприступной собеседницы.
— Извини, — мягко, словно маленькому ребёнку, раздосадованному пропажей любимой игрушки, ответил Ларсарец, становясь рядом, — но она не посвящала меня в свои планы. Я слышал, что вурлоки давным-давно жили в Долине и были колдунами, которые не нашли общий язык с обычными людьми и ушли в пустыню. Это её колдовство, оно врождённо ей и потому столь эффектно, но ведь нет ничего всесильного и идеального. Тебе не стоит опасаться кого-либо, когда на твоей стороне защита судьбы. Ты ведь тоже очень необычная, просто доверься своим способностям, как доверяются вурлоки.... А ведь, на самом деле, такой навык ценен только для вора или шпиона. Если их сложить, то получится прекрасный придворный. Полагаю, Кирху очень повезло иметь среди своих подданных такую девицу: приятной наружности, наверняка неплохих манер и происхождения, редкостных талантов. Незаменимая пешка в проворачивании интриг международного уровня и поддержания стабильности в ближайшем окружении.... Или не повезло, ведь каждая пешка стремиться стать королевой, особенно если пешка, не заметна на игральной доске.
Ветер рванул особенно сильно, намереваясь хлестнуть поднятой с земли травинкой по тонкому запястью бледной девушки, но та коварно перехватила оружие в воздухе и заложила за пояс.
— Если смотреть на все, как на игру, то королю, если он не хочет зависеть от священника, тоже нужно стать невидимым, — Каринаррии понравились рассуждения Наследника о дворе, игры слов её начали забавлять.
Хоть солнце жадно цеплялось за жар и полномочия светлой и полной красок середины лета, когда могло поглощать без остатка просторы цветущей Длины, сила его была незначима перед законами мироздания. И короткий осенний день, последний раз лизнув кромку вычервленных деревьев, поспешил, смущаясь, раствориться тёплом облике совершенно странной ночи. Тихой, печальной, густой, как и полагается осенним ночам, но какой-то трогательно тёплой и волшебной. Искры костра призывно плясали, собравшиеся вокруг него воины разномастными кучками занимали свои места в ожидании ужина и привычных походных баек. Байки обещали быть особенно замечательными, раз уж собрались представители разных народов, и сама ночь располагала к различным тайнам и подвигам.
Каринаррия Корсач впервые в жизни видела настоящий поход, поход своих детских мечт, где все если не дружны и верны друг другу, то по большей части доброжелательны. О таких вечерах между переходами мечтала она, покидая родной город, о древних сказаниях и простых незатейливых историях, об ароматной простой еде и тёплых бликах на лицах, пусть даже часть лиц и была бы холоднее льда. Впервые в жизни ей очень искренне расхотелось во всём этом участвовать, так остро, что тёмный лес показался едва ли не спасением от холёного командующего гроллинами со злобным взглядом ведуна. Он знал свою жертву и намеривался быть значительно хитрее, чем при их первой встрече на площади.
— Прошу Вас, — без особого энтузиазма указал на место подле себя Нлуй, в походных одеждах и с простой косой за спиной, он не казался столь почтенным и старым.
Каринаррия предусмотрительно присела на расстоянии вытянутой руки от столь высокопоставленной особы странных наклонностей, приняла неудобную, но очень подобающую позу и немного порадовалась в мыслях, что разгадала секрет молодости Влорана. Ларсарец сел рядом, не торопясь, впрочем, занимать создавшийся просвет. В него тут же вписался Владомир, разжившийся где-то новой рубашкой, скроенной по вкусу вурлоков. Сидела она на мужчине слегка несуразно и была, насколько Каринка разбиралась в названном братце, ещё совсем недавно, до партий двух в какую-нибудь азартную игру, чужой собственностью. Девушке очень хотелось отметить это, но унижаться до разговора с этим непочтительным, фамильярным типом, не считающимся ни с кем, кроме себя самого, она не могла себе позволить. Позволил Рокирх: как всегда, незаметно появившись за спиной и низко склонившись к самому уху бывшего офицера, он вкрадчивым и от того ещё более пугающим голосом распорядился:
— Найди в лесу лишнего человека, Айашт.
— С чего это сразу я?! — самым нахальнейшим образом ухмыльнулся колдун, который, казалось, был настолько взбалмошен, что не сумел бы уловить угрозу даже в выпущенной ему в лоб стреле.
— Как пожелаешь, — слишком резко согласился предводитель вурлоков. — Но ночью уже он найдёт тебя...
Красноречивый жест мизинцем поперёк кадыка, заставил Владомира не то, что подняться, подпрыгнуть и, шипя что-то совсем невразумительное, и нецензурное броситься в маленький подлесок. Тем временем, Рокирх занял освободившееся и, как оказалось, своё законное место в самой северной части общего круга. Выражение его лица как-то сразу никому не понравилось, вызывая в подчинённых привычное напряжение, а в жителях Долины естественную опаску и почти трепет.
