— Но что ты будешь с ней делать? Дух Айрис ушел после битвы в Лиллигейте, и его невозможно вернуть на землю.
— Мне это и не нужно, — прошептал Рамир.
Не нужен ему дух Айрис! Достаточно того, что у этой смертной девушки то же нежное лицо, те же серебряные волосы, те же чистые синие глаза... Он завоюет ее сердце, растопит лед во взгляде, преодолеет отвращение, с которым Аня отшатнулась от него вчера. И будет счастлив. Его нелепое существование обретет смысл, потому что любовь — это то, ради чего стоит жить.
— Хорошо, — свистящим шепотом проговорила Черная королева, — ты заслужил награду, пусть остается. Иди.
Колдун легко поднялся с колен, поклонился и быстро покинул покои. Как свободно он двигается, как непринужденны его жесты! А ей совсем плохо, тело превратилось в невыносимую обузу. Оно разлагается, гниет, а в покоях поселился сладкий запах мертвечины. Королева закрыла глаза. Невыносимо! Когда же это закончится? Как унизительно, как непривычно зависеть от колдуна! Ничего, теперь, испытывая к ней благодарность, он будет стараться вдвойне. А девчонка пусть остается. Верных слуг иногда надо награждать. К тому же, она может пригодиться. А сейчас надо попробовать уснуть, во сне страдания словно стихают, становятся не такими острыми.
Рамир стремительно шел по длинному коридору. Проклятый мальчишка! Что же придумать такого, чтобы сломить его волю? Похоже, времени не осталось, королева совсем плоха. А теперь, когда рядом Аня, он должен заботиться о двоих. Страшно даже подумать, что сделают демоны с девушкой, лишись Рамир покровительства королевы. Нет, нужно действовать решительно! Колдун свернул в кишкообразный коридор, ведущий к комнате, в которой содержался Алан.
Ну вот, пожалуйста! Уснул, крепко сжав маленькие кулачки. Вокруг заходятся в истеричном вое волколаки, а он посреди этих леденящих звуков спит, словно в тишине родного дома. Хотя... уснул — значит, измотан до предела. Или нет? Может, наоборот, начинает привыкать к царящим здесь ужасам, и они уже не пугают его? Одни вопросы, нет ответа. Вглядываясь в бледное, с залегшими вокруг глаз тенями лицо мальчика, Рамир лихорадочно придумывал новый способ свести его с ума. Что поддерживает ребенка, что позволяет ему сохранить свое сознание? Память о доме, о колыбельных песнях матери, крепких, надежных руках отца. Надежда на встречу с родителями. Вот основа его силы. Если лишить его всего этого, Алан окажется абсолютно одинок, и тогда... Но как это сделать? Нужно хорошо подумать.
Рамир отпер решетку и безнадежно махнул рукой, призывая волколаков замолчать. Его самого раздражал этот неумолчный визгливый вой.
— Пошли вон!
Твари ловко выскользнули из комнаты и растворились в темноте коридора. Волколаки, вампиры, демоны всех мастей — это не способ. Надо искать новые пути. Ради себя и ради Ани. Аня... Мрачное лицо колдуна просветлело. Сегодня он еще не навещал ее. Сейчас он зайдет, посмотрит на девушку, попытается заговорить с ней, и может быть, даже дождется ответа. Подарит себе несколько мгновений счастья. А потом вернется в свою лабораторию и будет много часов подряд листать старинные фолианты, экспериментировать с зельями, искать способ справиться с упрямым мальчишкой. И вспоминать милое лицо той, ради которой он все это делает.
Девушка сидела в углу кровати, сжавшись в беззащитный комочек. На столе стоял поднос с нетронутым обедом. При виде Рамира она тихонько вскрикнула и легко соскочила на пол.
— Не бойся меня, любимая, я не причиню тебе зла.
— Тогда отпусти.
Рамир усмехнулся.
— Я не могу, за этой дверью множество демонов. Они разорвут тебя, как только поймут, что ты лишилась моей поддержки.
— Зачем я здесь?
— Чтобы быть со мной.
Аня прислушалась к чувствам колдуна. Радость встрече, неуверенность, страх. Почему? Чего он боится, бессмертный маг? Досада, на нее? Нет, не похоже. Жажда обладания... да, это уже по отношению к ней. Ко всему этому примешивалась слабая, робкая тень нежности. Похоже, он действительно не намерен причинить ей зло. Между тем, Рамир, присев на край кровати и внимательно изучая ее лицо, спросил:
— Почему ты боишься меня?
Несмотря на почти животный ужас и отвращение, которые охватывали ее всякий раз, когда она видела колдуна, Аня рассмеялась.
— А ты считаешь, что не можешь вызывать страх?
— Разве я не красив? — тихо проговорил Рамир. — Разве лицо мое так уж противно?
— Не знаю. Возможно, что твоя наружность хороша, но я вижу тебя иным. Я вижу твои чувства, и они не делают тебе чести.
— Тогда ты должна понять, насколько сильно я люблю тебя.
— В тебе нет любви, — твердо ответила Аня.
Рамир замолчал, прислушиваясь к себе. Разве то, что он испытывает к девушке, не любовь? А как же тогда это называется? Он готов свернуть горы ради одного только ласкового взгляда, а чтобы завоевать ответное чувство, способен затопить кровью всю землю! Что же тогда любовь, если не это?
— Ты ошибаешься, — сказал он. — Я люблю тебя.
— Это из-за любви ты похитил меня и насильно удерживаешь взаперти?
— Да.
— Любящий человек на такое не способен. Ты причиняешь мне боль.
— Но со временем ты привыкнешь, и тогда...
— Нет! — гневно перебила Аня. — Я никогда не привыкну к тюрьме!
— Ты полюбишь меня! — повысил голос Рамир.
— Невозможно полюбить по приказу! Ты мне не нужен!
— А кто нужен? Твой сопливый щенок? — разъярился колдун. — Так я убью его и принесу тебе на блюде его голову!
— Этот сопливый щенок уже один раз расправился с тобой, жаль, что не добил! — издевательски расхохоталась девушка.
Рамира захлестнула волна ненависти.
— Ты будешь сидеть здесь на хлебе и воде, пока не образумишься! — заорал он и кинулся к двери, из последних сил сдерживая себя.
Ему хотелось в этот момент заклятием лишить ее речи, слуха, зрения, растоптать, уничтожить, чтобы никогда не слышать больше этого насмешливого голоса, не видеть презрения в синих глазах.
Громко хлопнула дверь, в скважине заскрежетал ключ. Аня остановилась посреди комнаты, прижав руки к груди и коря себя за неосмотрительность. Ну, зачем, зачем она разозлила колдуна, что хотела этим добиться? В комнату вошел похожий на крокодила демон, к появлениям которого девушка уже успела привыкнуть, и молча унес поднос с едой. Теперь, в довершение ко всему, ее еще будут морить голодом. Ну и пусть! Какая разница, если отсюда все равно невозможно выбраться? Лучше умереть от истощения, чем стать добычей Рамира. Аню охватило странное безразличие ко всему, чувство безысходности сковало душу. Как холодно! Холод пробрался в сердце, холод охватил тело. Она зябко поежилась и опустилась на кровать. Спать, спать, чтобы хоть во сне забыть о готовящейся страшной участи.
Глава 40
"Как много потерь! Милана, потом Аня, теперь Макс. Сколько их будет еще? Кто из нас дойдет до конечной цели?" Над головой нависало низкое мрачное небо, и мысли под этим небом рождались только мрачные. Покачиваясь в такт ходу серпенса, Виктория погрузилась в тягостные раздумья, полностью отрешившись от окружающего мира. Остальные тоже молчали, сказывалась горечь от расставания с Максом, да бессонная ночь, проведенная в пути. Даже Ромка, обычно веселый и неунывающий, хранил угрюмое молчание. Лес плавно перешел в редколесье, затем впереди потянулась покрытая высокой травой степь. Однообразный пейзаж и хмурая погода лишь добавляли уныния, давили, вызывали чувство безысходности.
В середине дня ненадолго остановились, наскоро перекусили лепешками, запив их водой, и снова двинулись на восток. Виктория, ехавшая впереди, старалась сосредоточиться на дороге, напоминая себе, что должна отвечать за безопасность друзей и мужа. Серый дневной свет постепенно уступал место сумеркам, пришло время искать место для лагеря. Оглядываясь по сторонам, Виктория недовольно хмурила брови: ночевка в степи — дело опасное, их шатры будут видны отовсюду. Как назло, ни одного холма, ни деревьев, ни хотя бы густых высоких кустов вокруг не наблюдалось. "Придется располагаться здесь", — решила девушка и хотела было остановить серпенса, как он сам вдруг замер, издав раздраженное шипение.
— Ну, что там еще?
Виктория спешилась и обошла ящера, чтобы рассмотреть, что же заставило его остановиться. Прямо у передних ног дракона, жалобно пища, лежал маленький комочек. Опустившаяся темнота мешала разглядеть неведомое существо, и девушка осторожно наклонилась, на всякий случай держась за рукоять меча. Увиденное настолько изумило ее, что Виктория застыла на месте, не зная, как поступить, и не веря собственным глазам.
— Что ты нашла? — спросил Гарт, подходя к жене, и тут же громко воскликнул. — Откуда он здесь?
— Не знаю, — растерянно ответила Виктория. — Дракон чуть не растоптал его.
— Ой, ребенок! — восторженно завопил Ромка. — Маленький совсем!
На земле лежал замотанный в грязное тряпье малыш, видимо, он совсем обессилел от голода, и теперь только еле слышно похныкивал. Гарт потянулся к свертку и взял ребенка на руки.
— Осторожно! — предостерег Илья.
— Ты о чем? — удивился Гарт. — Чем может быть опасен такой маленький? Ему, наверное, и года-то нет!
— Откуда он взялся здесь, в степи?
— Возможно, его бросило какое-нибудь кочевое племя, — предположила Виктория.
— Ох, не нравится мне все это, — упорствовал Илья. — Лучше бы вы его не трогали.
— Но мы же не можем оставить его здесь, это убийство! — возмутился Гарт. — В конце концов, это всего лишь маленький ребенок, пусть даже из дикого племени.
Он прижал малыша к груди и отошел, всем своим видом давая понять, что дискуссия окончена.
Мервин уже разводил огонь, Илья, недовольно ворча, принялся устанавливать шатры. Гарт присел около костра, держа на руках ребенка.
— Он, наверное, голодный. Чем бы его покормить?
— Попробуй дать ему кусочек лепешки, — предложила Виктория. — Больше ничего подходящего у нас нет.
Ребенок недовольно отворачивал от огня свое бледное, с запавшими глазами, худенькое личико.
— Ничего, — ласково уговаривал его Гарт. — Сейчас ты согреешься, тебе будет легче.
Отломив от лепешки маленький кусочек, он поднес его к бескровным губкам малыша. Изможденное тельце содрогнулось и затряслось в безмолвном плаче.
— Не ест, — расстроенно произнес Гарт. — Может быть, он болен?
— И заразит нас всех! — сердито ответил Илья.
— Послушай, как можно быть таким бесчувственным? — разозлилась Виктория. — Неужели ты думаешь, что мы способны бросить в степи беззащитного ребенка, когда наш собственный сын...
Девушка не договорила, горло перехватила болезненная судорога, на глазах выступили слезы.
— Ну хорошо, хорошо, не буду, — примирительно пробормотал Илья. — Хотя... предчувствие у меня, понимаешь?
— Тогда держись от него подальше, — отрубил Гарт.
Илья поежился.
— Так я и сделаю.
Почти сутки проведя в дороге, все чувствовали себя утомленными, поэтому после ужина сразу же разошлись по шатрам. Понимая, что не в силах уснуть после стольких событий, воспоминания о которых камнем лежали на душе, Виктория вызвалась дежурить первой. Гарт улегся в шатре, устроив ребенка рядом с собой и заботливо накрыв его плащом. Вместе с ними улегся Ромка. Илья, опасливо поглядывая на малыша, отправился в другой шатер вместе с Александром Михайловичем. Вскоре над лагерем повисла сонная тишина. Виктория сидела около костра, прислушиваясь к ночным звукам, и пыталась хоть немного успокоить ноющее сердце. Появление малыша вызвало в душе мощный всплеск тоски по собственному сыну. Как он там? Жив ли еще? Может быть, Алана уже нет, он превратился в новое тело для Черной королевы? Пламя костра расплылось и закачалось, глаза наполнились слезами. Нет, нельзя сейчас раскисать! Виктория закусила губы. С Аланом все хорошо, она успеет вовремя и спасет своего мальчика. Нужно верить, иначе откуда взять сил для борьбы? Девушка провела рукавом по глазам, стирая непрошенную влагу, и чутко прислушалась: что-то было не так. Какой-то новый звук примешивался к треску костра и шуршанию травы под налетающим ветром. Тихий, еле слышный, он почему-то вызывал у Виктории панический страх. Или показалось? Нет, вот опять! Из шатра, в котором спал Гарт, доносилось равномерное чмоканье. На секунду девушка ощутила, что тревога тает, уступая место облегчению, и чуть не рассмеялась. Ну, конечно! Это, наверное, Ромка во сне шлепает губами! Тут же из шатра высунулась всклокоченная голова. Ромка, не открывая глаз, выбрался наружу и сонно сообщил:
— Я в кустики.
— Не уходи далеко! — напутствовала его Виктория.
Мальчишка, спотыкаясь, поплелся за шатер. Виктория освобожденно выдохнула. Нервы у всех на пределе, и у нее тоже, вот и мерещится всякое. Но тут она опять услышала тот же звук, он стал громче и требовательнее, словно кто-то в шатре жадно, захлебываясь, пил воду. Вернулся Ромка и полез было в шатер, но его остановил громкий шепот Виктории:
— Назад!
Ничего не понимая, мальчишка попятился, Виктория оттащила его подальше и подкралась к шатру. Отодвинув полог, она заглянула внутрь. Гарт крепко спал, лежа на спине и раскинув руки в стороны, а у него на груди, причмокивая и постанывая, шевелилось какое-то существо. Виктория вскрикнула и резко отдернула полог, пламя костра осветило шатер. Существо злобно зашипело и обернулось: с бледного детского личика на девушку уставились мертвые глаза. Окровавленные губы ребенка растянулись в хищном оскале, открывая невесть откуда взявшиеся длинные клыки. Виктория потянула из ножен меч. Ребенок, не переставая угрожающе шипеть, сжался в маленький комок, затем вдруг неожиданно прыгнул на девушку, вытянув вперед крохотные ручки с длинными синеватыми когтями. Виктория отшатнулась и упала на спину, а существо ловко опустилось ей на грудь, но в тот же миг, взвыв от боли, скатилось на землю. Виктория вскочила, ощущая жар, исходящий от висящего на шее распятия. Ребенок корчился в судорогах, выкатив глаза и издавая душераздирающие звуки. Гадливо передернувшись, девушка пригвоздила его мечом к земле. Тяжело дыша и чувствуя, как желудок сжимает приступ тошноты, Виктория наблюдала за конвульсиями существа, которое продолжало изо всех сил цепляться за жизнь. Оно обеими руками ухватилось за клинок, словно пытаясь извлечь его из себя, и визжало, визжало, визжало... Вдруг раздался какой-то всплеск, тварь замолчала и съежилась, ссыхаясь и уменьшаясь на глазах, пока не превратилась в горстку черного пепла.
— Святая вода, — пояснил Ромка, показывая Виктории опустошенный флакон, подаренный еще отцом Себастьяном. — Вампиры боятся святой воды.
— Гарт! — Виктория кинулась к шатру.
Ее муж по-прежнему спал, лежа на спине. На шее зияли кровавые отметины от клыков вампира.
— Проснись, проснись! — затормошила его девушка.
— Он без сознания, — сказал из-за ее спины Мервин.
— Что делать? — Викторию колотила дрожь, мысли путались, она как никогда была близка к истерике.
— Святая вода, — снова сказал Ромка, — у тебя за поясом есть флакон. Полей на раны, может, еще не поздно.
