Старший Мастер поднялся на ноги и подал руку Сейвиль, и ей стоило всей оставшейся силы воли, чтобы подняться тоже.
— Это близко, Сестрица.
— Надеюсь, — сказала она, нетвердыми шагами ступая на снег, а Танец обернулся и одним только взглядом затушил костер. — Ибо в противном случае вам придётся тащить меня тоже, как этого мальчишку.
* * *
Сначала была темнота, и тишина, потому что его напичкали лекарствами до полной потери чувства. И впервые за все эти дни он ощутил покой, так что с удовольствием смирился и со снадобьями, и с этим рыжеволосым Лекарем, что их приносил. И он постоянно, бессчётное число раз, надеялся, что на сей раз Целитель просчитается... и больше не придётся уже просыпаться.
А потом приходила боль. Неясная, но где-то совсем под рукой. Она была как луч солнца на коже, которая уже была сожжена до красноты и горела. Она каким-то образом проникала и сквозь лекарства. Он пытался избавиться от неё, но она всё равно просачивалась в эти наполовину исцеленные уголки его сознания, и за нею неизменно следовала новая боль, ещё сильнее.
А потом не оставалось ничего, кроме боли. Огня в жилах, огня под кожей. Пламени, танцевавшего вдоль каждого нерва и выжигающего разум. Огонь Врат, Энергия Врат... её ни с чем не спутать и невозможно вынести, но это всё продолжалось и продолжалось, так долго, так бесконечно. Хотя он полагал, что уже давно должен был потерять рассудок. Или сердце... оно должно было разорваться. Он выл, или это ему казалось? Он тонул в этой боли, из которой не было выхода... даже в смерти, ибо боль не давала ему умереть.
А потом боль прошла. Остались только её отголоски, все его незажившие пока каналы по-прежнему полыхали огнём, и хуже того — в памяти снова и снова всплывало всё, что тогда случилось....Смерть Галы, Тайлендел, кинувшийся с башни, Тайлендел, неподвижно лежащий в Храме....
А потом, безо всякого предупреждения, пришёл Сон.
* * *
Он стоял, перекрывая дорогу, эдакой баррикадой из единственного мага поперёк Горбатого Перевала. Магический свет от его поднятой руки отражался в безразличных лицах и пустых, словно дыры, глазницах трёх чародеев, что вышли против него.
Это было не как в его старом сне — сне, где он был один-одинёшенек во льдах. Тут было ещё что-то такое.... Он мог чувствовать вещи, обрывки чужих мыслей, они были где-то совсем близко, почти на поверхности, но, похоже, он никак не мог ухватить их настолько, чтобы прочесть.
Однако ощущение было... очень реальным. До ужаса реальным.
— Ну и что за ерунду ты тут нагородил?
Голос, раздавшийся из-за спин чародеев был приторным и тягучим. Из рядов воинов, стоявших позади чародеев и расступившихся, чтобы пропустить кого-то, появилась ещё одна фигура.
— Ты же совсем один, Герольд-Маг Ваниель.
Один из чародеев отошёл в сторонку на пару шагов, чтобы новоприбывший смог выйти на середину и обратиться лицом к Ваниелю.
Он был... прекрасен, иного слова и не подобрать. Совершеннейшей формы лицо, тело, цвета ночного сумрака волосы и глаза. Уверенность, спокойствие и сила, настолько совершенные, словно то было произведение искусства.
Если бы не темные глаза, он бы мог сойти за родного брата Ваниеля, и если бы не такое нарочитое совершенство, мог даже вполне сойти и за самого Ваниеля, чуть более юного.
Чужак был облачён в тусклые тёмные доспехи, как и его солдаты, только без оружия. Оно было ему и не нужно: оружием был он сам. Оружием, чьей единственной целью было уничтожение и смерть, которые он затем обращал в свою силу. Но в отличие от клинка, который можно было использовать как во вред, так и во благо, это оружие никогда не служило иной цели, кроме боли. И Ваниель это знал не хуже, чем знал себя самого.
— Ты же, — повторил юный красавец, смеясь и выбирая слова побольней, — совершенно один.
Ваниель кивнул:
— Ты не сообщил мне ничего нового, ничего, что бы я уже не знал. И тебя я знаю. Ты — Леарет. Что означает....
— Тьма, — рассмеялся Леарет. — Я — Тьма. А это — мои слуги. Какая причудливая игра, не находишь?
Ваниель не промолвил ни слова. Каждое мгновение, что он удерживал здесь Леарета, давало лишнее время Ифандес, которая неслась во весь опор по дороге вдвоём с Тайленделом...
...но, ведь, Тайлендел мёртв....
— Тебе больше нет нужды оставаться одному, — продолжал Леарет, облизнув губы, и сделал это так чувственно. — Только протяни мне руку, Ваниель, и прими в себя мою Тьму... И тогда тебе уже не придётся быть одиноким. Никогда. Вместе мы сможем совершить столько всего, мы двое. Или, если пожелаешь... я мог бы даже..., — он сделал навстречу ему шаг, другой. -Ябы мог даже возвратить тебе твою давно потерянную любовь. Только подумай о нём, Ваниель. Представь — Тайлендел — живой, и снова с тобою рядом.
— НЕТ!
Он ударил в это ужасное, в это прекрасное лицо изо всех подвластных ему сил... и разрыдался, ударив.
:Видения, юный Ваниель.:этот сине-зеленый голос заставил его замереть посреди той битвы.:Всего лишь видения. Стоит только тебе пожелать, и они рассеются, как туман.:
И та армия, тот перевал, Леарет и всё остальное вдруг закрутилось и умчалось прочь, превратившись во тьму иного рода: то была успокаивающая темнота, и он принял её с той же готовностью, с какой до этого отвергал ту, прежнюю.
Прохладная, золотисто-зеленая музыка пронизывала темноту, не нарушая, но дополняя её. Она проникала в его сознание, и, проникая, несла с собой исцеление. Во все его зияющие, сочащиеся кровью уголки, во все полыхающие огнём каналы. Она пронизывала его самого, и он погружался в неё, и парил, парил, парил в ней, и не мог этим насладиться. Она обволакивала его со всех сторон, погружая его словно бы в ванну с бальзамом, пока в нём не осталось ни единого болезненного уголка....
...кроме одного, того, в котором оставался Тайлендел... уголка, который по-прежнему ныл от пустоты....
В золотисто-зеленую музыку влилась ещё одна, сине-зеленая, гармоничная, как тот голос, что развеял его сон. И эта музыка больше не позволяла ему плыть бесцельно. Она вела его за собой, обволакивала его душу, и ему не оставалось ничего иного, как следовать за ней туда, куда ей было угодно.
Сине-зеленая музыка задавала мелодию, золотисто-зеленая сошла в дискант, и голос из его видений заговорил снова:
:Смотри: ты желаешь контроля — вот она, твоя точка опоры — так давай же, ступай на неё, давай — ощути под собою землю:
Эта музыка повела его в танце, пока он не обрёл того равновесия, о котором и не подозревал прежде, но которого так страстно желал. Музыка окутывала его, он кружил вместе с нею и знал, что единожды обретя эту точку опоры, он больше уже никогда её не утратит.
:Так, так, очень хорошо:смеялась музыка.:А теперь, давай, защити себя ... вот так вот, преградой, видишь? Плотнее, и всё останется за ней, подвластное твоей воле. Навсегда — подвластное твоей воле, юный Ваниель, только твоя воля и ничего больше...:
Она окружила его стенами, не дававшими никому проникать в его сознание. Он увидел, как это делается, и сам усилил их, сделав ещё прочнее.... потом распутал слегка, снова сделав тонкими, и зная, что сможет в любой момент по своему желанию выстроить их снова.
А затем сине-зеленая музыка стихла, оставив золотисто-зелёную вести мелодию в одиночку. И она пела ему тогда, пела об отдыхе, о покое, и он заснул. И ему снилось, что он просыпается, двигается, повинуясь чьей-то чужой воле, что-то пьёт, приводит себя в порядок и снова спит. Но больше не было видений, приносящих страдания... лишь эти сны, полные зеленой музыки.
А потом он проснулся — по-настоящему, не во сне — из-за звука: настойчивые, с придыханием ноты рассыпались по мелодии, которую он почти узнал, только никак не мог определить, где её прежде слышал. И были ароматы папоротника. Запах молодой поросли и свежевскопанной земли, с легкой примесью металла. А за звуками этой мелодии он услыхал лёгкое журчание водопада.
Он уже не был одурманен снадобьями. И каналы в его сознании больше не полыхали огнём, не причиняли боли.
Он медленно открыл глаза.
На какой-то безумный миг он решил, что зачем-то висит на дереве. Со всех сторон его окружала зелень, и пышные зеленые ветви нависали над его головой. Но потом он увидел, что хотя ветки и были настоящими, как и листва, но они не были единым организмом. Ветви поддерживали огромные папоротники, чья листва образовывала эдакий живой полог над его постелью. Зелень же над его головой состояла из многослойных занавесей из зеленой ткани различных оттенков, свисавших с каркаса из других веток, и каждый слой которых был тоненьким и прозрачным, как паутина, и изрезан так, чтобы создавать впечатление каскада листвы. Он в жизни не мог себе представить, что существует столько зеленых оттенков.
Слабые лучики солнечного света проникали сквозь стебли папоротника. Одеяла — если только их можно было так назвать — были более темного зеленого цвета, как мох, и на ощупь мягкие, словно бархат, только гуще и тяжелее.
Он попытался сесть, но понял, что не может этого сделать. Он был слишком слаб, просто совсем обессилен.
Музыка, доносившаяся из-за занавесей, смолкла, захлебнувшись на самой высокой ноте, а чуть погодя занавеси распахнулись.
Ваниель удивленно заморгал, уставившись на юношу, который оказался за ними в обрамлении зеленой ткани занавесок. Он знал, что беззастенчиво пялится на чужака, но ничего не мог с собой поделать. Он никогда ещё не видел никого подобного.
То был юноша, с волосами серебристыми, как у старика, волосами, которые были длиннее, чем у любой женщины, и со светло-голубыми глазами, глядевшими на Ваниеля оценивающе и изучающе, и полные тайн и мыслей, которых Ваниелю нечего было и пытаться прочесть. На нём была длинная зелёная безрукавка, штаны чуть более темного зелёного цвета, а в руке, которую он прятал за занавеской, была белая флейта, словно вырезанная из сияющего матового кристалла.
Ваниель вдруг осознал, что и в самом деле, не может прочесть его мыслей. Он ощущал его присутствие, но ничто не касалось его сознания.
Он пробормотал, заикаясь, первое, что пришло на ум — не слишком-то умное, и уж точно не оригинальное, но....
— Г-где я? К-к— кто Вы?
Юноша слегка склонил голову набок, и Ваниель увидел, как он ответил с легкой усмешкой, говоря очень медленно и с непривычным акцентом:
— Ага. Ты задал мне вопрос "где я?"... и это лучше, чем я опасался. Я уж боялся услышать "Кто я?", юный Ваниель. — Он склонил голову в другую сторону и теперь уж точно улыбнулся. — Ты на землях КейТрева в Горах Пелагира, и, предваряя твой новый вопрос: сюда тебя привезла твоя тётя, наша Крылатая Сестра Сейвиль. Мы с ней друзья, она попросила нас помочь ей разобраться с твоими неприятностями. Я — Лунный Танец КейТрева. Тайледриец и твой Лекарь. Это моя постель, то, где ты сейчас лежишь. Нравится? Звездный Ветер говорит, что это всё тщеславная дурь, ноЯ личнополагаю, что это лишь потому, что он не додумался до такого первым.
В ответ на это Ваниель сумел лишь недоумённо моргнуть.
Лунный Танец сочувственно покачал головой:
— Кажется, я слишком тебя тороплю. Для начала давай, что попроще. Ты не голоден? Хочешь пить? Не хотел бы принять ванну?
Он был и голоден... и ужасно хотел пить... и с отвращением ощущал, что кожа просто чешется, желая ванны.
— И то, и другое, и третье, — чуть поколебавшись, ответил Ваниель.
— Значит, будем исправлять все три пункта, — Танец до конца раздвинул занавески над кроватью и....
... и протянул руку, чтобы снять с него одеяла. И тут Ваниель осознал, что лежит под ними совершенно голый. Он вспыхнул и вцепился в свой покров.
Танец глянул на него с удивлением.
— Как ты думаешь, кто раздевал тебя и укладывал в эту постель? — спросил он. — Могу заверить тебя, то был не Восточный Ветер.
Ваниель покраснел, пуще прежнего, но не выпустил одеяла из рук.
— Ах, так, ну тогда... вот держи, скромник ты мой, — Танец покопался за занавесками, выбрал что-то и кинул Ваниелю на одеяло. Ваниель протянул руку. То оказалось что-то вроде пижамы из шелковистой зеленой ткани, благо, оказавшейся не такой прозрачной, как занавески. Как только Танец демонстративно повернулся к нему спиной, Ваниель выскользнул из постели и поскорей завернулся в одежду.
И ухватился за кроватный столб, ибо от слабости комната закружилась, заплясала вокруг него.
— Нет, так дело не пойдёт.
Что-то прохладное коснулось его переносицы, и комната перестала вращаться.
— Шагай, — Танец оказался прямо перед ним и ободряюще протянул к нему руки. — Давай, ну же, смотри мне в глаза... вот так. Делай шаг. Ещё. Ты слишком долго провалялся в постели, юный Ваниель, так что теперь давай-ка снова учиться ходить.
Тайледрийский Лекарь медленно пятился, а Ваниель шёл за ним, глядя только в его глаза. Но тот ни разу не дернулся, чтобы как-то ему помочь, разве что один раз, когда Ваниель споткнулся и едва не упал. Тогда Лунный Танец подхватил его и поддержал, пока тот не обрёл равновесие снова, а как только Ваниель твёрдо встал на ноги, снова отпустил его.
Ваниель смутно чувствовал, как они переступили через порог в другую комнату, но само передвижение стоило ему такого пота, такого напряжения сил, что он не решался оглядеться по сторонам. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем Танец остановился, поймал его за локоть и подвел его к сиденью на гладком каменном выступе, обрамлявшем бассейн, полный воды. Такой горячей, что от неё шёл пар.
— Теперь оглядись тут, — Танец махнул рукой, указав на бассейн и на всё остальное. — Это бассейн для мытья. Вот мыло. Как только отмоешься, ступай вот сюда, в бассейн для отдыха.
Хотя тот бассейн, возле которого теперь сидел Ваниель, был глубоким, он был довольно небольших размеров. Рядом же с "бассейном для мытья" был ещё один, гораздо больше и много глубже. Он слегка возвышался над первым, и с одной стороны имел проём, через который горячая вода стекала в этот бассейн. Оба бассейна были, похоже, природными: с каменистыми берегами и песчаным дном.
— Полагаю, что даже при всей твоей слабости, ты тут не заблудишься. Я скоро буду. С едой и питьём.
Юноша немного помедлил..., потом со стремительностью пикирующего ястреба вдруг склонился и поцеловал Ваниеля прямо в губы.
— Мы рады тебе от всей души, юный Ваниель! — сказал она, прежде чем Ваниель смог опомниться от своего изумления. — Я и Звездный Ветер. И не только из-за Сестрицы Сейвиль.
И прежде, чем Ваниель сумел как-то среагировать, он исчез.
Ваниель обнаружил, что если двигаться очень медленно и осторожно, то это не так отнимает силы. Он скинул одежду и осторожно погрузился в воду, шумно вздохнул. Потом принялся намыливать себя и тереть, пока не почувствовал себя снова чистым. Вода из его бассейна выливалась через край и стекала в жёлоб в полу. А откуда вода бралась, он не знал, но пока что решил, что это какой-то горячий источник, если судить по металлическому привкусу в воздухе.
