Все сложилось так, как и рассчитывал сотник. Они пронеслись через равнину от края до края, все плотнее сжимая кольцо вокруг своей добычи и примеряясь для последнего удара, как это часто бывало на загонной охоте со стадом кабанов-секачей — трофеем столь же ценным, опасным и трудным, как и нынешняя добыча. Завершиться погоня должна была не менее быстро, чем атака, предшествовавшая ей. Лишь редкие убегающие враги, сумевшие с самого начала вырваться далеко вперед, успевали нырнуть в колышущийся занавес из стройных пустотелых стеблей, а остальные уже явно готовились к последней битве. Оруженосец Жианга вскинул вверх красное треугольное полотнище, призывая солдат к началу атаки, и в это мгновение несокрушимая зеленая стена впереди рухнула единой массой, выбивая из почвы мелкие камни и желтую пыль.
Сотник Хо Янь еще успел прокричать несколько команд, приказывая своим воинам остановиться и рассыпаться в стороны, но было слишком поздно. "Два-усиленная" сотня Жианга почти в полном составе неслась на всем скаку прямо навстречу сорока с лишним десяткам отборных императорских наездников, лучших конных воинов в изведанном мире, выкатывавшихся сейчас стройными рядами из укрытий, заранее вырубленных в глубине бамбуковой рощи. Против свежих врагов, подготовившихся к лобовой атаке, у всадников Юнь не было ни единого шанса. Из-за флангов имперской кавалерии с громким гиканьем и веселым улюлюканьем вылетали степные нукеры-лучники, обходившие юнь по широкой дуге слева и справа.
Две растянувшиеся колонны, подгоняемые грязными ругательствами десятников и почти столь же несдержанными командами офицеров, параллельно двигались на восход, переходя вброд один из бесчисленных мелководных притоков озера Тива. Тысячник Ким Пак, многоопытный седой воин и верный слуга ляоляньского правящего дома, ехавший в окружении охраны в центре своего маленького войска, недобро щурился по сторонам и время от времени страдальчески шипел сквозь зубы. Вот уже неделю старого ветерана жутко терзал ревматизм, усугублявшийся внезапно обострившимся артритом, и это не считая мигреней и камней в почках, с которыми Ким за последние два десятилетия уже как-то свыкся. Настроение командира невольно передавалось и всем его подчиненным, так что на лицах у юнь не было заметно ни одной улыбки.
Еще большее раздражение у старого тысячника в данных обстоятельствах вызывал тот факт, какое развитие событий приняла ситуация, начавшая доставлять беспокойство Киму еще с самого утра. Хотя прибытие войска тайпэна Ханя ожидалось всеми уже буквально со дня на день, никто даже не мог и подумать о столь внезапном появлении его передовых частей буквально в какой-то неделе пути от главной ставки объединенного командования того, что осталось от третьей и четвертой армий. И хотя главной причиной успехов императорской кавалерии Ким Пак все же был по-прежнему склонен считать дурость собственных подчиненных, уже стоившую ему двух сотен солдат, но и отрицать мастерства нефритовых воинов он не собирался.
Первое сообщение, полученное от Жианг Хо Яня, поначалу не предвещало никаких существенных неприятностей. Однако дальнейшая беспечность этого, вроде бы опытного, умного и достаточно компетентного командира привела к непоправимым последствиям. Преследуя один отряд вражеских всадников, сотник, похоже, так сильно увлекся, что угодил в "котел" из нескольких ертаулов, и теперь с трудом пытался отбиться, несмотря на прибытие еще одной "два-усиленной" сотни, заранее отправленной Кимом в помощь Жиангу. Собственно только благодаря этому, тысячник вообще узнал, что с отрядом Хо Яня что-то случилось.
Исключать появления на месте событий новых императорских ертаулов было никак нельзя, и поэтому царская кавалерия выступила на помощь попавшим в беду соратникам значительно раньше, чем предусматривалось разработанным планом действий, и к тому же в неполном составе. Солдат прислуги и прочие "вспомогательные" службы пришлось оставить в лагере, причем тысячник не был уверен, что возвращаться обратно они будут тем же путем, а значит, в случае чего, обозной команде придется добираться в главную ставку исключительно своими силами. Опять же совсем неизвестно было, как повернется дело в предстоящем сражении. Впрочем, Ким Пак сомневался, что даже пять сотен элитных носителей синих плащей сумеют справиться с его свежими шестьюдесятью десятками воинов, тем более уже понеся какие-то потери и будучи вымотанными долгим боем. Еще триста воинов, из тех сотен, что раньше подобно Жиангу несли дозорную службу, срочно двигались сейчас на юг по обходной дороге.
План тысячника был прост. После его появления в долине у имперцев останется лишь два быстрых пути к отступлению — сунуться в болото, что маловероятно, либо оттянуться обратно через ущелье, что находилось у них теперь за спиной. Хорошая накатанная дорога, которую проложили на деньги местных соледобытчиков и гончаров, должна была показаться командующим ертаулов более удобным способом, чтобы уйти от нежелательного сражения. Вот тут-то и должны были объявиться три дополнительных сотни, которые запрут имперскую кавалерию с другой стороны прохода. Зажатый между глиняных скал, противник окажется легкой добычей, и даже конные лучники союзных кочевников, появившиеся по донесениям в рядах врага, не смогут воспользоваться ни одним из своих преимуществ.
В случае успеха, Ким Пак резонно рассчитывал сократить на треть те кавалерийские силы, которыми располагал Ли Хань, а заодно еще и громко щелкнуть по носу генерала Линга Цучи, который с самого начала компании столь пренебрежительно отзывался о способностях тысячника. Конечно, Ким давно привык к подобным глупым выступлениям со стороны высокородных и весьма амбициозных сосунков, но в этот раз, возможно из-за обострившихся "болячек", начальник сумел зацепить в его душе какую-то особенно раздражительную струну. Доказать генералу и всем остальным, что он не зря провел сорок шесть лет в седле и еще не разучился воевать, было теперь для Ким Пака просто жизненно необходимо.
К месту сражения они практически опоздали. Небольшие группы по паре всадников, периодически попадавшиеся навстречу, были теми немногими, кому посчастливилось вырваться из "котла". Из тех сведений, которые удалось получить от беглецов, по всему выходило, что сотник Жианг угодил не в случайную переделку, а попал в злонамеренную засаду. Впрочем, по мнению Кима это было отнюдь не смягчающим обстоятельством для Хо Яня, а скорее даже наоборот.
Всего из двух "усиленных" сотен уцелело, не считая удравших и раненых, четыре десятка солдат. Бойцы, лишившиеся коней, попали в жалкое положение и вынуждены были отступить в болотистую низину, забравшись в вязкую жижу по колено, а кое-где и по пояс. Императорские всадники уже не считали нужным удостаивать остатки врага своим вниманием, и поэтому юнь занялись вплотную манериты. Предпочитая действовать в основном при помощи аркана и лука, кочевники кружили на самой границе топей, а царские воины угрюмо ожидали своей участи, укрывшись щитами и ощетинившись длинными кавалерийскими пиками.
Откровенно говоря, тысячник не ожидал, что им удастся незаметно подойти к противнику так близко. Однако имперцы обратили внимание на накатывавшуюся конную лаву лишь, когда первые сотни юньской конницы уже успели развернуться в ударные построения. Реакция защитников Нефритового Трона была вполне предсказуема, и латные всадники в синих плащах и их помощники в расшитых стеганых кафтанах ринулись в сторону ущелья, утекая через бамбуковые заросли, как вода через сито.
Проход был достаточно широк, чтобы в нем бок обок могли бы спокойно скакать десяток коней или разъехаться пара широких купеческих телег. Сотни Ким Пака слажено и без задержек, умело перестраиваясь на ходу, ныряли одна за другой в провал между красных стен, проделанный в глинистой породе природой и человеком еще несколько столетий назад. Больше всего, тысячник опасался, что воины Императора подготовят пути к отходу, перегородив дорогу запасенными рогатками или даже бочонками с разрывным порошком. Но видимо, Судьба сегодня была на стороне старого командира, во всяком случае, после получасовой гонки они добрались до противоположного выхода из ущелья вполне благополучно. А вот дальше начались первые неприятности.
Обходной отряд, высланный Кимом, не успел перекрыть дорогу отступающим. Он вообще не появился даже поблизости от той сожженной деревни, что находилась в этом месте. Задержало ли их просто что-то в пути или случилось нечто худшее, Ким Пак предпочитал попусту не гадать. Гораздо неприятнее для него был то факт, что теперь, разбегающихся в разные стороны, имперцев придется долго ловить по рисовым поймам и лекарственным садам, которые сплошным ковром покрывали обширную равнину, простиравшуюся отсюда до самого озера Тива, блестевшего на горизонте. Местная народность чаан всегда славилась своими травниками, так что возделанные площадки, засеянные особыми растениями, дающими полезные коренья и листья, встречались здесь так же часто, как и фруктовые рощи. Главной неприятностью этих облагороженных посадок "диких" трав было то, что устроены они были своеобразными "нишами", и переломать в них ноги лошади могли также легко и быстро, как и где-нибудь в высокогорьях Даксмен.
Обугленные остовы домов остались за спиной, и тысячник в сопровождении охраны и штаба выехал на высокий травянистый холм, чтобы лучше разглядеть, как будут действовать имперцы — сразу начнут дробиться на части или продолжат совместное бегство. Но то, что увидел Ким Пак, мгновенно заставило его привстать в стременах, разом позабыв о ломящей спине и болящих суставах.
Кавалерия Империи больше не убегала, а ее беспорядочное отступление завершалось филигранным маневром, и отряды нефритовых всадников теперь разворачивались и перестраивались для контратаки. Им на помощь по сходным направлениям спешили еще две группы под сапфирными знаменами численностью не менее чем по три сотни в каждой. Слева из-за скопления скальных столпов, сохраняя четкий строй, прямо во фланг коннице Юнь выдвинулось еще около полутысячи тяжеловооруженных кольчужных всадников регулярной вражеской армии. А справа, там, откуда так и не появились три сотни, посланные Кимом наперехват, под чудовищной грохот копыт грозно накатывались "волны" степного тумена. Всего нукеров было примерно столько же, сколько и всех императорских воинов вместе взятых.
Глядя на это неправдоподобное зрелище, высший офицер Юнь уже не удивился, когда в спину ему ударила тугая волна горячего воздуха. Оборачиваться, чтобы увидеть море дыма и пламени, разбушевавшееся на месте брошенной деревни, через которую лежал их единственный путь к отступлению, Ким уже не счел нужным. Тысячнику вполне хватало истошного ржания и диких криков солдат арьергарда, чьи изломанные силуэты подобно демоническим духам метались теперь в ужасной огненной западне.
— Командир? — как-то тихо и придушенно обратился к Киму один из его офицеров-порученцев, глядя по сторонам расширенными от ужаса глазами. — Что нам делать?
Тысячник опустился обратно в седло и как-то обреченно хмыкнул.
— То единственное, что мы можем.
Старый иззубренный меч с шелестом вышел из ножен, украшенных красным золотом и самоцветами. Идеальный клинок, что обычно хранился в них, был личным подарком правящего дома своему верному солдату и остался в покинутом лагере. Но зато этот меч был для Кима таким же верным и надежным товарищем, как и солдаты из десятка его охраны, без страха взиравшие сейчас на своего командира, преобразившегося буквально на глазах. Горячая кровь, вновь побежавшая с яростной силой по старым жилам, заставила тело повиноваться своему хозяину совсем как в юности, и тысячник впервые за последние годы вновь ощутил себя воином, а не дряхлой развалиной.
— Надо сдаться! Их втрое больше! Нам не...
Истерика напуганного офицера оборвалась хриплым кашлем, и юнь повалился на землю, тщетно пытаясь зажать руками перебитое горло. Меч Кима, оставивший на шее убитого кривую рваную рану, весело крутнулся в горячем воздухе, разбрасывая вокруг крохотные багровые капли.
— Все трусливые бабы могут остаться здесь и ждать, раздвинув ноги! А те, кто еще хочет умереть как мужчины, за мной! Во славу предков народа Юнь!!!
И ударив коня пятками по бокам, Ким Пак сорвался с места, навстречу той самой битве, ради которой, как выяснилось, он и прожил такую долгую жизнь.
Сказать, что разгром объединенной восьмой армии стал для генералов, все еще остававшихся в Генсоку, неприятным сюрпризом, значит не сказать ничего. Большая часть военного руководства Юнь к тому времени уже совершенно свыклась с радостной мыслью, что вот сейчас-то этих наглых северян во главе с их императорским колдуном начнут попросту втаптывать в землю. Казалось, разве могло хоть что-то остановить эту огромную солдатскую массу, в состав которой, кроме шестого и собственно восьмого войскового подразделения, вошли еще и довольно значительные остатки пятой армии покойного генерала Окцу? Но, как выяснилось, могло. Против запретной магии тайпэна Ханя бессильны были и опыт, и мастерство, и количество. В результате трудно было понять, кого известия о случившимся на берегах Люньшай поразили больше — высших царских командиров или обычных солдат, находившихся в их подчинении.
Хуже всего было то, что эти трудности были уже далеко не первыми. В том, что некогда было третьей и четвертой армией, необычная ситуация сложилась сразу же с момента их объединения. Дело в том, что основные потери к тому времени и там, и там пришлись на пехотные части и обозные команды. Почти четыре тысячи "новобранцев" полегли еще в начале лета в Йосо и его окрестностях стараниями все того же Ли Ханя. Немало солдат были вынуждены сдаться, оказавшись в небольших окружениях, мастерски реализованных кавалерией тайпэна Васато Ваня, шедшего к осажденному Таури вдоль побережья и изрядно "пощипавшего" четвертую армию, до того момента практически не участвовавшую в серьезных боях. Еще одним неприятным сюрпризом стал подлый и преданно-фанатичный характер местного населения. Вежливые и улыбчивые крестьяне, мелко кланявшиеся всем встречным и поперечным юнь, по ночам с большой охотой и рвением резали, давали и травили тех же самых солдат и офицеров, совершенно не заботясь об опасных последствиях. Когда же, наконец, были предприняты несколько показательных карательных акций, то это только усугубило ситуацию. Все это в итоге привело к тому, что больше всего в распоряжении у командования скопилось именно конных воинов, а подобная ситуация для царской армии была довольно необычна. Из двадцати трех тысяч на кавалерию приходилось больше четверти, что превышало раз в десять привычную компоновку армейского реестра. Посовещавшись, командиры приняли решение объединить разрозненные сотни всадников в самостоятельное подразделение, а командовать ими был назначен генерала Цучи.
Надо сказать, что этот пост достался Лингу не без определенных активных действий с его стороны. К счастью большинство генералов помнили, какую силу представлял собой древний клан Цучи, да и звенящие подарки были высшим командирам только в радость. Недовольным остался только тысячник Ким Пак, единственный высший офицер, возглавлявший настоящий полнокровный кавалерийский отряд, действовавший в составе третьей армии с самого начала похода на север. Впрочем, особенно сильно по этому поводу Линг не переживал. Ворчливый характер хмурого старика сыграл с ним плохую шутку, и, несмотря на опыт и заслуги, никто в штабе армии и не подумал поддержать позицию Пака о том, что "кавалерией должен командовать тот, кто хотя бы знает, как расседлать лошадь".
