Печать ворона

Сколько раз он бывал тут! В жутких снах, оставлявших ощущение реально-сти, в памяти, сжимавшей сердце ощущением обитающего здесь зла.

Прогнивший пол встретил недовольным жалобным скрипом. Иван перешаг-нул порог, шагнул к стоявшей в углу лежанке, и замер. Свет из крошечного, мут-ного окошка падал на ворох истлевших шкур. Это было здесь! Сюда хозяин Гати принес беззащитного десятилетнего мальчика, которого спас на болотах. Спас, чтобы забрать его прежнюю жизнь и передать свой черный дар.

Иван в ярости смахнул ветхие покрывала на пол, разодрав одно на части, и тяжело сел на ложе.

— Когда это кончится? — проговорил он, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Он ощущал себя ребенком, черные стены колдовского вертепа надвигались и пу-гали его. Ева присела рядом, обняла:

— Это закончится, Ваня, я знаю. Верь мне.

Иван сжал кулаки, заставляя себя успокоиться. Он устыдился минутной сла-бости.

— Все хорошо, Иван. Я знаю, что тебе больно... Но ты не тот мальчик, и ты не один. Я с тобой.

— Что мне делать? — спросил Иван. Ему хотелось бежать, чтобы не видеть того, что являлось в кошмарах многие годы.

— Ты не должен бояться. Это место питается страхом, — Ева огляделась и про-шлась по каморке, водя вдоль стен руками. У дверей обернулась. — Бабушка го-ворила: здесь прокляли первого Ворона. Здесь все началось!

В лесу и при плохой погоде темнеет раньше, и Ева велела Ивану принести дров. Далеко ходить не надо — мертвые деревья валялись в избытке, как угро-жающие, тревожные символы. Захваченным из дома топориком Иван нарубил охапку веток и втащил внутрь дома. Ева достала большую бронзовую плошку и, наломав веток, сложила туда.

— Почему не зажжешь печку? — спросил Иван. Ева посмотрела так, что он понял: лучше не спрашивать. Ей лучше знать.

— Что мы будем делать? — спросил он. — Ты обещала сказать.

— Искать, — сказал Ева, поджигая ветки. — У нас мало времени, Иван, надо ис-кать.

— Что искать? — удивился он.

— Сердце Ворона, — глядя в огонь, ответила Ева. — То, что владеет тобой. Оно здесь, Иван. Найдем его — снимем проклятье.

Иван огляделся. Вряд ли то, что они ищут, будет спрятано в печке или под кроватью. В стенах нет щелей — бревна пригнаны плотно. Остается пол...

Иван опустился на колени, схватил за половицу и потянул на себя. Гнилое дерево хрустнуло, сломавшись пополам. На обнажившейся земле копошились жирные слизни. Иван достал нож — изогнутый кинжал с наборной рукоятью и во-роненым, покрытым арабской вязью, лезвием. Он купил его в Ташкенте на память об армии и взял с собой. Вот и пригодился. Иван вскрывал оставшиеся половицы, Ева, не боясь слизней, хватала и вышвыривала гниль из домика. Ивану пришлось вытащить наружу стол, мешавший развернуться.

Он рыл ножом и руками, Ева относила землю за порог. Углубившись на ло-коть, Иван остановился: нож звякнул о камень.

— Что там? — мигом повернулась Ева.

— Сейчас посмотрим, — Иван заработал старательней. Из земли показалась вер-хушка камня, покрытая отталкивающей черной слизью.

— Под ним, — уверенно сказала Ева. Откуда она знает, думал Иван, со всех сторон окапывая камень. Надо спешить: за окном темнело, и с темнотой возвращался страх. Ева зажгла свечи, расставив по периметру комнаты, на полу у печки горел ведьмин бронзовый очаг.

Иван поднялся, с тревогой всматриваясь в окно. Он надеялся успеть до су-мерек, и видел, что не успевает. Надо бежать с Гати, иначе... Страх наползал, це-пляя душу холодными призрачными пальцами.

— Оно там, мы должны достать его, — Ева казалась спокойной, но Иван видел, ка-ким трудом ей это давалось.

— Мы не можем остаться здесь на ночь! — сказал он. 'Проклятье! Мы не можем остаться. Это же их владения! — вздрогнув, подумал Иван. — Но есть ли у нас вы-бор? Бежать уже поздно. Ночь настигнет на болотах. Значит, так суждено...'

— Мы должны остаться, Ваня. Пока не найдем сердце.

— Значит, остаемся! — ответил он. 'Будь мужиком, Иван! Посмей хотя бы раз', — говаривал Кир. Что ж, так я и сделаю.

В свете свечей Ева походила на статую. Тени на ее лице пугали Ивана, рас-плываясь в страшные маски. Глаза девушки вдруг стали золотистыми, зрачок вы-тянулся, как у змеи. Он поднял руку, протирая глаза.

— Это морок, Иван, — сказала Ева, — не бойся. Здесь дурное место. Много крови, много зла. Надо копать! Ночью их сила крепнет! Я помогу тебе, но мне надо кое-что сделать...

Иван схватился за камень, пытаясь вывернуть из земли, но валун стоял на-мертво, руки скользили по гладким влажным бокам. Склонившись над странными амулетами, Ева что-то шептала. Иван вновь налег на камень. Поначалу земля была рыхлой, затем пошел плотный грунт и глина, с трудом поддававшаяся ножу. Вы-бившись из сил, Иван схватил топорик и стал рубить. Без толку...

— Возьми, попей.

Иван повернулся: ухмыляясь, хозяин Гати протягивал плошку с отваром.

— Пей, не бойся! — сказал он, скрывая клюв в черной тьме капюшона. Иван уда-рил по плошке.

— Иван! — Ева схватила его за голову, приближая глаза. — Смотри на меня! Смотри в глаза!

Он мотал головой, но Ева держала крепко. Их глаза встретились — и стало легче. Морок, исходящий от камня, исчез. Иван почувствовал, как Ева что-то ве-шает на шею.

— Что это?

— Защита, — сказала она. — Выйди наружу, подыши, тебе нужен воздух. Только не уходи далеко.

Иван кивнул, поднялся на ноющие ноги, сделал пару шагов и оказался за порогом. Холодный воздух принес облегчение. Видно, болотные испарения так действуют на него. Постояв и отдышавшись, Иван почуял: что-то не то... Не тре-щали сверчки, не галдели лягушки, не ухали совы. Тишина. Мертвая тишина. И удар ледяного ветра в лицо, такого холодного, что Иван отшатнулся, и инстинк-тивно поднял глаза: в птичьих гнездах шевелились сгустки мрака...

Иван забежал в хижину и закрыл дверь. Она открывалась наружу — не под-переть. Эх, будь у него гвозди! Ева сидела на полу, шепча и водя вокруг камня ру-ками. Иван замер, прислушиваясь, но не различил ни слова. Похоже, говорит по-польски. А, может, по латыни... Он уставился на тень, упавшую на стену за Евой. Огромная змея, вытянув голову, раскачивалась над камнем...

Иван открыл рот, но ощущение чего-то живого за спиной заставило обер-нуться — и он застыл. Чернильное, дышащее холодом пятно на стене притягивало взгляд. Ивану казалось: оно живое, стоит протянуть руку — и почувствуешь ре-альность мрака... Тень разрасталась, разворачивала крылья, раскинулась по сте-нам, охватывая незваных гостей, и Иван вздрогнул. Мы в ловушке! Мы сами зашли в нее!

Иван помотал головой, закрыл глаза и схватился за оберег. Не верить, ни-чему не верить! Он приоткрыл глаз и глянул на стену. Никаких крыльев и змей. Хватит, отдохнул! Надо вытащить камень! Немедленно! Бормоча это заклинание, Иван взялся за нож. Валун пошатывался под руками. Оставалось сдвинуть его, но сил не хватало...

Ева подкинула хвороста. Стало светлей.

— Нужен рычаг, — сказал Иван и посмотрел на Еву. Выходить из дома не хоте-лось. Он не хозяин Гати, он предал стаю — и вороны знают это. Знают и ждут его там...

— Пойдем, — согласилась она, но Иван остановил девушку:

— Нет, ты останешься здесь! Если они там... Меня они не тронут, — как можно уверенней сказал он.

Иван открыл дверь, шагнул в чернильный мрак. Если бы не дорожка света, тянувшаяся от порога и твердая земля под ногами — он бы подумал, что мир ис-чез. Как канатоходец, Иван шагал по светлой полоске, слыша, как в ветвях шуршат крылья. Нашел! Иван поднял сухую толстую ветку, повернулся и побежал, чувствуя, как тьма хватает за ноги. Десять шагов до спасительной двери — и он ввалился внутрь.

Очистив сук от веток топориком, Иван воткнул его под камень и приналег. Дерево выдержало, валун поддавался, но силы одного было недостаточно. Ева без слов встала рядом, худые руки уперлись в рычаг.

— Давай! — Они дружно толкнули валун, но тот лишь качнулся.

— Еще подкопаю, — Иван взял нож. Ева помогала, отгребая землю доской. Он не знал, сколько времени, и скоро ли рассветет. Будь, что будет. Все едино.

Приготовив яму, они сели передохнуть, вытирая об одежду перепачканные глиной ладони. В этот миг в дверь постучали.

Иван вскочил, схватившись за топорик. Дверь открывалась наружу, запоров нет. Хозяину не от кого запираться. Хозяину...

Стук повторился.

— Не открывай! — вскрикнула Ева. Она подожгла пучок травы от плошки, проведя перед дверью несколько дымных знаков.

— Они не войдут, если мы не откроем!

— Надеюсь. Двигаем!

Валун сдвинулся, повалившись в вырытую рядом яму. Под ним белели кости. Дверь затряслась и задергалась, ходила ходуном, чудом не выскакивая из петель, за ней что-то верещало тонким надтреснутым голосом.

— Что теперь делать? — Иван давно так не боялся, но отчаянная решимость Евы придавала сил.

Не отвечая, Ева вытаскивала из ямы кости и бросала в угли на плошке, за-полыхавшие так, словно туда плеснули бензина. Жуткие тени заплясали по комна-те, окружая Ивана.

— Дурак! — засмеялся кто-то рядом, Иван изумленно огляделся вокруг. — Она хо-чет убить тебя! Разве ты не видишь? Коварная Змея приворожила тебя, завлекла в ловушку. Сначала она отнимет твою силу, а потом убьет! Убей ее первый!

Иван взглянул на Еву. Неправда! Она все мне рассказала. Она любит меня!

— Помоги, Иван, — повернувшись, сказала девушка.

Иван замер. Как же он не видел! Морок. Это Аня! Никакой Евы здесь нет... Аня предала меня! Зачем она меня сюда затащила?

— Убей ее, пока не поздно! Или впусти нас! — говорил голос. — Открой нам дверь! Открой!

— Иван, не слушай! — сказала Ева, взяв его за руку.

Иван отшатнулся. Аня улыбалась, но на змеиных клыках под губами висели прозрачные капли яда... Предательница!

Дверь тряслась мелкой возбуждающей дрожью:

— Впусти нас, хозяин!

— Ты змея, Аня! — сказал Иван. — Лгунья! Ненавижу!

Он хлестнул ее по лицу и бросился к двери. Тьма билась в экстазе, он чув-ствовал голод тех, кто стоял за дверью.

— Не открывай!

Запоздалый крик замер в сгустившемся воздухе. Иван рванул дверь и замер. Тьма протянула щупальца внутрь, переползая за порог. Язычки свечей дрожали и гасли. Иван понял: его зовут. Он сделал шаг, но ощутил боль и проснулся, в ужасе глядя на открытую дверь.

Нечто, стоявшее на пороге, шагнуло в дом, и Иван отшатнулся. От гостя не-сло холодом. Ева встала рядом с горящей веткой в руках.

Боль в обожженной руке отрезвила, и Иван застонал, понимая, что натво-рил.

Тьма наполняла комнату, сжимаясь вокруг людей. Факел в руке Евы выхва-тывал из мрака лица полулюдей-полуптиц.

— Ты... видишь воронов? — пятясь, прошептал Иван. — Они пришли за мной!

— Смотри! — Ева схватила его за голову, поворачивая, и он увидел останки скеле-та с птичьими лапами вместо кистей... Что за существо лежит здесь? Или сотни лет назад кто-то смешал в могиле кости человека и ворона? Иван уже не верил глазам...

Ева выдернула из земли череп, и тьма заметалась, шипя и хлопая крыльями. Костяк полетел в огонь, вспыхнув ровным белым пламенем. Иван схватил по-звоночник твари, и тот рассыпался в руках. Где же его сердце?

Огромный камень задрожал, надвигаясь на них. Иван вскочил и уперся в не-го руками, не давая придавить себя. Тьма была сильней, камень трясся и трепетал, но Иван не сдавался, сдерживая валун изо всех сил. Ева уперла в каменный бок подобранный Иваном сук, но тот гнулся и уходил в землю.

— Отойди! — крикнул Иван. Ева отскочила, успев схватить из костра горящую вет-ку. Иван отпрыгнул, и камень закатился на место, закрывая остатки костей и кос-тер. На ветке в руке Евы горел последний огонь. Они отступили в угол, мрак сгу-щался и хохотал, стуча по крыше и стенам.

'Я проиграл, и должен сделать то, что собирался давно, но не хватало духа. Теперь отступать некуда, и так оно легче...'

Ева повисла на плечах, оттаскивая его назад:

— Ты куда?

— Ева! Они зовут... Им нужен я. На мне Печать, я принадлежу стае. Я умер, утонул в болоте, я не живу, а мучаюсь. Так будет лучше...

Две человеческие фигурки прижались друг к другу.

Твари выжидали. Пища в двух шагах, но огонь в руках Змеи слепил. Ничего, мы подождем...

— И станешь клевать меня вместе с ними?

Иван сжал зубы. Что делать? Жить так нельзя — и умереть нельзя.

— Я люблю тебя, Иван! — сказала Ева. — Понимаешь?

— Кто я, чтобы меня любить? — проговорил Иван. — Я проклятый, убийца, вла-стелин воронов, которые владеют мной...

— Ты много лет не давал погубить свою душу, не дай и сейчас!

— Я уже погубил.

— Нет! Это не ты, это они говорят в тебе! Они не знают любви, неспособны лю-бить! А ты...

Ева не договорила. Ворон вскочил на камень и, щелкнув клювом, пытался достать девушку. Колдунья ткнула птицу факелом. Тварь вспыхнула и заверещала. Охваченная огнем, она упала под ноги. Иван придавил каблуком — и острая боль пронзила сердце. Там, где чернела печать. Иван вскрикнул.

— Оно во мне! — проговорил он.

— Ты понял, — прошептала Ева.

— Ты знала! — Иван поглядел на нее. — Тогда зачем мы сжигали кости? Зачем, если можно...

— Так было надо. Мы ослабили их... разорили капище. Осталось только дождаться утра!

Он выхватил нож и, оглядываясь на пляшущие тени, протянул Еве:

— Мы не успеем. Утро ничего не решит. Сердце ворона во мне, значит...

— Нет!

Значит, вороны лгали!

Тьма отпрянула и сгустилась вновь. Он не верил.

— Почему ты любишь меня? За что?

— Любят не за что. Любят вопреки.

Ветка в руке дотлевала, но глаза Евы горели сильнее огня. В них и было спасение. Иван чувствовал, как бьется ее сердце. Она любит его таким, какой он есть, любит, как и надо любить — вопреки всему. Она преодолела Печать, а он...

Последние язычки пламени растаяли во тьме.

— Я люблю тебя, — прошептала Ева.

— Люблю, — сказал Иван, сжимая ее крепче, и повернулся к стае. — Вопреки.

Свет двух сердец выжег глазницы ближайшим тварям, а первый луч восхо-дящего солнца пал на тьму, быстро впитавшуюся в стены.

Они стояли, прижавшись, и смерть не имела власти. В глазах Евы был мир, открытый, прекрасный и живой, зовущий, поднимающий над соснами, летящий выше лесов, к Солнцу... Боль стихала, сменяясь сладким предчувствием того, что не пережито, что придет и будет с ними, пока они есть...

Он знал: Ева видит то же самое.

ЭПИЛОГ

Это лето в Подгородском было жарким. Ленивый ветер еле шевелил тугой горячий воздух, и верхушки далеких многоэтажек дрожали в полуденном мареве.

Я приехал к родственникам. Проходя мимо заброшенных, поросших бурья-ном огородов, я засмотрелся на стайку ребятишек, прыгавших с края карьера на песочную горку. Ярко серебрилась река, я морщился от блистающей ряби и думал, что обязательно сегодня искупаюсь. Я люблю эти места, места моего детства.

Набултыхавшись в песке, мальчишки пронеслись мимо, направляясь к речке. Я свернул за ними. Хоть воду потрогаю, подумал я. Ребята с ходу раздевались, бросая на песок шорты и майки, прыгали в воду, вопя и брызгаясь. Я подошел к кромке воды и еле отпрыгнул, когда набежавшая от пролетевшей моторки волна выплеснулась на песок. Не хватало промочить носки... Я с завистью смотрел на детей, не пугавшихся подобных пустяков. Они наплескались и вышли загорать на берег, коричневыми звездами разметавшись на желтом песке. Их было пятеро.