Только одна не была.
Она забрела в какой-то дворик. Тут, по всей видимости, никто не жил уже очень долгое время. Дома без стёкол, проржавевшие поручни, покорёженные качели. И Тишина. Аля села на перевёрнутую бочку без дна. Бочка ржавела, а местные бомжи приспособили её под печку: разжигали в ней огонь и грелись холодными ночами.
Алик затихла. По золе полз жук. Спешил. Опаздывал. Не мог остановиться.
Как те люди на улице. Спешат, опаздывают, бегут. Не могут замереть и послушать тишину. Забывают о том, как это: просто сидеть и слушать. Мир. Себя. Тишину. Врубают музыку как можно громче, телевизор или радио работают, не переставая. Ток-шоу, игры, бесконечные сериалы. И ни минуты — для себя и тишины.
Боятся, что за эту минуту весь их привычный мир, с супермаркетами и доставкой на дом, исчезнет.
А хоть бы и исчез.
Всегда можно начать заново.
Тишина не абсолютна. Нет. Даже сейчас Алик слышала, как в подвале капает вода. Откуда она здесь? Неважно. Где-то наверху стучал почти сорванный ураганом лист кровельного железа...ну, или чем там покрывают крыши?
А прямо напротив неё сидела крыса. Огромный пасюк, старый, горбатый. Он не боялся, смотрел. Пристально. На неё. А она — на него. Усы, обрамляющие мордочку, двигались быстро-быстро, в такт вдохам-выдохам. Алик вдруг почувствовала себя лишней в этом мирке, отгороженном от всего остального домами, состоящими только из стен и окон. Без стёкол. И без наполняющих его жизнью людей.
Тишина.
За её пределами шёл человек. Шаркал ногами, насвистывал простенькую мелодию из детской песенки. Вот он споткнулся. Песенка прервалась, человек выругался. Так всегда: грязь и наивность ходят рядом, как этот мотивчик, вновь заметавшийся от стены к стене, и мат.
Шаги всё ближе, но Алик не поднимает головы.
Зачем нарушать тишину...
Подошёл, постоял немного, сел рядом на бочку. Поёрзал, устраиваясь удобнее. Закурил. Легонько толкнул её в плечо: будешь? Она удивлённо повернулась: предлагать незнакомой девушке закурить...заглянула в знакомые лукавые глаза и приняла сигарету. Прикурила. Выпустила белый дым. Тело совершало ритуал, как будто и не было шести лет воздержания от табака.
Только приехал, уже с пути истинного сбивает! Алик усмехнулась и затянулась ещё раз. На балконе второго этажа росла берёзка. Где-то там, на самом краешке, отчаянно цепляясь корнями-пальцами за...жизнь. Тоненькая, хрупкая. Корни между кирпичей. По ржавому железу. Держу, держу...не падай... Но скоро балкон обвалится, деревце погибнет. Пока же оно стремилось вверх, к свету, к Солнцу. К мечте. Алик задумалась: знает ли об этом берёзка? Конечно, знает...
Забыл, когда последний раз чувствовал себя так... Когда смотрел на голубое небо через окна разрушенных домов. Не изнутри. Домов, от которых остались лишь стены.
Аля поднесла к губам сигарету. Ещё одна затяжка. Скажи, зачем ты приехал?
Не знаю. Ветер дунул в паруса...
Разговор в тишине. Только упавшая с крыши черепица на миг ударила звуком. Всего на миг. Иногда...в тишине ты услышишь намного больше... Просто слушай.
Фундамент. Ещё от этого дома остался фундамент. Дырявые стены, балконы без дна и...совсем нет крыши... Везде ты встречаешь себя.
Пасюк ушёл, презрительно посмотрев на людей. Большие, шумные, бесхвостые создания, что с них взять? И пахнут дурно. Фу! Голые лапки мелькнули на прощание.
Яма в форме арки... Края из кирпича, внизу — земля и солнечные блики. Закрыл глаза, чтобы представить это входом...куда-нибудь. Или выходом. Впрочем, если уж ты нашёл вход...выход тоже найдёшь. Голова кружится. Знаешь, я...
Что?
Тишина. Где-то скрипнули качели... Или только показалось?
Скажи, почему терпишь меня?
Алик стряхнула пепел. Веришь, сама не знаю...
Из одного окна торчала труба. Изгибаясь, она проходила сквозь балкон и заканчивалась на следующем. Дорога в небо. Путь наверх. Ха!
Поймав её взгляд, он улыбнулся. На таком балконе ночевать не буду. Ни при каких обстоятельствах!
Аля слегка покраснела и отвернулась.
Когда-нибудь от дома останется один кирпич. Только один единственный камешек. Прямоугольный и красный. Шершавый. А вероятнее всего...и его не будет. Будут серые крысы. Он долго выдыхал дым. А ещё зима...
Нет. Всего лишь снег.
А может быть всё же...
Нет. Только снег. Белые пушистые снежинки. Резные, ажурные... Но и это потом. А сейчас — тишина.
Для меня зима наступит, я знаю.
Ты ждёшь?
Тишина.
Нет...
Налетел ветер, заставив танцевать мелкий мусор и пыль у их ног. Бумажные фантики, обёртки... Всё обречено...измениться. Стать другим. Похолодало. Потемнело. Там, наверху, боги решили в пользу дождя.
Кап-кап, капельки, кап-кап.
Он встал, отряхнулся, посмотрел на Алик.
Пошли.
Щас пошлю!
Она сползла с крутого бока бочки. Чёрт, на джинсах останется ржавчина...
Натан, посмотрела на него, так зачем ты здесь?
Не знаю. Тебя подоставать...ехидная, но добрая улыбка.
Ах ты...
Ага, я...dead drunk!
Алик потянулась. Ощутив на себе его взгляд, посмотрела сердито.
А я чё? А я ничё. Я завсегда ничё...
Викинг!
Скандинавка!
Ладно, пошли домой. Там Леш ждёт.
Пошли. Натан оглянулся ещё раз на разрушенный дом. Ждёт...
ГЛАЗА — В ЛАДОНЯХ
Ну, допустим, ты пробил головой стену.
Что ты будешь делать в соседней камере?
Затем, пожалуй, и нужны друзья — препятствия ставить. На пути. Или нет: вовремя указывать на уже существующие...чтобы корабль не сел на мель...не разбился о скалы, неожиданно наткнувшись на них в тумане...
Чёртов Леший с его якорем. Знает же, гад, что если какая вредная скользкая мыслишка затронет мой мозг...труба. Поселится там навечно, да ещё и корни пустит. Это, видимо, благодатная почва. Чернозём, бля. И не вырвать...Руки на фиг обдерёшь в кровь...
Компас мой сломался...а впереди — мгла...
Музыка в голове странная, свист ветра на улице...
Думай...
Я приду,
Запомни,
Я приду.
Спою — позову.
Пойдёшь — заберу.
Надоест — отпущу.
Умрёшь — отыщу...
Лешаковское. Старое. Вихрю нравилось. Потому что Вихрь такой же, блин, как и Леший. Два змия.
Нат усмехнулся.
Есть у обоих одна очень важная категория понятий...моё называется. Просто моё. Тронешь — убьёт. Под напряжением...
...— Ты хоть одну женщину в своей жизни любил?.. — спорил Леш.
Когда-то неимоверно давно спорил. Когда деревья были маленькими приземистыми кустами, река — чистой, а мысли — в будущем.
— Маму, — кивнул Натан.
— Да ты же... — Леший в это время натягивал струну, и она чуть не лопнула.
— Ну и что? — Нат пожал плечами. — Это дела не меняет.
База "Пентакля" всегда жила. Утром. Днём. Ночью. Там всегда был кто-то, кто что-то не успел в другое время. Доделать. Доиграть. Додумать.
— Урод... — фыркнул Леший, впрочем, вполне миролюбиво.
Он привык уже. Сам, в принципе, не так давно придерживался мнения, что это инструмент должен быть один и на всю жизнь, а женщины...Теперь Леший вырос. Якобы. Ага. Верю.
— О чём вы? — бас.
Это Вождь пришёл. Он стоял в дверях, держал в одной руке толстый многослойный бутерброд, в другой — обожжённый с одного боку чайник. Чайник всегда страдал — его криво ставили на огонь, — и это, по мнению Вождя, потому, что "у некоторых руки из неприличных мест растут"...За широкой спиной Вождя маячил Фокс. Круглый такой, смешной. Из тех взрослых дяденек, которых всю жизнь путают с детьми.
— Да вот, — кивнул Леший, проводя пальцем по струне, — говорю Нату, что он...— поглядел на друга, -...урод, каких поискать.
— Пра-а-авильно...— растягивая гласные и покачивая чайником, пропел Вождь.
Натан хмыкнул. Тоже мне. "Пра-а-авильно"...
— А он, — Нат указал на Леша, — страшный собственник!...
Вождь поглядел хмуро.
Ладно, проехали, все вы тут такие...Один я...тополь на плющихе...
— Ой, Вождь, — спохватился Натан, — ты с чаем? Налей в кружку, а?..
Нат поглядел на дымящуюся сигарету. Тонкая, белая, горит. Испускает к потолку дым. Что-то душно стало. Жарко. И вообще...не хочется мне думать. Не то состояние...души. А есть ли у меня вааще душа? Ладно, это вопрос самый глупый на свете. Конечно, есть где-то.
— Душа-а-а...— тихо позвал Натан.
Эх, Леш...Знаешь, брат, я...Я...Я так рад за тебя, Леш. За тебя и за эту скандинавку. Твою скандинавку. За Алик...Девушку в татуировках и шрамах... Рождённую ветром. Как и я.
Нат поднялся и сел на раскладушке.
Неспокойно. Тревожно.
Иглы острые
На углу.
Люди белые
По пути...
Не шагаю —
Пространство краду.
Время вылечит
За рекой...
А это уже про меня. И не лечит время. Хоронит. Ты не понимаешь суть. Не решаешь наболевшее. Забываешь на х..й.
А паромщик,
Седой, косой,
Руку злую протянет мне.
Ты не будь со мной,
Ты не будь со мной...
Есть выход. Чёрт, есть выход... Знаешь, какой? Не забывать. Доставать клещами всё, что так хочет скрыться... Только тогда свободен будешь.
Надо походить...
Я отдам ему
Пять монет...
За тебя отдам,
За себя,
За него,
За неё,
Ещё...
За кого-то,
Кто в пути просил.
Только я забыл,
За кого.
Он был стар
И смугл от песка,
Погоди, паромщик,
Дождись.
Он идёт,
Он придёт домой.
Он махнёт рукой —
Обернись.
А река...
Что река твоя?
Кто ей меряет эту жизнь?
Не река мертва.
Голова.
Ты, паромщик,
Постой, уймись...
— Что маешься? — послышалось сзади.
Из темноты коридора.
Нат остановился и осторожно вгляделся. Без толку. Темно слишком. И...пусто вообще-то. Если честно. Но это так...к слову.
— Что не спишь? — снова голос.
Бас.
Включить свет, что ли?..
— На фига тебе свет? — буркнули из коридора.
Так...дышать... Сейчас переключатель щёлкнем и уличим себя же в безумии. Снова. Спокойно дышать...
— Ха! Дышать он собрался! — громкая усмешка.
Я никого не слышу, никого не слышу...
— Щаззз!.. — шипение.
Нат сел на раскладушку и обхватил руками голову. Свет...
— Да на кой тебе свет, глупый? Ты что и так не знаешь, что это я? — недоумение в голосе.
Ни х..я не знаю.
— Хм...— озадаченно.
Иди, откуда пришёл...Вождь.
— Далековато вообще. Ты хоть знаешь, куда посылаешь?
Вот чем дальше, тем лучше... Что же это творится такое?.. Куда деться?.. Балкон! Господи, есть же балкон!
Сокрушённый вздох рядом, в темноте.
— Давай-давай, катись...
Молчание.
Чёрт.
Вождь, я, конечно, хотел увидеть тебя снова, но...
— Не так, да?
Да. Не так...
— А что, страшно?
Издеваешься?
— А чего боишься-то?
Рука на плечо. Сел рядом. Скрипнула Лешаковская раскладушка. Темно. Глаза — в ладонях. Я ни за что не открою их. Идите вы все...кривыми горными дорожками.
— Вихрь... Я так долго пытался доказать себе и всем вокруг, что всё нормально... Что нету никого, кроме меня... А ты...являешься вот так...запросто и всё рушишь.
— Спрашиваю, чего боишься? — нетерпение и твёрдость.
Блин.
— Я пытался убить тот бред, что в голове вертится...я пил и ещё...
— Чёртов наркоман! — бросил Вождь и выругался. — Кто тя этому учил?
— Да пошёл ты! — чуть не плюнул Натан. — Тоже мне, учитель нашёлся!
— Какого дьявола ты вообще начал наркоту употреблять? — гнев в голосе. — Кайфа захотелось?
Тьфу!
Дышать, дышать... Всё всем прощает злость. Тихо, успокойся.
— Ну??!! — возмущённый грохот.
— Фу, Вождь, не ори так. Я оглохну.
— Да я тя вообще сейчас убью! И никто не заметит разницы!
Натан убрал ладони от глаз и повернулся к Вождю. Лицо решительное, чуть постаревшее, глаза чёрные орлиные, брови грозно нахмурены...от глаз разбегаются морщинки, как лучики солнца...волосы немного взъерошены...в левом ухе — серьга...пират.
— Я размышлял над этим, — спокойно сказал Натан. — Знаешь, Вихрь, пожалуй, сначала я всё-таки сошёл с ума.
Вождь нахмурился ещё больше.
— А потом уже... — продолжал Натан, — чтобы вернуть ускользающую реальность... или чтоб клин клином выбить...Не помню точно...
— Выбил?
Чё?
— Клин клином выбил, дурак? — Вождь не спускал глаз.
— Нет...— поморщился Натан.
Блин, зря я... Уходи, Вождь...
— И что получил в результате?
Допытывается...
— Получил жёсткое нервное истощение и хроническую усталость, как умные дяденьки в книжках пишут, чтоб другим мозги засорять, — Нат побарабанил пальцами по раскладушке.
Вождь выругался. Получилось это у него на славу.
— Ну, а...— Вождь помедлил, — ...сумас...бля, безумие твоё?
— Ну, а всё, что до этого было, всё благополучно осталось, — кивнул Натан. — Ничего, пару лет восстановления, и если смогу побороть депрессию, попробую ещё что-нибудь.
Да на кой я вааще это говорю...
— Например, что?
— Не знаю...подумаю пока.
— Ты на вопрос не ответил, — напомнил змий. — Чего боишься?
— Не знаю, можно ли убить труп, но...
— Какой ещё к чертям собачьим труп?! — раздражение в голосе.
Или не раздражение. Или не в голосе. Или...
Натан осёкся и затаил дыхание.
— Fuck!!!
Перед ним сидел Леш. Самый что ни есть Леш, живой, лохматый, с сединой в волосах, хмурый...Лешак!! Да это... Это никакому уму непостижимо! Где же начинается безумие, определяемое врачами, и заканчивается...реальность... Вот он, друг, сидит рядом на раскладушке... Что я ему наговорил? Что он слышал?.. Как понял... Fuck, fuck, fuck!
Долго так Леш смотрел. Пристально. Ты...или не ты?
Леш...ты ...что-то понял. Я — тоже.
— Хм... — Натан повернулся к плите и озадаченно почесал затылок. — Леший, хошь чаю?
— Давай, — кивнул Лешак.
Натан набрал воды и водрузил чайник...опалённый с одного боку чайник...на горелку. Зажёг газ. Хм... Задумался. Улыбнулся.
Не закрывайте руками глаза — лучше найдите для них достойную работу... Например...зажгите что-нибудь, что принесёт свет и тепло.
ПРИВЕТ, АЛЯСКА!
А-а-а!!!
— Какая сволочь?!!
Бл..дь! Ну, почему, когда я начинаю стирать, кто-то начинает мыться?! И меня обдаёт кипятком. Бля. Соседка снизу, наверное, принимает душ. Воду холодную включила, а у меня...одна горячая из крана...
— Жень, чего с тобой опять случилось?
Чего-чего... Всё со мной случилось. И первое — я родился... Блин, Бог, ну что ты так на меня смотришь? Стираю я...
— Жень, — говорит, откусывая кусочек от яблока. — А в машинке слабо?
