— Доброго вам дня. — учтиво продолжила Адатигава. - Вы не заняты?
— И вам доброго дня, госпожа Адатигава. — со всей вежливостью ответил я. Жюстина снова удивлённо обернулась ко мне. — Полагаю, что в данный момент я не занят.
— Превосходно. — ответила Адатигава. — Мне крайне необходимо встретиться с вами, господин Штайнер. Сейчас. Лично.
Я оторопел. Такое предложение перечёркивало все наши тщательно выстроенные договорённости — ещё хуже, чем прямой, без участия третьих лиц, звонок. А значит, это было очень серьёзно — иначе Адатигаве и в голову не пришло бы нарушить установленные правила приличия.
Сатурниане бережно относятся к своим традициям. Сатурнианская мафия, стремящаяся выглядеть уважаемыми членами общества, свои традиции чтит особенно свято.
Сейчас Адатигава одним махом нарушала их все. Прямой контакт с представителем закона, да ещё и по своей инициативе, для мафии был совершенным и безусловным табу.
Кроме как в самых исключительных случаях.
— В чём дело? — спросил я. Мой голос прозвучал грубо и невежливо... но я справедливо предполагал, что это уже глубоко неважно.
— У меня есть информация. — произнесла Адатигава. — Информация, имеющая прямое отношение к вопросам национальной безопасности, господин Штайнер. И имеющая столь же прямое отношение к вашему расследованию.
Я сглотнул. В горле вдруг пересохло.
Вот оно. Недостающее звено.
— Где я должен буду встретиться с вами? — спросил я.
— Набережная Швестерзее, 24. — сообщила Адатигава. — Кафе "Хайфиш". И прошу вас, поторопитесь, господин Штайнер. Если мои догадки верны, мы оба серьёзно рискуем.
— Да. — только и ответил я. — Я скоро буду там, госпожа Адатигава.
— Прошу вас. — только и ответила Адатигава и прервала связь.
Я обернулся к Жюстине.
— Поворачивай. — сказал я. — Швестерзее, 24.
— С чего это? — спросила, не оборачиваясь, Фудзисаки. — С того, что тебе так сказала Адатигава?
— Нет. — ответил я. — С того, что Адатигава никогда не сказала бы мне, если бы это не было крайне важно. С того, что это кафе "Хайфиш", помнишь? То самое, где была Вишневецкая!
— И ты ей веришь? — спросила Жюстина.
Я помедлил.
— Да. — наконец сказал я. — Ей — верю.
Жюстина ничего не ответила.
* * *
Тёмно-синяя "Аспера" приземлилась на краю тротуара, порывами воздуха из-под подъёмного вентилятора колыхая деревья набережной аллеи. Свинцовое небо сплошной чёрной громадой нависало над нами; тусклый вечерний свет люминёра едва пробивался через грозовые облака.
Озеро Авауми, наше Швестерзее, было пусто. Каждый день его заполоняли многочисленные прогулочные судёнышки, но теперь они исчезли, разбежавшись по эллингам и причалам, в преддверии грядущей бури. Воды озера казались почти чёрными; на ветру они шли мелкой рябью, беспокойно ударяясь об стену набережной. До полного прекращения полётов оставалось не больше получаса: небо почти полностью опустело. Панорама крупнейшего водоёма Титана-Орбитального выглядела мрачно.
— Как ты доберешься домой? — спросила Жюстина. Двигатель она не глушила, держа на холостых оборотах, и тихий гул вентилятора подчёркивал её слова.
— Попрошу Адатигаву. — ответил я. — Не думаю, что она мне откажет. Или на метро сяду...
— Лучше не садись, — сказала Фудзисаки. — Я не хочу оставлять тебя одного.
— Кто-то должен отправиться к Мэгурэ. — заметил я. — Лучше, если это будешь ты. Кроме того, Адатигава меня в обиду не даст.
— Этого я и опасаюсь. — хмуро заметила Жюстина.
Я покачал головой.
— Всё будет в порядке. — сказал я увереннее, чем на самом деле. — Лети к Мэгурэ. Расскажи ей всё.
— Ты позвонишь мне? — нервно спросила Жюстина. — Когда доберешься домой?
— Позвоню. — пообещал я. И действительно намеревался выполнить это обещание.
Это было меньшим, что я мог сделать.
— Обязательно позвони. — сказала Жюстина и, прежде чем я смог ответить, перегнулась через сидение и поцеловала меня.
Её поцелуй вышел неловким и торопливым, но он был искренним: весь свой гнев, всё своё разочарование, желание, отчаяние и всю свою боль Жюстина вложила в эти несколько секунд — несколько секунд отчаянной, спешной близости.
— Ты понял меня? — спросила Фудзисаки, отстранившись от меня. Наши лица всё ещё были в сантиметрах друг от друга, и я смотрел на неё и понимал, что больше всего в мире я хочу быть здесь, рядом с ней.
— Я понял. — хрипло сказал я и улыбнулся. Жюстина слабо улыбнулась в ответ и потянулась вперед, чуть коснувшись губами моих губ.
— Иди. — сказала она. — И береги себя.
Люфтмобиль взмыл в воздух за моей спиной, снова качнув кронами деревьев. Подол плаща хлестнул по ногам. Рука сжимала чёрные ножны меча.
Мне стоило всех своих сил не обернуться.
Кафе "Хайфиш" скрывалось за деревьями набережной аллеи. Каменная стена набережной здесь выдавалась в круглую террасу, одну из множества таких же; всю её скрывал навес кафе. Волюметрическая вывеска изображала облизывавшуюся акулу с повязанной на шею салфеткой: в одном плавнике у акулы была трёхзубая вилка, а другим она как-то ухитрялась держать палочки для еды. Жабры ритмично открывались-закрывались; язык акулы так и бегал по её зубастому рту.
Прекрасное место, кисло подумал я. Как раз в духе Адатигавы.
В кафе давно уже не было посетителей. Террасу заставляли круглые столики с закинутыми на них стульями. Ветер хлопал краями навеса. Только один столик, у самого каменного парапета террасы, был занят.
Провожатая — в ней я узнал давешнюю златовласую Мишель — провела меня вглубь террасы, мимо полупустой барной стойки с померкшей доской "МЕНЮ". За столиком сидела Адатигава.
Как и всегда, она была в платье — сегодня тёмно-синем, с крошечными розовыми цветками, в которых легко угадывались азалии. Шею облегал белый подворотник. Тщательно собранные волосы Адатигавы сбоку удерживала поблёскивающая светодиодами заколка. Завидев меня, она отставила в сторону свою чашку и обернулась ко мне:
— Господин Штайнер! — начала она. — Как я рада видеть вас... — она осеклась, внимательнее вглядевшись в меня. Я недоуменно смотрел на неё.
— Милостливые боги, Мицуру, — проговорила Адатигава, — ты выглядишь кошмарно.
Таким тоном Адатигава не разговаривала со мной уже несколько лет — если быть точным, со времен нашего первого знакомства. Так же давно она не называла меня и по имени.
Мицуру. В её устах моё имя звучало почти нежно.
— Присаживайся. — приказала Адатигава, кивком указывая на стул; Мишель поспешно отодвинула его, и я присел за стол. — Мишель, кофе господину Штайнеру.
— Чай. — подал голос я. Адатигава виновато улыбнулась.
— Мишель, чай господину Штайнеру. — поправилась она. Мишель поклонилась и ушла, и Адатигава обернулась ко мне.
— Во что ты вляпался? — без обиняков спросила она. Я поморщился. Слышать Адатигаву, говорившую обычным тоном, без всегдашней своей подчёркнутой вежливости, было странно: уж слишком много в этом было воспоминаний. — Я знаю, что вчера произошло, но на тебе лица нет!
— Я весь день на ногах. — ответил я. — Так что произошло?
— После. — предостерегающе подняла руку Адатигава. — Всему свое время.
Подошла Мишель, поставив передо мной чашку с блюдцем. Я благодарно кивнул и отпил: моему любимому чаю этот в заплатки не годился, но он был горячим, и это был чай.
О большем я сейчас и мечтать не смел.
На исходе мартовского дня на набережной было холодно — а особенно сейчас, в последние минуты перед дождевым циклом. На дальнем берегу Швестерзее, в Уберзееквартире, уже зажигались первые огни.
Адатигава терпеливо ждала, пока я допью чай. Меч лежал у меня на коленях; мне больше некуда было его пристроить.
Меч в ножнах, табельный пистолет в кобуре... я был во всеоружии. Как жаль, что весь этот арсенал был совершенно бесполезен.
— Вы хотели меня видеть. — сказал я, отставляя опустевшую чашку. Чай приятно согревал меня изнутри; в меня будто заново вдохнули жизнь. — И большое вам спасибо за чай, госпожа Адатигава.
— О, прошу вас. — подняла ладонь Адатигава, снова возвращаясь к подчёркнуто вежливой речи. — Меньшее, что я могла сделать для вас, господин Штайнер. Да, вы правы. Я хотела вас видеть, и это действительно не терпело отлагательств.
Её рука опустилась на стол, зашуршав длинными рукавами. Пальцы побарабанили по тёмной, безжизненной поверхности столешницы.
— Вы знаете, почему я пригласила вас именно сюда, господин Штайнер? — спросила Адатигава, глядя на разбегавшуюся по чёрным водам озера рябь. — В кафе "Хайфиш"?
— Я могу догадываться. — вежливо заметил я. — Хироко Вишневецкая?
— Совершенно верно, господин Штайнер. — проговорила она, всё ещё глядя на озеро. Тусклый вечерний свет очёрчивал благородный профиль Адатигавы: острый прямой нос, вздёрнутые брови, волосы, собранные в пучок, подворотник платья, охватывающий шею. — Мы завербовали Хироко Вишневецкую именно здесь. Предложили ей помочь нам в наших делах. Она согласилась. — губы Адатигавы тронула печальная улыбка. — Вы с самого начала были правы, господин Штайнер: "Монплезир" замешан в этом деле. Я замешана в этом деле.
— И вы были удивлены. — добавил я. — Когда я показал вам её фотографию.
— Когда я услышала от вас, что госпожа Вишневецкая мертва. — поправила меня Адатигава. — За два дня до нашей с вами встречи одну из наших сестёр — ту, которая и связывалась с Вишневецкой — нашли мёртвой в её собственной квартире. С перерезанным горлом. Когда я увидела тело Вишневецкой на вашей фотографии, я заподозрила неладное. А на следующий день... — она сделала паузу; я заметил, как губы Адатигавы задрожали, — ...я узнала, что погибла госпожа Сэкигахара. С которой я разговаривала всего за несколько часов до её смерти.
Я молчал. Адатигава знала Сэкигахару. Причём, похоже, знала её весьма близко.
— Подумать не могла, что разговариваю с ней в последний раз. — тихо проговорила Адатигава. — И подумать не могла, что её убьют. Точно так же, как убили всех остальных: Вишневецкую, нашу сестру Жермен... и не оставили ни следа.
— Вы знали Сэкигахару. — прервал её я. — Но вы ничего мне не сказали.
Адатигава медленно повернулась ко мне.
— Я не знала. — ответила она. — Тогда ещё не знала. Понимала, что всё это не могло быть просто совпадением... но затем Фрида позвонила мне. А затем её убили.
— Вы провели убийцу в Титан-Орбитальный. — медленно проговорил я. — Вы и Конституционная партия.
— Вы уже догадались. — сказала Адатигава. — Фрида Сэкигахара была моей подругой, господин Штайнер. С тех самых пор, как мы с ней учились в одном классе старшей школы. Потом Фрида поступила в Тидай, а я, — повелительница мафии Титана-Орбитального невольно улыбнулась, и даже эта грустная улыбка очень напоминала оскал акулы с вывески кафе, — пошла по этой скользкой дорожке. Но мы всегда были дружны. Казначей Конституционной партии — полезная союзница, а я умею ценить дружбу. Мы оказали друг другу множество услуг, господин Штайнер. И когда Фрида позвонила мне и сказала, что нуждается в моей помощи, я не смогла ей отказать.
— Вы понимаете, — тихо спросил я, — что это государственная измена?
— Да. — только и сказала Адатигава, глядя прямо на меня. — Фрида так и сказала. Позавчера вечером, когда позвонила мне.
— И что ещё она сказала вам?
— Всё.
Адатигава сцепила пальцы и подалась вперед, облокотившись на стол. От её привычного хладнокровного безразличия не осталось и следа.
— Фрида рассказала мне о заговоре. — произнесла она, глядя поверх сцеплённых пальцев. — О плане убить Кисараги-Эрлиха руками "Дифенс Солюшенс". Фрида ни на секунду не верила в землян, господин Штайнер. Никто из них не верил. Ни Малкина, ни Коноикэ, ни, тем более, Сэкигахара — а она распоряжалась всеми средствами. Миллион марок, который должен был пойти на оплату услуг госпожи Вишневецкой, она взяла из партийной кассы и перевела на подставной счёт: нам оставалось только забрать деньги наличными. И это была одна из наименьших статей расходов.
— Взломанный банкомат. — вспомнил я. — В Шамп-Марез. Это были вы?
— Да. — кивнула Адатигава. — Нам нужны были наличные деньги, безо всяких следов. Не тот случай, когда можно доверять электронным деньгам, господин Штайнер. А в остальных случаях Фрида пользовалась именно ими.
Я медленно сел на стуле. До меня не сразу дошло, что только что сказала Адатигава.
— Вы имеете ввиду, — вслух проговорил я, — что где-то есть доказательства причастности Конституционной партии?
— Не "где-то", господин Штайнер. — покачала головой Адатигава. — Они у меня.
Я ошалело уставился на неё. Доказательства. Денежные операции — хотя бы денежные операции, хотя бы что-то, что с уверенностью могло связать Конституционную партию с "Шевроном" и "Дифенс Солюшенс". И с убийцей.
И они были у Адатигавы?
— Фрида позвонила мне тем вечером. — видя моё замешательство, продолжила Адатигава. — Сказала, что Малкина заметает следы. Попросила меня принять копию её файлов, имеющих отношение к заговору. Расчёты, записки, даже видеозаписи. Я согласилась. — она вздохнула. — Лучше бы я отослала туда своих сестёр.
— Её компьютер был пуст, когда мы пришли туда, — проговорил я. Адатигава медленно кивнула.
— Возможно, она стёрла файлы сама. — ответила она. — Я на это надеюсь. — она снова перевела взгляд на меня. — Я хотела бы передать их вам, господин Штайнер.
Я завороженно смотрел, как рука Адатигавы исчезает с виду и появляется вновь — уже с длинным кристаллом флешки, зажатым в кулаке. Адатигава протянула его мне. Длинный рукав платья блестел, водопадом спадая на стол.
— Почему? — только и спросил я.
— Почему? — переспросила Адатигава, приподняв бровь. — Потому что я люблю этот город и эту страну, господин Штайнер. И не имею никакого желания смотреть, как они валятся в хаос на ровном месте из-за того, что четыре года назад кому-то не досталось премьерское кресло. Причём таким способом. Это плохо для нашего дела, а я — деловая женщина. Берите же.
Я протянул руку и принял флешку, взяв её за кончик двумя пальцами. Адатигава одобряюще улыбнулась.
— А кроме того, он пытался меня убить. — будто невзначай добавила она. — Сегодня утром. К несчастью для него, после пары неприятных инцидентов я пользуюсь автоцензором. Поэтому он попытался меня зарезать, господин Штайнер. Таким же мечом, как и ваш.
— Но вы живы. — заметил я.
— Кое-что я ещё помню. — оскалилась Адатигава; её усмешка снова стала похожей на акулью. — Но всё это было крайне неприятно. Поэтому найдите его, господин Штайнер. И поймайте. Вам это удаётся лучше всего.
Я спрятал флешку в карман и отвёл глаза. Едва ли я смог бы сейчас поймать кого-либо — особенно сейчас, когда делом занималась Минадзуки и ГСБ, а в городе была Гвардия Гегемонии. Но я не мог сказать этого Адатигаве.
