История вторая: Самый маленький офицер

Креп выплыл на них неожиданно. Всё время зубцы его стен виднелись где-то вдалеке, между домами, а неожиданно крепостная стена выросла прямо над путешественниками, укутав их густой, зябкой тенью. Улица развернулась в мощёное бульварное кольцо, опоясывающее креп, и зазеленела липами. Время цветения ещё не наступило, а то, наверное, в воздухе витал бы такой аромат, что силу его можно было бы исчислять в микрорентгенах...

Креп был сердцем города. Голова — бизнес-центр — располагалась за ним, на другом берегу пока невидимого отсюда озера, а вот сердце находилось здесь, за старинными крепостными стенами.

Сиф задрал голову, осторожно наклоняя её вбок, чтобы не тревожить рубец на спине.

— Ого...

Алёна рядом зашуршала страницами купленного в гостинице путеводителя и тоном опытного экскурсовода известила:

— Креп на этом месте изначально был построен в девятом веке. Однако те стены, которые мы видим, возведены только в шестнадцатом, когда граница с Выринеей пролегала буквально в тридцати километрах отсюда. Несмотря на напряжённую обстановку в стране, горожане сами потребовали полной перестройки крепостных стен, на три года, фактически, оставив город без защиты. Согласно летописям, на строительство скидывались всем миром. Любопытно, что, — Алёна на мгновенье замялась, перелистывая страницу, — Выринея не только не использовала шанс захватить город без длительной осады, но и помогала. Существует легенда, что некто Макар Тиряй ездил на поклон к выринейскому князю, обещая добровольное присоединение Дикея, когда-де, город не будет бояться заявить об этом горьевскому князю. Однако как только строительство было окончено, Дикей оказался от любых обязательств. Выринейские войска выжгли посадские земли, а вот новые крепостные стены взять не смогли. В то же время к Дикею подоспели забольские войска, и выринейцы бежали с большими потерями... Вот так вот раньше развлекались, — закончила Алёна уже обычным голосом.

Сиф взглядом оценил высоту стен и присвистнул: ничего себе "развлечение".

— А Макар? — спросил вдруг он.

— Что "Макар"? — удивилась Алёна.

— Ну, Макар Тиряй... Который к выринейцам ездил. Что с ним стало?

Алёна внимательно посмотрела в текст и покачала головой:

— Не знаю... Тут не сказано.

Сиф вздохнул, а в памяти вдруг всплыл совершенно незнакомый голос, говорящий с теми же "экскурсоводческими" интонациями, но по-забольски: "... Сам же Макар был зверски убит выринейцами, когда они осознали, что были им обмануты... Илей, не подпрыгивай!.. У крепостной стены в конце девятнадцатого века был установлен памятник Макару, надпись на постаменте которого гласила: "Не убоялся"..."

Сиф вздрогнул, очнувшись, но последние слова прозвучали вслух. Это Великий князь зачитал надпись — памятник находился здесь же.

— Да, внушительный мужик, — заметил он, разглядывая здоровенного бронзового Макар в рубахе и островерхой шапке. — Только странная какая-то мораль получается. Обманул, поплатился за обман — а вот глядите-ка, национальный герой.

— Почему же, вполне по-забольски поступил, — Заболотин тоже подошёл к памятнику. — Главное — независимость, а если надо, можно с кем угодно договориться — временно, разумеется. Перетерпеть чуть-чуть... А если кто поплатился — не повезло. Мученик за свободу, значит... Прости, Сиф.

— Да ничего, — буркнул Сиф, которого не покидало ощущение, что он уже здесь когда-то был, и ещё тогда ему эта история с Макаром категорически не понравилась. — Всё так и есть. Поэтому и войну продули — всё раздумывали, терпели, договаривались, не признавая, что давно уже всё про... кхм. Если бы не русская армия, в общем... Может, уже пойдём?

— Пойдём, — согласился князь и продолжил уже на ходу, обходя памятник: — Зато упрямство и желание всё провернуть по-своему — видать, тоже национальная черта. И этому можно позавидовать. Сколько испытаний Забол вынес — и до сих пор ведь жив-здоров...

Сиф пожал плечами. Он не мог определиться, считать ли себя забольцем или русский офицер (даже если унтер-офицер) так не может, поэтому и к словам о Заболе относился двояко.

... На мостовой у постамента лежал листок бумаги. Сиф на ходу наклонился, поднимая его, и пробежал глазами.

"Мы — Забол, и мы за мирное урегулирование конфликтов! — гласила цветастая листовка. — Политика в нынешнем её виде — грязная вещь, где всё решается горсткой так называемых "сверхдержав", а отдельные свободные страны не имеют права даже выбирать свою судьбу!

Мы — Забол, мы твои соседи, друзья, сослуживцы, ты каждый день видишь нас на улицах Дикея. Но мы хотим свободы и мира.

Мирная политика! Свободная политика! Самостоятельность и своя судьба!"

Сиф поморщился: агитка уж больно точно повторяла весь тот бред, в который верил наученный Хамелеоном Тиль. Потом перевернул листок и обнаружил на обратной стороне продолжение.

"Если тебе не безразлична судьба твоей страны и твоего города — приходи 1 июня на Крепостной бульвар, к памятнику нашего героя, Макара Тиряя!"

Скомкав листовку, Сиф метко забросил её в урну, мимо которой проходил, и коротко пояснил в ответ на вопросительный взгляд командира:

— Реклама.

И, в общем-то, почти не солгал.

Алёна вновь убежал вперёд, купила в сувенирном ларьке бейсболку со стилизованными силуэтом крепа над козырьком и, нацепив, как ребёнок вовсю наслаждалась жизнью. Иосиф Кириллович шёл следом и поглядывал на девушку с тёплой улыбкой, а по бокам от него топали Краюхи, в меру недружелюбные по отношению к окружающему миру, как и положено телохранителям. Заболотин держался позади — это его место тоже считалось "классическим". В хвосте шли Сиф и Одихмантьев — сегодня юный фельдфебель мог потягаться с княжеским советником в задумчивости.

Сначала Тиль, теперь беззаботная Алёна перед глазами маячит... Да нет, Сиф вполне искренне радовался, что Алёне так хорошо, ведь Иосиф Кириллович рядом и в кои-то веки не "его высочество". И ладно бы только смутное недовольство, что это на Великого князя цыганка смотрит — вот так... Нет, сейчас раздражение вызывала её беззаботность и ничто более.

Они идут — к стеле, к памятнику погибшим на войне. Здесь, в Дикее, в своё время довольно долго стоял УБОН Дядька... Может, там, на стеле, есть имена людей, которых Сиф когда-то звал.

А Алёна шагает, ничего не понимая, в своей кепке. Да, откуда ей знать. Сиф и сам-то не помнит большей части собственного детства, но всё же это как-то неправильно.

Алёна на ходу обернулась и задорно подмигнула мальчику:

— Не кисни, Сиф! Жизнь-то продолжается!

Сиф отвёл взгляд. Продолжается, конечно, но лучше пусть это будет как-нибудь потом. Сначала — отдать долг памяти местным героям... настоящим героям.

Стела располагалась в двухстах метрах от памятника Макару, у самых стен крепа, возвышаясь над бульваром. Два каплевидных воинских щита на гранитной плите, словно своеобразные скрижали, и на левом, вместо заповедей — фамилии, а на правом — надпись невычурным, строгим почерком: "Они отдали за нас свои жизни".

К щитам вели ступени. Остановившись на нижней, Иосиф Кириллович долго глядел на стелу, и лицо у него было строгое и торжественное.

Филипп встал рядом и, прищурившись, вчитался в фамилии. Потом отошёл, уступая место брату.

Лёша глядел чуть дольше. Отойдя, он обменялся с братом долгим взглядом и кивнул — молча.

— Знакомых нашли, — вздохнул Заболотин, оборачиваясь к ординарцу, и вдруг обнаружил, что мальчика рядом нет. Оглядевшись в тревоге, полковник заприметил белобрысую голову на той стороне бульвара: Сиф остановился у ларька цветочницы и о чём-то с ней разговаривал, активно жестикулируя.

В обычной жизни Сиф руками размахивал мало — отучился в Управлении, где ценят чёткость и спокойствие речи, а прежде чем открыть рот, три раза продумываешь, что хочешь сказать. Вот в детстве — да, маленький Сивка частенько помогал себе выразить мысль, жестикулируя и сбиваясь на родной забольский.

Сейчас, похоже, ситуация была обратная — уже забольский язык требовал некоторой помощи жестов — не объективно, а так, психологически.

Наконец, разговор был окончен, Сиф расплатился и вернулся к стеле.

В руках у него было два бордовых тюльпана.

Первым посторонился, пропуская мальчика, Филипп. Иосиф Кириллович, заметив движение, обернулся — и тоже отступил в сторону. Сиф медленно поднялся по ступенькам, вглядываясь в забольские фамилии. Знакомых не было — да и откуда им там взяться? Почти ничего и никого Сиф не запомнил, а из близких, батальонных... Да одна Эличка только и была заболькой. Но она-то жива...

Остановившись на верхней ступеньке, Сиф присел, осторожно опуская перед монументом два цветка. Он сам не знал, что его дёрнуло покупать их — красивый жест, конечно, но обычно Сиф подобное оставлял на усмотрение командира... А сейчас появилось желание поступить именно так — и почему-то он, не зная, откуда оно взялось, не стал ему противиться.

"Помогите мне вспомнить, — беззвучно попросил мальчик. — Помогите понять, почему я всё забыл и что надо сделать, чтобы память вернулась, ладно?"

Где-то в основании черепа волосы встали дыбом от ощущения внимательного взгляда: достоин ли таких просьб, мальчик?

Мгновение спустя вокруг снова чирикали птички и словно бы ничего не случилось.

Спустившись, Сиф, не глядя ни на кого, сунул сдачу в руки Одихмантьева:

— Спасибо. Я деньги в рюкзаке забыл...

Аркадий Ахматович лишь таинственно усмехнулся и промолчал. Заболотин открыл было рот, но тоже так ничего не сказал. Поступок Сифа был — правильным. И самостоятельным. Повзрослел мальчик.

— Иосиф Кириллович, — позвал негромко полковник. — А может, всё-таки, завернём по дороге в Рату в... наши с вами места? Те самые?

Князь, у которого план поездки был расписан по дням, а номера везде забронированы заранее, медленно качнул головой:

— Разве что на обратном пути...

Сиф снова повернулся к стеле, вглядываясь в надпись. Лежащие на верхней ступени тюльпаны в ярких лучах солнца горели алым, как не может ничто, кроме крови и цветов у памятника.

— Красиво, — тихо сказала Алёна, подходя.

— Самый лучший комментарий, блин, — дёрнул плечом Сиф и скривился, впрочем, скорее от боли, чем от чувства.

— Прости... Ты на меня обиделся за что-то?

— Да нет, всё отлично, — поспешно возразил мальчик, не отрывая взгляда от стелы. Очень стараясь не отрывать и кляня себя за слишком хорошее боковое зрение. — Это всё Тиль. Я за него переживаю. А с чего ты вообще взяла?

Девушка стянула бейсболку и принялась вертеть в руках:

— Да ты даже сейчас разговариваешь, как будто дуешься. Я что-то не так сделала?

Больше всего Сифу сейчас хотелось отнять у Алёны кепку и забросить её куда-нибудь подальше. Ну какой тут настрой, если рядом эта невозможная цыганка, от которой кровь норовит ударить в голову?

— Алён, я... Просто я, командир, Крёстный, Краюхи — все мы знаем, зачем эта поездка. Это наша поездка, понимаешь? А ты...

— А я тут ни к чему?

— Ты здесь к... Иосифу Кирилловичу.

— Странно. Мне казалось, ты ревнуешь, — лукаво улыбнулась девушка, стараясь отвлечь Сифа от созерцания стелы. Почти получилось, в общем.

— Я не должен ревновать, — отрезал Сиф и кивнул на стелу: — Я здесь не для того. И я должен... Ладно, Алён, пошли отсюда. Наверное, уже пора.

Алёна вздохнула и упрямо сказала:

— А я здесь должна быть — с вами. С Иосифом Кирилловичем и тобой. Я же не требую, чтобы ты — мне цветы дарил. Или ещё чего. Я просто хочу быть с вами — и буду. Я же упрямая! Ясно тебе, балда?

Сиф чуть улыбнулся:

— Ясно.

... Вечером он сидел вдвоём с Тилем на диване, грыз яблоко и рассказывал про стелу у крепа.

— Ты вообще здесь когда-нибудь был?

Тиль мотнул головой:

— Не-а. Знаешь, от нашего детдома группа ездила, а я проболел... С тех пор как-то не сложилось. Не везёт мне здесь.

— Жаль... Стела красивая. Знаешь, два щита, таких, старинных — на гранитной плите.

Тиль тут же потянулся за бумагой и чёрной ручкой:

— Вот такие?

— Не, — остановил его руку Сиф. — Острые снизу. Ну, славянские. Всегда такие рисуют, знаешь?.. Ага. Нет, плита крупнее... Ну как-то так. А за стелой, чуть выше, крепостная стена. На пригорке, получается. И зелёная трава вокруг... А к стеле ступени ведут. Четыре... нет, шесть. Не-не, уже! Вот... А на левом щите — фамилии, дикеевцев-героев. Ой, много... А на правой надпись: "Они отдали за нас свои жизни". Ага, жизнь через тильду. Знаешь, а похоже вышло!

Тиль улыбнулся, отзеркаливая довольную улыбку Сифа, и вдруг предложил:

— Может, цветы пририсовать? На верхней ступени. Какие?

— Тюльпаны, — отозвался Сиф, уже ничему не удивляясь. — Два бордовых тюльпана. А на солнце они, представляешь — ярко-красные.

Тиль остановился в рисовании и зашарил по карманам своих джинсов. Наконец нашёл, что искал, и уже маленькой, "сувенирной" красной ручкой нарисовал головки цветов.

— Похоже... — вздохнул Сиф. — Очень похоже... Откуда ты знаешь, как это было?

Тиль ответил просто:

— Ты же сам рассказал. Мы же должны быть братьями, помнишь? А брат брата всегда поймёт.

— Братья... — вздохнул Сиф. С этим "братством" всё было так запутано... А от взгляда на рисунок и впрямь охватывало ровно то же ощущение, что и у стелы. Что смотрит кто-то строго — и ждёт.

Взгляд тяжёлый. Кондратов.

Конец второй истории.

http://samlib.ru/o/ososkowa_w_a

Читать дальше: "История третья: На склоне Немяна Тамаля"

Читать дальше: "История четвёртая: Здравствуй, Стая"

● Оставить комментарий (Автору очень важно знать, кто его читает!)