Дыхание в басовом ключе

— Да как вы смеете?..

— Дальше, — равнодушно вещал Тарас, — господин Авдеев оказал сопротивление сотруднику правоохранительных органов в моем лице, в результате которого и получил травму головы. Мне продолжать?

— Это шантаж! — орал Кирилл. — Коррупция в чистом виде! Я этого так не оставлю!

— Мне составлять протокол задержания? — индиферентно уточнил Тарас. — Понятые уже здесь.

— Какие понятые?

— Те, которые обязательно будут фигурировать в протоколе, — пояснили ему. — Послушай. Не психуй, а внимательно выслушай, что я пытаюсь тебе сказать. Ты связался не с тем человеком. Так бывает. Если бы он прибил тебя к хренам или покалечил, разговор был бы другим. Но, слава Богу, оба живы и даже без увечий. Хотя, если хочешь, можно переиграть. Хочешь?

— Нет, — сглотнул Кирилл. — Но как такое...

— А ничего "такого" здесь не происходило, — снова перебил следователь. — Я понимаю твои претензии. Но, вот чисто по-человечески, понимаю и Олега. Скажу даже больше — если бы речь шла о моей сестре, тебя бы, красавчик, уже хоронили.

— Послушайте, — Кирилл сделал очередную попытку склонить чашу весов в свою сторону, — вас ввели в заблуждение! Я просто хочу сына видеть. Сын, понимаете?

— Это же всё меняет! — Тарас радостно улыбнулся и погрозил Олегу пальцем. — Что ж вы так, господин Дольный? Нехорошо обманывать правоохранительные органы. Сын — это святое.

— Да какой он отец?! — взвился Олег, но под тяжелым предупреждающим взглядом следователся опустился назад на свое место.

— Отец имеет те же права, что и мать, — веско припечатал Ефимов. — Есть у меня один человечек, — он вытащил из кармана визитницу и начал перебирать карточки, ища нужный контакт, — она и опеку поможет оформить, и алименты насчитает. Даже задним числом, и с процентами, и со штрафами. Правда, о работе заграницей придется забыть, — покаялся он, — но это не надолго, лет на десять-двенадцать, пока ребенок не подрастет. Звонить?

Кирилл скривился и, перестав, наконец, разыгрывать оскорбленную невинность, сплюнул на пол.

— Не надо, — взглянув на Тараса исподлобья, буркнул он. — Я всё понял.

— Ну и славненько, — Ефимов довольно захлопнул серебристую визитницу и поманил Авдеева пальцем. — Иди сюда, я хочу сказать тебе пару слов на ухо. Иди, иди, — и, дождавшись, когда Кирилл склонится к нему, шепотом добавил: — Тот человек, который вчера тебе физиономию разбил, просил передать пламенный привет и напомнить, что он тебе обещал, если ещё раз увидит рядом с Дольными. Господин Авдеев, Олега вот я крышую, а тот человек на короткой ноге с судебным патологоанатомом. Чувствуете, чем пахнет? Вы бы задумались над его словами, а?

И, откинувшись назад на стуле, обратился уже к обоим дебоширам:

— Надеюсь, мы все друг друга поняли. Потому что я — не минздрав, и повторно предупреждать не буду. Ал, — гаркнул, что есть мочи, — телефон верни. Я закончил.

Глава 34

Всё на свете — и плохое, и хорошее — имеет обыкновение заканчиваться. И как бы далек этот конец не казался нам, однажды он всё же наступает.

Вот и моё приключение с рок-музыкантами подошло к своему логическому завершению.

Последний концерт в Москве отгремел позавчера. Мы хорошо выступили, даже Шес с его вечными придирками остался доволен. Конечно, программа была изменена по сравнению с изначальной и подогнана под меня, но наши гости — так в "Рельефе" было принято называть купивших билет на концерт — об этом не знали и вряд ли когда-нибудь узнают.

Это поначалу я робела и чуть ли не в обморок падала перед выходом на сцену. Но после трех-четырех выступлений почувстовала себя увереннее, начала получать удовольствие и перестала делать слишком явные ошибки. Я даже умудрилась проникнуться если и не любовью к рок-музыке, то каким-то видом уважения, признав за этим музыкальным направлением право на существование.

А ещё я решила вернуться в консерваторию и закончить обучение. Олег, после долгих споров, настоял, чтобы заработанные мной деньги за гастроли были потрачены именно на это.

Естественно, востановиться в "чайке" — московской консерватории — я не могла, поскольку это означало бы переезд. Но оказалось, что в питерской готовы засчитать мне практически все пройденные ранее предметы, так что начинать "с нуля" не было необходимости.

Шес связал меня с приятной и дружелюбной девушкой с моей бывшей кафедры, которая помогла оформить все необходимые документы в течение каких-то нескольких часов. Даже добыла мне рекомендации — самые положительные — как от декана, так и от нескольких преподавателей. Оказалось, что часть их них меня даже помнили.

Казалось бы, живи и радуйся. Денег заработала, побывала в интересных местах, познакомилась с замечательными людьми... Но мне было скорее грустно, чем радостно.

Я не хотела с ними расставаться. И я не хотела расставаться с Алексом. Но, видимо, не было выбора.

С недавних пор Алекс почти прекратил общение со мной. Отвечал рубленными, казеными фразами, словно торопясь завершить разговор, едва начав его. Перестал подшучивать и писать первым. Он отдалялся с каждым днём всё больше и больше. И хотя мне и было это неприятно, умом я понимала, что так, наверное, лучше.

Самой-то себе можно было признаться — я влюбилась в него. В человека без лица и без имени, в виртуальный мираж. Продолжать эти отношения не имело никакого смысла, только делать себе больно. Это дружить можно на растоянии, а для любви — именно любви, а не влюблённости — необходимо что-то более конкретное. Человек нужен, человек из плоти и крови, а не мигающий ярлычок на экране мобильного телефона.

Я много думала в последнее время об Алеке и его личине в интернете. Или, правильнее сказать — об Алексе и его личине в реальной жизни? Черт его знает. Я, если честно, уже сомневалась, один ли это человек. Знаете, то самое ощущение, когда "всё правильно, всё сходится, а ребеночек не наш." Или Снегов мастер перевоплощений, или я в очередной раз запутала сама себя.

В конечном итоге я просто плюнула на это дело. Ал не Ал — какая разница? Мне нужен был Алекс, а какое у него при этом будет лицо и какую маску он будет носить перед всем остальным миром — не важно.

Только ему от меня было нужно совсем не это. Он четко сказал, что я "должна знать, кто он." А мне было всё равно. Понимаете? Абсолютно, полностью, тотально всё равно.

Я так устала от постоянных поисков ответов на вопросы, которых не знала, от игр, правил которых не понимала... Я устала делать вид, что Александр Снегов является для меня кем-то большим, чем... просто другом.

Но, прежде чем уехать, я хотела закрыть этот круг. Хотела поставить точку. Убедиться, что хотя бы в этот раз поняла всё правильно. И позволить себе открыть новую страницу с кем-то другим, не оглядываясь назад и не думая постоянно, что было бы, если.

Наверное, не выпей я немного на прощальной вечеринке, устроенной мне ребятами, я никогда бы не набралась смелости сделать это, но...

vitek : Алекс, ты не занят?

снежный_барс : Что тогда?

Даже будучи слегка навеселе, я затаила дыхание, нажимая кнопку "отправить сообщение".

vitek : Что ты скажешь, если я предложу встретиться? Лично.

снежный_барс : Не принимай за меня решений.

Он кого-то очень напомнил мне в этот момент, но я была слишком увлечена разговором, чтобы задуматься. Тем более, он задавал вопросы, на которые я не знала, как ответить.

снежный_барс : Не ты ли совсем недавно утверждала, что точно знаешь, кто я?

vitek : Зато я вижу! Алекс, не надо меня унижать. Нет пишется очень просто — н е т.

Я психанула. Капитально так психанула. Это выглядело, будто я выпрашиваю у него что-то. Не хочет — не надо! Зачем унижать? Я что, маленький ребенок и не понимаю значение слова "нет"? Но он опять удивил.

снежный_барс : Успокойся и не грызи ногти.

снежный_барс : Конечно вижу, дурочка :)

Я икнула, резко захлопнула телефон и огляделась по сторонам. Ал стоял возле бара, спиной ко мне, и рядом с Тэкой и Ханом. Его рук я не видела. Глубоко вздохнув, я снова открыла мобильный.

снежный_барс : Так ты объяснишь мне разницу?

снежный_барс : Знаешь, если бы ты не написала сегодня первой, я бы сам к тебе пришел. Прочти.

В присланом оказалось стихотворение. Или песня. Не знаю. Но это было красиво и слова трогали за душу.

Я вижу радугу опять в твоих глазах,

снежный_барс : Завтра в пять тебя устроит?

Мы договорились встретиться в пять вечера в небольшом уютном кафе недалеко от гостиницы, в которую четыре дня назад Чешко перевез нас с Даней и Валентином. Причину столь внезапной смены дислокации звали Кириллом.

Мне и раньше казалось, что я видела его мельком пару раз. В Саратове, кажется. Но прежде, чем я успевала подойти, он исчезал. Я грешила на пароною, но, возможно, это в самом деле был он. Во всяком случае, в Москве он точно объявился — как раз когда я была в консерватории — и перепугал Даню.

К тому времени, как я вернулась, Чешко и Валентин уже разобрались с этим сталкером и, пригрозив полицией, вынудили уехать. Но на всякий случай, меня заставили сменить гостиницу.

В том суматошном переезде я, наверное, и умудрилась потерять свою записную книгу. Я перерыла все вещи, готовясь к отъезду домой и укладывая наши с Даней чемоданы, но нигде не находила её. Книгу было жалко — одна из последних вещей, купленных мне отцом перед тем, как он слёг. Своего рода память о нем. На всякий случай, я решила заглянуть напоследок в студию "Рельефа", надеясь, что всё же забыла её там.

В студии царил уже привычный легкий бардак, всегда сопровождавший моих рокеров. Чья-то одежда горой на полу в дальнем углу. Зеленый пластиковый стул, заваленный кабелями, проводами, удлинителями и всевозможными переходниками — в другом. Небольшой журнальный столик со стеклянной поверхностью, весь оклеенный стикерами-напоминалками, с кучей нотных альбомов, дисков — в коробках и без, флешек, обычных ученических блокнотов и популярных журналов — здесь богует Шес. Серебристая Yamaha Tyros, которую я из принципа продолжала называть ионикой, с идеально чистой поверхностью, без малейшей пылинки или даже отпечатков пальцев — вотчина Боровски. "Фрося"...

Я подошла к ударной установке, тронула крэш, легонько погладила навесной том. Родная моя, мне будет тебя не хватать. Но твой хозяин вот-вот снова возьмет в руки палочки, потерпи немного.

Я присела на табурет, склонилась к рабочему драму и полной грудью втянула воздух, чуть прикрыв глаза. Пахло кожей и немного пылью — так знакомо, что в глазах защипало.

Не разгибаясь я обвела комнату взглядом и вдруг заметила темно-оранжевый переплет под какой-то газетой на журнальном столике. Нашлась! Схватив свою записную книгу, я прижала её к груди, с трудом сдерживая слезы. Что-то я становлюсь излишне сентиментальной.

А прямо под пропажей обнаружилась знакомая розовая тетрадь. Я хорошо ее запомнила.

Утром четыре дня назад, перед поездкой в консерваторию, я тоже заходила в студию. Мне нужен был мой паспорт, а он, как и документы всех остальных ребят, на время гастролей находился у Анатолия Владимировича. Это облегчало процесс регистрации в гостиницах и другие организационные моменты.

Мы договорились встретиться в начале девятого, но менеджер опаздывал, а ключей от студии у меня не было. Так что я ждала его в лобби, раскулачив приветливого консьержа на чашку кофе.

Студия "Рельефа" находилась на третьем этаже высоченого офисного здания, где кроме них располагались ещё множество других контор, два банка, гимнастический зал, какая-то медицинская клиника и черт знает, что ещё. Через лобби всё время сновали туда сюда люди и я развлекалась, разглядывая их и пытаясь угадать их род занятий.

Вот прошла миловидная молодая девушка в трико и со спортивной сумкой через плечо — наверняка в тренажерку. А тот толстячок в солидном костюме наверное работник одного из банков. Ухоженный мужчина лет тридцати при галстуке и кожаном кейсе мог бы быть адвокатом, а молодящаяся тетечка скорее всего клиентка косметического салона на пятом этаже.

Возле входа затормозил черный скутер с двумя парнишками. Водитель остался на месте, не глуша своего коня, а второй, вытащив из багажного отделения жиденькую стопку столь знакомых мне по студенческим временам экзаменационных тетрадей, заскочил в лобби и направился прямиком к консьержу.