— Бесстыжая! Ты чё творишь?
— Да я ничего такого и не делала, просто пыталась помыть — рукой провела вперёд-назад и...
— Сколько раз?
— Не считала...
— От дура, так дура на мою старую голову! А сраму-то! Тьфу! Заставь дурака Богу молиться, так он лоб расшибёт!
— А чё терь делать-то? Как это... успокоить его? — не могла сама Юлька.
— Как-как! Терь никак! Ему баба нужна!
— А где взять?
— Не гляди на меня — я старая!
— А мне ещё рано! Молодая я для него!
— Ну, это такое дело: никогда не рано...
— Значит и не поздно!
— И откель ты така взялась — слишком умная? А... дурная?
— А чё сразу я, ба! Сама велела, я ж не хотела...
— Ох ты... — озадаченно воскликнул Петро, вбежав впопыхах, чтобы сообщить: банька найдена и уже затопил печь, а тут такое и...
— Это не я, а бабка! — тут же выпалила Юлька.
— И целовал тогда он тебя, потеряв сознание в бреду...
— Вы продолжайте — не останавливайтесь, — ввернула между делом Ядвига. — А я послушаю! Больно интересно у вас это получается! А то отстала я тут от жизни! Не каждый год выпадает удача свидеться с живыми людьми!
— Ой, а с кем вы, бабушка, тут общаетесь? — испугалась Юлька, подумав Бог знает что.
— С ними...
— Пы-правда?
— Зверями и птицами...
— Фу ты... — отлегло на душе у девицы.
— А ты чё подумала: я — ведьма? Мертвецов оживляю? Когда и сама ещо ого-го... — покосилась Ядвига на то, что подняла Юлька у Азаровского. — Эх, и озорная ты девчонка, как я погляжу!
— Ты сам ещё ого-го, бабуль...
— И на том спасибо! Идите в... баню! Марш мыться...
— Чё, прямо ща...
— И желательно порознь, а то потом у Петра така же будет проблема при виде тя в непотребном виде...
— Я не такая...
— Все мы — бабы, а они — мужики...
Пока они "купались" по очереди, не раз поругались. Юльке всё казалось: Пётр норовит подглядеть за ней, а он ходил кругами вокруг да около, охраняя её покой. Старуха меж тем основательно занялась Азаровским — омыла травами с отвара, а затем и им смочила раны, вымывая всю грязь, и наложила не то жир, не то масло, не то ещё какую-то мазь животного происхождения.
Бинтовать его пришлось уже девчонке.
— Как банька?
— Так себе...
— Чё не так, какая-то дёрганая? Петро подглядывал?
— А на кого ему ещё здесь заглядываться! Не на тя ж, бабуля!
— Как знать... как знать...
— Ну ты и сказанула, мать... — подал голос майор.
— Ой, — вновь зашлась в крике Юлька.
В избу влетел Петро в том виде, каком мылся в бане и таком же точно лежал Азаровский.
— От ты яво... — прыснула старуха.
— Ох-ё-о... — спохватился паренёк — и за то, что было неприкрыто у него, сведя руки внизу у паха.
— А ты куды уставилась? — толкнула старуха локтем Юльку в бок. — Не на того глядишь, бесстыжая!
— Это я-то, когда они — мужики...
— Вы чё творите, бабы? — разошёлся Азаровский. — Где мои штаны, а и...
Он не заметил на себе даже нижнего белья. Вместо трусов какие-то лоскуты, лохмотьями, точно они собирались его забальзамировать, превращая в мумию. Для них было главное — ожил.
— Да ты просто волшебница, ба! — расцвела Юлька прямо на глазах.
— Ну вот, дождалась благодарности... — улыбнулась в ответ Ядвига. — А то всё твердила: колдунья, да ведьма... Знахарка я — целительница...
— Где это мы?! — уставился Азаровский на молодёжь.
— Нах...нах... — пытался что-то сказать Петро. — У неё...
Он кивнул на старуху, прежде чем сверкнул голым задом перед ней, Юлькой и Азаровским, скрываясь из виду от греха подальше.
— Эх, мне бы годков этак сто скинуть, я бы ух... — озадачила Ядвига гостей.
Юлька уже привыкла, а вот Азаровский "познакомился" с ней впервые, да и то, пока что визуально, а в иной контакт толком ещё и не вступил.
— На хуторе, стало быть, — заключил он, дешифрировав нецензурное начало ответа Петра. — А вы — ху...
— Ядвига я!
— У меня и в мыслях не было оскорбить вас словом — хуторянка...
— А, ну тады продолжал, коли начал.
— Валера...
— А по отчеству?
— Лучше фамилии — Азаровский...
— Не наш — не хохол...
— Бульбаш...
— Та понятно, — старухе было занятно то, каким образом он оказался тут да ещё с детьми при оружии.
Долго объяснять не пришлось, старухе было достаточно узнать: на них напали и похоже на Украину.
— Схоронитесь покуда у меня...
— А не боитесь?
— Та пожила, всё одно помирать, а когда-то надо...
— Да ну, ба! Зачем же... — не удержалась Юлька от данного высказывания, окончательно изменив своё отношение к ней.
— Да дуркую я... одичала...
Азаровский не желал становиться обузой старухе.
— Ещё чего!
Ей как раз и не хватало едоков — пустых ртов. Секрет был прост: землянка — вход в подземное хранилище с продуктами питания, хранящихся исключительно в консервных банках и не только тушёнкой, но и колбасой. Всё это ей досталось "бесплатно" от немцев со времён Великой Отечественной, а по соседству имелся ещё и схорон оружия, сделанный ей в молодые годы, когда она не то что бы партизанила, как предположила в шутку молодёжь, да помогала раненым, укрывая их в землянке, глубоко под землёй. Так что их там не точно немцы с полицаями, но и собаки найти не могли. Знать помимо еды и в оружии не придётся испытывать дефицита.
Азаровский вперёд склада продовольствия желал проникнуть в арсенал старухи.
— Будя, шибко наваюесси... а ужо довоевалси... Полежи — отдохни! Ить умаяси с дороги. Да и дети прибились. Уймись, солдатик...
Ядвига провела рукой по лицу Азаровского. Смахивать пот, проступивший у него там крупными испаринами, не помышляла, враз усыпив.
— И как ты это делаешь, ба? — заинтересовалась Юлька
— Вот так... — повторила она те же действия в отношении девчонки, а затем и парня. И сама легла на полог подремать, пытаясь понять всё то, о чём ей наговорили здесь столь долгожданные гости — видела, что ждёт их впереди, но им об этом ни слухом, ни духом, даже заикаться не стала, смастерив обереги. Без них им не выжить в том мире, который менялся на глазах невероятным образом в чудовищную сторону — люди повально превращались в чудовищ, а и звери подстать им. И гонялись за ними. Она даже знала: скоро объявятся здесь те, кому также потребуется её и их помощь. А там... как Бог даст. Всё предвидеть не могла, но дурные предчувствия не покидали. И знала больше, чем говорила, а и могли себе вообразить гости — та же Юлька. Бабка её сразила. Теперь могла передать накопленный поколениями опыт целительства, как своей продолжательнице в данном деле.
Азаровский то и дело вскрикивал точно в бреду, а проснуться не мог — никто. Детвора и та сопела в две дырки, и лишь ближе к утру нового дня с наступлением зарева на дальне горизонте при восходе солнца старуха позволила им очнуться.
Юлька первой взбрыкнула по обыкновению, очутившись подле Петра, хотя и не помнила, как свалилась, и почему её сморил сон.
Тому также было всё невдомёк.
Старуха цыкнула, прищёлкнув языком. Ох, и остёр же был он у неё и в её случае язык её не враг, а друг. Но и Юлька не отставала от старухи.
— Я это... Это не я! Не сама! Так само как-то нелепо вышло!
— Да чё оправдываться... — вмешался Петро. — Немаленькие! И ругать нас некому!
— То-то и оно, — откликнулся Азаровский, напоминая, кто он и кем является по долгу службы.
— Да я вообще не призывного возраста ещё!
— Война не выбирает и не разбирается...
Старуха утвердительно кивнула в такт словам майора.
— Пора... позавтракать. Кто будет пить чай?
Юлька не торопилась выпячиваться, понимая: стоит вызваться и самой придётся обслуживать всех.
Пётр первым не удержался. Ему и ведро в руки и дорога заказана к колодцу, а затем к топору с дровами и печке. Азаровскому старуха не разрешала особо суетиться, но и он не помышлял отлынивать от работы, опасаясь: мышцы совсем атрофируются.
— Не калека, даже не инвалид...
— Просто шибко пришибленный, — выдала старуха.
— Чё?!
— Контуженый — говорю...
— Не без того, да и отшибить ничего там не могло! Тем более мозги! Голова же кость — болеть по определению не может!
Юлька улыбнулась. Зря. Её и припахала к работе старуха.
— Прежде на стол накрывай, опосля и рот разевай!
Пришлось двигать на склад продовольствия. В пакетах она обнаружила галеты. Не хлеб и не печенье, но и то хорошо, а и варенье нашлось в виде джема всё в тех же банках с фашисткой свастикой.
— Полицаев в роду не было, — не удержался Азаровский.
— Обидеть решил, мил-человек? Или ни к месту пошутил? Не выдам — не боись! — мгновенно отреагировала старуха.
— Извини, мать, должна понимать — западная Украина...
— Так ить сам бульбаш — не все партизанами были, хватала и таких, о ком сам речь завёл...
— С дуру ляпнул, не подумав, у меня много родственников полегло тогда.
— А я вовсе мужа не дождалась. Только обвенчались и на тебе... война проклятая... А сызнова... Беда...
Запись N19
— БОМЖИ -
Методы у папы Карло были весьма жёсткими
— он просто снимал с Буратино стружку.
(типа анекдот)
Узкое и мрачное пространство вытянутого туннеля навивало уныние на всякого, кто опускался туда, и пускай не так часто, как доводилось некоторым людям это делать сейчас, но надёжнее укрытия не найти. Правда, там порой встречались бомжи, а и беспризорники, либо просто диггеры, даже бандиты, уходя от погони, либо своих же матёрых соратников по делюге, но факт оставался фактом — подземка всегда обжита и кем-то занята, делясь на свои никому неизвестные территории. Районный принцип городского уклада жизни здесь не действовал. Да и люди постоянно исчезали. То тут, то там даже в спокойные времена находились жертвы. И не всегда сами попадали туда, чаще выбрасывали, убирая подальше от людских глаз трупы. Какой только сброд здесь не обитал. Это был своего рода подземный жилой квартал. Работники по обслуживанию подземной коммуникации и то по одиночке не ходили, даже парами старались редко, чаще группами и с монтировками да разводными ключами, ну и естественно ножами. Без холодного оружия — необходимого инструмента по обрезанию проводки — никуда. Кусачки хорошо, но в определённый момент и не здесь. Да осветительных приборов побольше и мощней. Обитатели не любили светиться у них перед глазами, поэтому чаще сами предпочитали не трогать их, в противном случае сюда пожалуют живодёры из числа омоновцев. А тут напасть, люди хлынули к ним точно крысы, избегая чего-то, что было недоступно им. А это уже было нарушение целостности их территориального принципа и размеренного уклада жизни. И что самое противное — силовики.
Одну такую группу они и засекли, оставаясь в стороне, наблюдали. Худшие опасения подтвердились — соглядатаи принесли известие о повальной зачистке. Против них, как думали "пещерники", муниципальные власти бросили отряд ФСБ. А это не ОМОН — одним переполохом для галочки не отделаться. Требовалось срочно принять непопулярное решение. Поэтому их негласный предводитель объявил им: всех чужаков обыскивать, и если обнаружат что-то интересное — какую-то важную личность — тут же тащить к нему, не взирая на время суток в "подземелье", поскольку здесь в отличие от горожан на поверхности день означал ночь, а ночь — день. Днём особо не нагуляешься по городу, и обязательно привлечёшь внимание своей неказистой внешностью, а тёмные личности любили тёмное время суток, делая аналогичные дела. Это разного рода шушера — бомжи и беспризорники — были в праве показываться там днём, а личности рангом выше — исключительно ночью.
Именно поэтому соглядатай, представший перед подземным "начальником", разбудил его и робко зашептал дрожащим голосом:
— Попался...
— Кто?! — не понял спросонья пещерный царёк, коего старались не трогать даже коронованные особы из воровского мира на поверхности — в особенности смотрящий за данным регионом страны.
— Один из них... — продолжал сыпать загадками соглядатай.
— От ты чертила! Толком скажи: кого схватили?
— Вот... — указал он, кивком головы, выхватив в свете керосиновой лампы лицо того, кого приволок на пару с подельником. — Его...
— Ты кто? И что забыл у нас? Наверху места мало стало? — рассердился мрачный тип с внешностью бомжа, но не дошедшего до ручки.
Возмутитель спокойствия "пещерников", недовольно скривил лицо, щуря глаза от ненавистного света слепившего его, уверенно заявил:
— Да вы в своём уме? И вообще, знаете, с кем имеете дело? Я — сотрудник ФСБ...
— А сам, пацан, кто я? Те чё надо у нас? Забыли твои сотрудники и ты с ними? Жить надоело?
— Самим! Это что такое?
— Вот ты и объясни мне!
— Кому — бомжу?!
— Кхе-кхе... — закашлялся соглядатай.
— Нет, ты слыхал эту наглость, Сопля?
Тот в ответ шмыгнул одобрительно носом.
— Он явно ещё не понял, чё попал, а конкретно!
Сотруднику силового ведомства и без того было очевидно: им занялись какие-то тёмные личности, скрывающиеся в туннеле от органов правопорядка.
— Доставай то, чем мы обычно достаём таких доставучих типов, как он, — продолжал ухмыляться "пещерник".
— Будем клеймить или... — спохватился сопливый соглядатай.
— Чё-то точно сделаю с ним, а чё — не решил ещё, но уже почти знаю: ему конец... — ввернул в продолжение "пещерник".
Усольцев-младший узрел перед собой...
— Анальный детектор лжи, — оскалился пахан бомжей.
— Да вы чё, му-муж-Ик-и... — заробел Павел. — Это же паяльник!
— Так не утюг — гладить тя им по головке не собираемся, — усмехнулся "пещерник". — Чай не звери, али бандюки какие — люди мы! И очень добрые сегодня! Засуну те енту хреновину, шоб ты боле не совал кое-что, куда непотребно! Иначе всё одно не поймёшь! Слово оно ведь воздух — пустой звук, а вот дело — это дело! Поворачивайте его, хлопчики, да спускайте штаны! Шоб "голубок" боле не мог заниматься тем, чем непотребно!
— Я не мент! Я сотрудник силового ведомства — ФСБ... — зашёлся в крике Павел.
— А нам шо ФСБ, шо МВД — всё одно! Мент он и есть, а поганый!
Паяльник накалился. Проверить было несложно. Для острастки "пещерник" сунул его в стакан с палёной водкой — поджёг.
— Ну, за твоё здоровье, голубок! Фу... — потушил возгорание на одном дыхании "пещерник" в стакане, и опрокинул его содержимое в глотку. Крякнул и чмыхнул. — Уф... Ух... Хорошо пошла, зараза!
— Вот это жо-Опа... — не удержаля соглядатай.
— Ну ты, сопливый, слюни подбери, — не понравилась "пещернику" реакция Сопли. — А то ща самому вставлю по самое не забалуешь! Ишь ты его — дон Педро!
— Да будьте же людьми, мужики! Давайте нормально поговорим... — продолжал сыпать фразами без умолка Павел. — Вы хоть знаете мою фамилию...
— Нам достаточно того, шо ты из службы на три буквы! Вот на них, кои малюют на стенах зданий и заборах, пошлём отсюда подальше...
— Да я бы и сам рад уйти, так не пускаете же! И не за вами сюда спустился, а...
— За чем или кем? — продолжал выдерживать паузу "пещерник" по знакомству Павла с анальным детектором лжи. Похоже, тот был готов ему выложить всё без обиняков на чистоту, если они его в свою очередь не тронут. А он их — и подавно!
