— Ты главное-то уловил, Буревой? — я чуть поднял бревно, чтобы сильнее наклон был, и заменил деда на пилораме.
— Да, пахать много надо, чтобы клея много было. Много клея — много фанеры этой твоей. Много фанеры — много туесков да бочонков наделаем, — дед сам принялся строить причинно-следственные связи, — а чтобы распахать конь нужен.
— Ну вот и я о том, — приятно получать поддержку своим идеям, — коня надо, или что-то другое, что тягу даёт.
— Что? — хором спросили мужики.
— Потом расскажу, пока думаю. Но для этого мастерская все равно нужна. Я потому дом такой хитрый задумал — в одной половине буду работать, в другой — жить. И ещё, окна нужны, большие, чтобы светло было, день зимой короткий. Да стеклом их закрыть — которое ещё сделать надо — для уменьшения потери тепла, — я загибал пальцы, — тогда может что и выйдет.
Хитрый дом мой был оригинален для здешних мест. Сам на две комнаты, но с двумя слоями стен и поднятый на столбах. Это я под впечатлением от бани так решил делать, уж очень удачная конструкция вышла, а главное — тёплая. Между наружной и внутренней стенкой планировался проход под метр шириной, там и хранить чего-нибудь можно будет. Промежуток от земли до пола надо заколотить, чтобы потери тепла ещё меньше были. Тут я особо ничего не изобрёл, дед говорил, что и сейчас на камнях большие избы делали. Но мы такого размера валуны просто не утащим, придётся на столбах сооружать. Ну и оставлять зазоры большие у крыши, да ждать пока высохнут бревна и все притрётся — сушилка толстое дерево не брала, подсушивала чуть и все. Крышу чуть другую хотел, вентиляцию предусмотреть надо, внутренние стенки досками отделать. Под жилое строительство наши сборщики в лесу готовили мох — им прокладывать бревна надо, дед так сказал. Для сборщиков мха мы сделали тачки с двумя колёсами со спицами и фанерным коробом поверх. Достаточно лёгкая и прочная конструкция вышла, девушки её теперь чуть не везде с собой таскают.
К системе отопления подошёл с особой тщательностью. Печка будет у внутренней стенки пятистенка, с фанерными трубами, как в сушилке. Она станет гонять тёплый воздух по комнатам через пол. Привычные для местных отопительные приборы я забраковал. Тут форма и размер печей были специально сделаны так, чтобы они долго остывали. Их крепко топили, половину ночи камень тепло отдавал, потом опять дровами кормить эту систему надо. Вот чтобы меньше дров уходило, да реже ночью просыпаться, хотел попробовать воздушное отопление. Все это — двойные стены, внутренняя отделка, подъём над землёй, заполнение опилками да стружкой сушенной пространства между панелями внутри и брёвнами стен — было призвано снизить потери тепла и сэкономить на дровах. Хотя может я и зря так сильно беспокоюсь — тут теплее чем я рассчитывал, тот самый климатический сдвиг, о котором я рассуждал ещё при попадании сюда, давал о себе знать.
Работа закипела после того, как закончили заготовку брёвен и материала. Натаскали камней для печки, с "плато" принесли очередную партию уголка, досок заготовили тонких и просушили их. Печку поднимали на отдельных столбах, с неё, собственно, и началось строительство. А вокруг отопителя уже стали сооружать сам дом. Работа спорилась — опыта даже я набрался, хотя дед, по моим ощущениям, и сам бы справился. Очень уж он лихо топором орудовал. Ну и мои придумки, вроде блоков да рычагов, пригодились.
В процессе строительства Буревой разродился идеей перепахать поле на зиму. Пришлось бросать все, и перепахивать на своей спине поле, тот участок, что планировали под рожь в следующем году. В этот раз получилось спокойнее да легче. То ли из-за земли влажной, то ли из-за привычки, а может потому, что я убрал из "плуга" одно лезвие и оставил три.
После осенней пахоты нам оставалось только крышу собрать, да внутренней отделкой занять, как и инженерными системами — отопление, вентиляция. Девушки помогали с мхом, подкладывая его под бревна, дети тоже в стороне не остались, они наяривали на лесопилке. Я отвлекался на кузницу, создавая металлические запчасти для печки. Пару раз ночью были морозы. Да и днём зачастую температура колебалась около нуля. Я боялся, что не успеем к холодам, но народ был настроен решительно, и уверил меня, что дом соберут до крупных заморозков. Им и самим, по-моему, интересно, что получится в итоге.
Когда собрали сам сруб, начал проверять печку. Пришлось традиционно делать много исправлений, ликвидировать просчёты. Но в итоге тёплый воздух бодро двигался по фанерным трубам, обогревая моё будущее жилище. Я начал переезжать в дом. Отделал себе небольшой уголок пола досками, чтобы на брёвнах не ночевать, натаскал кучу лапника для постели, и перенёс свои вещи внутрь. Моя печка, если её правильно набить дровами, да подрегулировать подачу воздуха с улицы через специальную фанерную трубу с заслонкой, позволяла всю ночь давать тепло, не просыпаясь на растопку. Я такой опыт провёл не раз, и только после него решил перебираться внутрь. Огонь раскалял медные, сплетённые из проволоки кабеля, нагревательные элементы. От них прогретый воздух шёл по фанерным трубам в полу и делал тёплым участок пола, который я себе определил в качестве постели. Двери, двойные, как и стены, только смещённые друг относительно друга. Внутри темно, лишь огонь в печке иногда своими отблесками освещает куски торчащего из стен мха. Все скрипит и постанывает, дерево усаживается, сохнет и притирается друг другу. В межстеночном пространстве иногда тихонько гудит воздух, это моя вентиляция...
Я присел на кучу лапника. Теперь это мой дом. Внутри как будто лопнула пружина, сломался мой внутренний генератор паники. Первый раз в этом мире, я почувствовал некоторое подобие спокойствия. Мысли текли ровно, потом замедлились и вообще прекратились. Сквозь дрёму уже я слышал, как кто-то из местных зашёл ко мне, и потихоньку удалился, обнаружив меня лежащим на "кровати". Был полдень, работы было невпроворот, но я вырубился. Просто отключился, без сновидений, без тревог, спокойный и глубокий сон забрал меня в свои объятья. Накопившаяся за эти девять месяцев усталость давала о себе знать. Всё это время я отдыхал лишь урывками, ощущение того, что если остановлюсь, то погибну, присутствовало постоянно, с утра и до поздней ночи. Я и спать-то отправлялся только тогда, когда глаза уже слипались. Теперь же, после того, как мы соорудили мой дом, пришла некоторая уверенность в себе, в своих силах, в возможностях моего рода, в будущем. Да, мы можем. Многое сделаем, совмещая знания местных с моей теорией, навыки предков и решения из будущего. Я не был на войне, но наверно так чувствуют себя солдаты после долгой кровавой битвы, завершившейся победой. После бешеной гонки, рывка на грани человеческих сил, я заехал на пит-стоп. Ещё предстояло много работы, но пока у меня перерыв. Отходняк. Катарсис.
Я проспал двадцать часов. Никто из местных за всё это время меня не побеспокоил. Дров в печь подкидывать тоже не пришлось.
19.Деревня на Ладожском озере. Расчетный время — зима 860— весна 861 года
Декабрь месяц был холодный. Навалило снега, причём он остался с первого снегопада да так и лежал всю зиму.
Я обустраивал жилище. Если, конечно, можно так назвать мой пятистенок с печкой. Традиционно, для начала, как водится, делал инструменты для производства. Переделал свой токарный станок на сухой древесине, с первыми морозами он начал существенно портиться. Утеплял кузницу чем придётся, заделывал щели. Потом вместе с Буревоем и Кукшей утепляли ткацкую мастерскую с нашими химическими баками. Делали временные стены, конопатили щели опилками со смолой. Барышни наши шили нам комплекты зимней одежды. Её делали стёганой, набивали куделью. Получались вполне сносные фуфайки и ватные штаны. Они великолепно держали тепло и были достаточно устойчивы к влаге.
Самая большая проблема была с обувью. Кукша, как ни старался, не мог найти зверя на мех для тёплой обуви. Так что пока обходились паллиативом — мы гарцевали в утеплённых берцах, на манер фуфайки их сделали, с толстой, набитой куделью стелькой. Это позволяло нам работать на морозе. Обувка довольно часто промокала, загоняя тем самым нас в дом, переобуваться. Правда, делать по такой погоде на улице было особо нечего.
Закончив с утеплением производственных помещений, оставил мужиков заниматься своими делами, а сам занялся чистовой отделкой своего дома. Буревой с барышнями опять принялись за ткань, зима показала, что нам её всё ещё сильно не хватает. Кукша ходил по лесу в поисках дичи. Я делал себе нормальные двери на большущих деревянных петлях. Неплохо получилось, громоздко, но удобно. Утеплял двери изнутри опять же куделью и тканью.
Вообще же, после того, как меня "отпустило", работать было легче и приятнее. Я уже втянулся в местную жизнь. То, что раньше пугало меня до потери пульса, например, долгий, кропотливый тяжёлый физический труд, даже стало приносит некое подобие удовольствия. А в новой бане обнаружил, что вместо пивного брюшка оброс мышцами и жилами. Монотонная работа по отделке дома позволяла много думать, вспоминать разное из своей прошлой жизни.
Вспомнился и "Таёжный тупик", повесть, о которой я думал в день своего попадания сюда. Сравнивал прочитанное в юности с окружающей меня деревней, мыслил о том, чем отличается наш быт от жизни отшельников Лыковых. В принципе, ничем. Но у нас лучше — это я авторитетно заявляю. У тех с железом были проблемы — мы их закрыли ресурсами плато. Людей там поменьше жило, а нас всё-таки целый коллектив. Ну и стартовые условия совершенно разные — они в тайге да в чащобе себе с нуля все строили да "изобретали", а у нас какая-никакая, но деревня, и моя инженерная подготовка. Вот и обросли мы барахлишком, не в пример тем отшельникам. Нам бы ещё зиму так же эффективно провести — вообще здорово будет. А с этим проблема. Нужен свет для работы, а для этого стекло. Вот им и занялся.
Золу мы давно с дедом "отпиролизить" собирались, но все руки не доходили. А теперь чуть время появилось — и я засел за опыты. Традиционно, начинал с консервной банки. Вываривал в ней золу, много золы, убирал всплывающий мусор, закидывал свежую партию. Потом выпаривал раствор. Получил заметный белёсый осадок на стенках. Улучив момент, когда наши ткачи сделали перерыв в производстве, проводил эксперименты уже в большом баке. Результатом было мне три килограмма древесной соды, причём это из всей золы, накопленной нами за летне-осенний период. Разве что на стирку оставил немного. Начались мои мучения с поиском пропорций для варки стекла.
Сначала все упёрлось в посуду. Её пришлось ковать из стального уголка от опоры ЛЭП, склёпывая полосы и сваривая их между собой кузнечным способом. Сделал нечто напоминающее микроскопический котелок, вроде неплохо получилось. Только вот песок с древесной содой никак не хотел превращаться в стекло. Что я только не пробовал! Первые результаты стали появляться только тогда, когда песок с озера растолок практически в пыль, как и древесную соду, да смешал где-то один к шести. Образовались небольшие капельки. Греть правда, сильно пришлось, и угля много уходило. Опять пришлось отдельную печку собирать, играться формой котелка для выварки стекла да режимами работы. Первая плавка ушла на подготовленный железный лист, отполированный до блеска. Снять с него стекло получилось, только разбив его. Это было не сложно — оно потрескалось само, когда остывало. Разглядывая зеленоватые, мутные кусочки, думал, как добиться прозрачности и снимать стекло с формы без потерь. Эксперименты затянулись...
Процесс, получившийся у меня, был муторным и долгим. Лил теперь я его в формочку в виде ванночки из очень тонкой меди. Такую получал, плюща проволоку из кабеля. Ванночку предварительно довольно сильно нагревал. Потом сама варка стекла, заливка в форму, процесс остывания. Он стал многоступенчатый, сначала на небольшом очаге чуть температура снижалась, я же постепенно отодвигал форму от огня, и в конце переносил на верстак. Чтобы снять готовый кусочек стекла приходилось ещё раз нагревать ванночку, она отставала от получившегося слитка, расширяясь. Дров ушло уйма, времени — не меньше. Сел за расчёты — при толщине получаемого продукта, опираясь на доступную древесную соду, я мог сделать около двух-двух с половиной квадратных метров стекла. Этого не хватало даже на два одинарных окна во внутренней и внешней стенке дома. А я хотел делать двойные. Надо жечь золу.
Буревоя еле уговорил. Он вообще смотрел на мои идеи с большими окнами скептически, боялся за дрова, что нам их не хватит на отопление. Я упирал на то, что в любом случае нам надо зимой на лесоповал, заготавливать стройматериалы. Дед сдался, сдался под обещание стеклянной посуды, которую потом, со временем, я ему обязательно сделаю.
Начался период утилизации заготовленных бревен. По другому я это назвать не могу — килограмм древесной соды у нас выходил с пяти семиметровых деревьев. Зато древесного угля, сажи, смолы, скипидара, спирта заготовили очень много. Смолу морозили кусками, в ящиках, складывали прямо на улице кирпичами. Спирт нещадно жгли в лампах, да и просто пускали на растопку, как и скипидар. Древесный уголь уходил на мои кузнечные работы, остатки большой кучей чернели возле ткацкой мастерской. Соды древесной, поташ её дед назвал, заготовили даже с запасом, раза в два. Сыграл свою роль постепенно доведённый до совершенства процесс, пускание на золу веток, стружек, опилок, всего, что горит. Разве что иголки шли на ткачество — за этим барышни строго следили. Дед сам засел за производство стекла — я ему давно обещал, пусть попробует. Контролировал этот процесс, помогал советом, Буревой все делал в одиночку — сам пользовался термометром, сам предлагал некоторые улучшения для выгона древесной соды, сам подбирал сырье для производства. Он даже часть сена пустил на золу, попробовать выход полезного продукта. Из высушенной травы получилось сильно больше поташа, но угля она не давала. Сено дед тоже заготовил, много, ещё в июле. Он так косу из будущего опробовал, ну и увлёкся. Кормить нам тем сеном некого, разве что местные в качестве постелей его использовали, набивая им мешки-матрацы и подушки. Вот стог, высотой метра три, и возвышался на поляне, где его косил дед. Большую производительность дал инструмент из будущего.
Я тоже не сидел на месте. Совершенствовал процесс производства стекла, чистки сырья, размельчения песка. Теперь я песок вываривал перед использованием, "пробулькивал" воздушным насосом, собирал на поверхности мусор, добивался белизны. Почищенный песок долго тряс в самодельной же драге, чтобы осели более твёрдые частицы, из килограмма начального сырья брал только половину, остальное шло на наждаки да точильные круги. Изменял форму для варки, нагрев стал более равномерным. Заливочная ванночка стала разборной. Для выдавливания пузырьков воздуха стекло, в виде пластичной массы, пропускали через несколько металлических валков. Поташ мы прокаливали и выпаривали по несколько раз, добиваясь его чистоты. Результат был не ахти. Слишком хрупкие пластинки выходили у нас. Да ещё и натурально портились под воздействием воды. Пошли методом перебора — в состав для выварки начали запихивать всё, до чего могли дотянуться. Успех нас ждал с известью — после подбора необходимой доли её в смеси начало получаться что-то похожее на привычный мне материал. Эксперименты продолжились.
